— Это я надену завтра на праздник! Разве оно не чудесно?

— Ты действительно выглядишь как принцесса, — с сильным акцентом произнесла Лейлин. Язык Фьордландии давался ей с трудом. — Цвет очень хорошо подходит к твоим прекрасным белокурым волосам. Впрочем, тебе нужно немного укоротить подол. Если хочешь, я помогу.

Мелвин этому не очень обрадовался, но ничего не сказал.

— Пожалуйста, останься на праздник, — негромко сказала эльфийка.

Братец закатил глаза. Но Кадлин хорошо знала, что он не может отказать Лейлин.

— Ты мог бы и на всю зиму остаться.

— Зимой эльфы пробуждают плохие воспоминания у твоего народа.

— Это было так давно…

Полуэльф покачал головой.

— Забыть это нельзя. Я же вижу, как на меня смотрят. Лейлин тоже замечает… Мы пугаем твоих людей, хоть ты и закрываешь на это глаза.

— Я могла бы присмотреть за Конлином. Тогда у вас было бы больше времени друг для друга, — с заговорщицкой улыбкой произнесла королева.

Похоже, Лейлин услышала ее слова. Как бы то ни было, она снова покраснела.

— Нет, Кадлин. Мы вернемся следующим летом. После праздника нужно уйти. В горах уже снег. Если мы слишком затянем с уходом, перевалы станут непроходимыми.

Никодемус прислонился к скале, с трудом переводя дух.

— Можете оставить меня, — запыхавшись, произнес он. — Без меня вас никогда не поймают. Я знаю, как сильно задерживаю вас.

Но Фальрах и слышать ничего не хотел. Как-нибудь справятся.

— В этом вопросе я придерживаюсь того же мнения, что и принц пиратов. Мы никого не бросим!

— Это стоило принцу жизни.

— Неизвестно, — спокойно ответила Эмерелль. — Сможешь пройти еще немного?

Фальрах выглянул из-за скалы, за которой они укрылись.

Ниже по склону он разглядел два отряда преследователей.

Местность просматривалась плохо. Глубокие расселины и небольшие кедровые рощи давали укрытие. Эльф вынужден был признать, что искендрийцы сумели удивить его. От него не укрылось, что от главной части флота отделилась небольшая флотилия. Гостей газалы не нашли до сумерек, и Фальрах начал надеяться, что они сумели уйти от искендрийцев. Он даже согласился устроить привал. Они отдохнули всего несколько часов.

На следующее утро путники хотели было спуститься к деревне, но оказалось, что войска захватчиков действуют систематически. В каждой деревушке на якоре стояли боевые галеры, а по всем тропам двигались воины, очевидно, в сопровождении местных проводников. Эльфы и лутин оказались в ловушке.

Разумного объяснения поведению искендрийцев не было. Чистой воды фанатизм. Они хотели, чтобы ни один человек из войска пиратов не ушел?.. Все должны были поплатиться за смерть Промахоса?..

— Я возьму тебя на плечи, Никодемус.

— Ты пойдешь медленнее. Оставь меня.

Эльф вгляделся в покрытое струпьями лицо лутина. Он все еще сохранял образ ребенка, ведь они надеялись, что, если их окружат, мальчика, быть может, все-таки оставят в покое.

Лисьеголовое же отродье не могло рассчитывать на милость мечников. Фальрах снова прочел татуировку. Тех, кто доверяет мне, я предам. В это он не хотел верить! Слова не соответствовали впечатлению о рыжехвостом.

— Вперед, не будем тратить времени на болтовню! — И, не дожидаясь ответа, он поднял кобольда на плечи. — Если мы не попадемся до сумерек, то сумеем уйти.

Эмерелль закрыла глаза. Казалось, она находится где-то далеко, как часто бывало в последнее время. Фальраху хотелось, чтобы она доверяла ему, но, похоже, эльфийка приняла решение разбираться со своими заботами самостоятельно.

— Повелительница!

Он мягко коснулся ее плеча. Когда она открыла глаза, то на миг вдруг показалась удивленной и растерянной. Затем взгляд ее прояснился. Неужели она отпускала свою душу?

— В получасе ходьбы находится большой отряд вооруженных людей. Они идут прямо на нас. И если мы будем продолжать идти по тропе, то вскоре наткнемся на другие группы воинов. А горы настолько круты, что без дороги нам далеко не убежать.

— Тогда я предложил бы вам обоим превратиться в птиц.

Один я как-нибудь справлюсь.

— А как насчет того, что «мы никого не бросаем»? Нет, мастер меча. Мы пойдем вместе.

— И я того же мнения, — подтвердил сидевший у Фальраха на плечах Никодемус.

Эльф очень хорошо помнил, что бесполезно спорить с Эмерелль, если она что-то вбила себе в голову. Поступить посвоему возможно только в том случае, если он предугадает возможные трудности раньше королевы, осторожно проведет ее по верному пути и оставит в плену иллюзии, будто она выбрала этот путь сама. Но Эмерелль изменилась. И он тоже. Ему стало труднее принимать решения. Иногда у него возникало чувство, что он — уже не он. Не Олловейн ли это? Неужели формируется новое сознание мечника? Сколько времени потребуется белому рыцарю на то, чтобы снова занять свое тело?

Фальрах окинул взглядом горный пейзаж, исполненный дикой прелести. По мнению эльфа, для осеннего дня было жарковато. Но нужно наслаждаться моментом. В какой-то миг он просто отойдет за спину Олловейна. Интересно, как это будет? Станет ли он безучастным зрителем, вынужденным просто наблюдать за жизнью Олловейна, не имея возможности повлиять на нее? Или померкнет совсем?

Он разглядывал Эмерелль, шедшую впереди по узкой козьей тропе. Она двигалась уверенно, не колеблясь. Каждое ее движение было исполнено грации. Она была чудесной женщиной. Легко было влюбиться в нее. Из-под платка, под которым она скрыла свои уши, выбились две каштановые пряди.

Слегка вьющиеся, они покачивались при каждом шаге эльфийки. Фальраху вспомнились далекие ночи любви, когда он зарывался лицом в ее волосы. Он еще помнил их запах. Больше всяких духов он любил в нем аромат леса.

Вспомнилась ему и любовная игра в горном ручье в Сожженных Землях. Так хотелось прикоснуться к эльфийке…

Лежать рядом… Фальрах очень хорошо знал свои слабости.

Ему нужно было, чтобы его любили. И требовал он не только чувство. Ему необходимо было обнимать женщину, которая принадлежит только ему. Он мог бы получить Найлин. Она была великолепной танцовщицей. Одно лишь воспоминание о том, как она прижималась к нему, когда они плыли посреди этого странного свечения, возбуждало. Она хотела его и была очень соблазнительна. Эльф слегка сожалел, что оттолкнул ее.

Он хотел возлюбленную князя под волнами — каждой клеточкой своего тела. И она чувствовала это. Да и скрыть было нельзя, поскольку танцевали они обнаженными.

Но Фальрах отчасти и гордился тем, что устоял перед соблазнительницей. Нет, перед собой. Перед той злополучной страстью к телесной любви. Жаждой экстаза. Он хотел Эмерелль. Снова взглянул на ее волосы. Возможно, он никогда не был к ней ближе, чем в этот миг.

Внезапно королева остановилась. Впереди узкая тропа расширялась. В тени кедров отдыхала группа воинов. Шлемы они сняли. В отряде было восемь вооруженных солдат и один крестьянин.

— Позволь мне поговорить с ними, — прошептала Эмерелль.

Фальрах обругал себя за то, что глубоко погрузился в свои мысли и оказался застигнут врасплох.

Эльфийка зашагала навстречу воинам. Теперь они заметили ее. Один сказал что-то, остальные расхохотались. По крайней мере они не чувствуют угрозы, подумал Фальрах. Это хорошо.

А чего им беспокоиться? Они ведь видят всего лишь женщину и мужчину, который хоть и вооружен, но не может вынуть привязанный за спиной меч, пока на плечах его сидит ребенок.

— Как видишь, мы ходили к оракулу, почтенный воин. Ее знаки на наших лицах, и мы не имеем никакого отношения к пиратам, которых вы ищете.

Приземистый мужчина, к которому она обратилась, похоже, был командиром. Его бронзовый доспех и поножи были великолепного по человеческим меркам качества. Мясистые, слегка выпяченные губы не вязались со строгими серыми глазами, иссиня-черной щетиной на щеках и редеющими волнистыми волосами, уже седыми на висках.