Девушка молилась. Неустанно просила Тьюреда о чуде.

Смотрела на белого жеребца, стоявшего у поилки. Когда испугалась, что сходит с ума от бесконечного ожидания, она отмыла седло от крови, почистила шерсть. Столько крови!

Элодия снова поглядела на дверь. Когда взойдет солнце, она войдет в хижину, что бы ни говорил ворчливый проповедник.

Жив ли Адриен? Хороший ли это знак, что старик не звал ее, или же он просто не сдержал обещание? Старик приводил ее в ужас. Он напоминал ей священнослужителя, который много лет назад со стражниками утащил из Нантура ее и брата.

Какой-то звук заставил Элодию поднять голову. Дверь!

Отодвигали засов. Неужели проповедник пришел за ней? Неужели все? Она часто слышала, что смерть наступает с первыми лучами солнца. Молодая женщина сдержала слезы, неловким движением провела по волосам, чтобы поправить их. Не должен Адриен видеть ее плачущей и растрепанной!

Из двери вышел белый рыцарь. Элодия испуганно дернулась, так сильно была удивлена.

— Адриен!

Он улыбнулся ей.

Она бросилась к нему, обняла. Ее руки касались его волос.

Она осыпала его поцелуями. А затем немного отстранилась, чтобы лучше разглядеть. Он казался немного неуверенным.

— Это… это чудо, — недоуменно пролепетала Элодия.

Рухнула на колени, подняла руки к небу и неистово принялась молиться Тьюреду. Это чудо! Господь спас своего первого рыцаря!

— Старый священнослужитель поставил меня на ноги, — негромко произнес Адриен.

— Я тоже хочу поблагодарить его!

Молодой человек рукой преградил ей дорогу в хижину.

— Лучше не надо. Он ворчливый старый козел. И он не очень высокого мнения о тебе, Элодия. Мне не хотелось бы, чтобы он ранил тебя злым словом.

Она удивленно смотрела на него.

— Я как-нибудь переживу.

— А я, возможно, нет. Прошу, не ходи в хижину!

В первых лучах солнца его глаза лучились почти магическим синим цветом. Он был так красив! Так невероятно красив! И он победил смерть ради ее любви. Элодия нежно погладила его по щеке.

— Я люблю тебя, Адриен.

Внезапно он погрустнел.

— Что с тобой?

— Тебе придется набраться со мной терпения. Может статься, что иногда я буду странным… — Он потупил взгляд. — Я… боюсь, ранение потребовало свою цену, несмотря на то что внешне я цел и невредим. Помню не все. — Он запнулся. — Не помню, когда мы впервые поцеловались. Боюсь, иногда я буду несколько странным любовником…

Элодия снова обняла его. Ей стало больно оттого, что он не помнил… Ведь со времени их первого поцелуя прошло всего два дня! Но он смотрел в лицо смерти! Он имеет право быть странным!

— Думаю, мы всегда были странной парой. Еще ребенком ты влюбился в меня, хоть и знал, чем я занимаюсь… А я отравила тебя, когда Тьюред послал тебя мне, а я не узнала. — Она улыбнулась. — Может быть, это и хорошо, что ты не вспомнишь некоторые вещи. Ты родился заново. Давай начнем новую жизнь. Давай забудем то, что было!

Адриен задумчиво кивнул.

— Да, родился заново… Пожалуй, так и есть. — И вдруг поцеловал ее со страстью, которой она в нем не знала. Теперь его не ослаблял яд.

— Идем, Элодия!

Она поглядела на дверь. В хижине было темно. В глубине виднелись неясные очертания фигуры на ложе.

— Но твой учитель… священнослужитель. Ты ведь не можешь уйти, не сказав ему ни слова!

— Я понесу его в своем сердце. Он всегда будет со мной.

А сейчас ему нужно отдохнуть. Нам не следует мешать ему.

Когда он проснется, мы не услышим от него ничего, кроме упреков. Он очень зол на меня. Так что оставим его. То, что он вылечил меня, истощило его силы. Он будет спать долго…

— Куда же нам теперь идти, любимый мой?

Он одарил ее очаровательной улыбкой.

— Я родился заново. Ты сказала, мы начнем новую жизнь.

Мы можем пойти куда угодно. Весь мир наш!

Эмерелль вышла на просторную террасу, расположенную высоко над городом. Посмотрела на гавань, на город. Утренний туман рассеивался. Эльфийка все еще слышала далеко под собой шум самых стойких празднующих. Всю ночь она принимала поздравления и пожелания. Пожала множество рук. Даже руки князей, которые еще вчера были якобы верными приверженцами Гильмарака.

Только один не пришел. Тот, кого она ждала больше остальных. В какой-то момент Фальрах исчез с баркаса.

Королева подошла к перилам террасы. Чем дальше уходил туман, тем отчетливее проступали раны города. Сожженные дома. Пустые окна, стены над которыми почернели от копоти.

Пройдет еще много времени, прежде чем Вахан Калид воссияет в своем былом великолепии.

Город — это отражение Альвенмарка, с грустью подумала Эмерелль. Повсюду следы третьей гролльской войны. Самой страшной. Эльфийка надеялась, что Гильмарак и Сканга не нарушат мир. В прошлую ночь она много услышала о правлении троллей и кобольдов. И не только плохого! Нужно проверить, какие изменения оказались позитивными. Дома можно отстроить. Но просто стереть правление троллей не получится. Ее новое королевство будет иным, не таким, как то, что погибло двадцать восемь лет назад в пожарах Вахан Калида. Возврата туда не было.

— Госпожа? — В дверях на террасу появился Альвиас.

— Да?

— К вам гости.

Она вздохнула. Ей действительно было не до рукопожатий.

— Кто это?

— Олловейн.

— Впусти! — Эмерелль произнесла это с большим чувством, чем пристало королеве.

Альвиас поднял брови в молчаливом укоре. А затем привел Фальраха.

Войдя на террасу, эльф низко поклонился, странно размахивая в воздухе правой рукой.

— Ваше высочество…

Эльфийка рассмеялась.

— Что это значит?

Фальрах выпрямился. Ей показалось или он слегка пошатывается?

— Я еще никогда не говорил с вами как с королевой, ваше высочество. Я еще не обучился этикету.

— Надеюсь, между нами ничего не изменилось.

Внезапно он погрустнел.

— Как скажете!

Вот глупец! Она имела в виду не это!

— Я надеялась, что ты останешься при дворе. Какую должность ты хочешь?

— Это приказ?

— Конечно нет!

Фальрах развел руками.

— Я думаю, будет неразумно, если я останусь. Игрок в придворной должности… — Он снова улыбнулся. — Может быть, в качестве казначея… Но пойдут пересуды. И у тебя не будет времени, как вчера ночью.

— Где ты был?

— Пил с Оргримом. — Фальрах заморгал, словно глазам было больно от света. — Он пьет, словно в бездонную бочку льет. Вообще-то он совсем неплохой парень… для тролля. Мы поладили. Ты не поверишь, о чем он меня спросил. — Эльф покачал головой. Эмерелль догадалась: решение принято. — Он спросил, не соглашусь ли я сопровождать его в Нахтцинну в качестве его лейб-гвардейца. Он просто не хотел понять, что я на самом деле не Олловейн.

— Зачем троллю лейб-гвардеец из эльфов? Абсурд какой-то!

— Нет, ты должна выслушать всю историю. Он беспокоится из-за одного эльфа. Фародин зовут его. Оргрим совершенно уверен, что этот Фародин попытается его убить.

Эмерелль понимающе кивнула. Она знала историю древней вражды.

— И ты пойдешь?

— Ненадолго… Я подозреваю, что Оргрим должен неплохо играть в фальрах. Он рассказывал о своих битвах. — Обезоруживающая улыбка появилась на лице эльфа. — Я рад, что ты вернулась с Головы Альва. И я пришел сюда, чтобы сказать тебе это. Надеюсь, ты нашла то, что искала.

— Можно было бы сказать, что я встретилась с Олловейном… Я не смогла взять его с собой. Он остался на горе. Навсегда. — Голос отказался повиноваться ей. Перед глазами снова всплыло лицо белокурой девочки.

— Может быть, ты захочешь рассказать мне о нем.

Эмерелль удивленно посмотрела на Фальраха.

— Зачем?

— Когда ты говоришь о нем, твое сердце освобождается.

И, быть может, он ближе к нам, чем ты думаешь.

— Неужели ты стал романтичным, Фальрах?

— Нет, ты же знаешь, я страстный игрок. Во всех моих действиях есть расчет. Может быть, я надеюсь научиться у него завоевывать твое сердце.