Адриен вошел в проход. Воняло мочой. Наверняка сюда каждое утро выливают ночные горшки члены семейства ткача. Мальчик задержал дыхание и побрел по грязи. По этой дороге наверняка пойдет только тот, кому наплевать на свои ботинки, или тот, кто вообще не может себе их позволить.

Мальчик вышел на длинную прямую улочку. Ни души.

Сквозь отдельные ставни пробивался желтый свет. В лунном сиянии на очищенных от снега карнизах и порогах поблескивали нарисованные мелом знаки, которые должны были отпугнуть нежить.

Где же провести ночь? В приюте для бедняков лучше не показываться. Они по дыханию учуют, что он ел. И поймут, что эта колбаса — не подарок.

— Едим чужое, носим краденое, — раздался голос прямо за спиной.

От испуга воришка выронил колбасу. От дверной ниши дома ткача отделилась тень. Кто-то в темно-синих одеждах странствующего священнослужителя, с длинным посохом…

Адриен поспешно наклонился за колбасой, отер ее о штанину. Побежать? Лицо незнакомца было скрыто под капюшоном. От него наверняка легко убежать!

— Мне нужно идти, — буркнул воришка и собрался было дать деру, но странный господин ткнул его посохом прямо В грудь.

— Это последняя ночь, когда ты испытываешь голод. Если ты того захочешь.

Адриен положил руку на посох. Сейчас ему не до проповедей. Слова слишком дешевы. Как будто для такого парня, как он, может существовать справедливость и сытое брюхо!

— Если твой бог — такой хороший парень, то почему тебе приходится в холодную ночь стоять на улице, где воняет мочой?

— Потому что я — ловец душ, и так уж получилось, что именно в этом месте я мог повстречаться с твоей душой, Адриен.

Мальчик отпрянул. Откуда священнослужитель знает его имя? Адриен был уверен, что никогда не встречал этого человека.

— Кто ты такой?

— Я — дар Тьюреда тебе. — Незнакомец отбросил капюшон. Лунный свет отражался в его сверкающих голубых глазах. — Меня зовут брат Жюль.

— Чего ты от меня хочешь?

Адриен отступил еще немного. За переулком, во дворе послышался разъяренный вопль. Мясник!

— Я ведь уже сказал. Твою душу. Но я не стану отбирать ее.

Я хочу ее в подарок.

— Да, да. — А теперь самое время исчезнуть.

— У тебя есть два пути. Один из них начинается с того, что ты отправляешься к «Серебряному канату». Перед конюшней сидит старый попрошайка. Положи ему свою колбаску в миску, не откусив от нее более ни кусочка. А затем беги к мосту у Конных ворот. Под первой аркой моста тебя будут ждать.

Это твой путь к гордости и славе. Любой иной шаг, сделанный тобой, приведет к позорному столбу для воров. Там ты завтра ночью замерзнешь в метели, потому что стражник напьется и забудет тебя отвязать. — Священнослужитель убрал посох.

Повернулся и вошел в узкий переулок, ведущий во двор. — Беги мальчик, твори свое счастье. Этого хочет бог!

Адриен взял ноги в руки. Кто этот человек? Безумец? Мальчик мчался, не разбирая дороги. Ему было наплевать на то, что любой, кто бежит, привлекает внимание. Аромат колбасы бил в нос. У него текли слюнки. Он ведь всего два раза откусил. Было бы глупо отдавать ее.

В большой комнате, куда их привели, было душно. Наверное, с тех пор как тролли захватили власть, ее больше не проветривали. Воняло потом и прогорклым жиром. Круг золы в центре выложенного плиткой пола и копоть на дорогом кессонном потолке свидетельствовали о том, что время от времени в роскошном зале разжигали костер.

О Фейланвике Фальрах знал мало. В его время этого города еще не существовало. Большие семьи кобольдов, наверное, выстроили здесь дворцы с комнатами, в которых можно было принимать различных посетителей — от цветочных фей до безумных ламассу.

Эльф бросил взгляд на массивную дверь, у которой замерли два стражника-тролля. Было совершенно очевидно, что эта часть огромного дома, куда их привели, всегда предназначалась для серокожих посетителей. Но зодчие не сумели в полней мере учесть примитивные манеры ожидаемых гостей.

На грубо сколоченном троне восседал тролль необычайных размеров. Фальрах был уверен, что если парень встанет, то его макушка будет возвышаться над макушками стражей головы как минимум на две. Толстые, словно пеньковые веревки, сухожилия напряглись под его серой со светлыми вкраплениями кожей. К трону была прислонена булава, головка которой представляла собой большой, почти круглый камень, из которого торчал один-единственный клык.

Эльф прикинул, что вряд ли сам весит больше этого оружия, словно созданного для того, чтобы пробивать крепостные врата.

С противоположной стороны трона приставная лестница вела к деревянной платформе, которая примерно на уровне головы тролльского князя соединялась с деревянной стеной массивными балками. Там стоял низкий пюпитр с открытой книгой.

Далмаг Контрабандист взобрался по лестнице. Некоторое время повозился у пюпитра. Затем выудил оттуда кошачью шкуру, выкрашенную под тигра, с которой свисала половина головы животного. С достоинством кобольд напялил на себя кошачью голову, у которой отсутствовала нижняя челюсть.

Шкура легла на плечи, ниспадая подобно плащу.

Тролль на троне почти не обратил на это внимания. Он сжимал обеими руками кусок мяса, похожий на окорок мамонта, — настолько огромным он был. Довольно чавкая, тролль жевал.

Быстрый взгляд, брошенный на Далмага, позволял предположить, что серокожему этот спектакль не нравится.

Фальраху показалось, что он ощущает напряжение в отношениях между вожаком стаи и кобольдом. Эльф понял, что, хоть эти двое и нуждаются друг в друге, уважения между ними нет. Вероятно, этим можно будет воспользоваться.

В просторном зале находились более дюжины троллей. Они устроили вдоль стен спальные места из соломы и вонючих одеял. Фальрах обратил внимание, что им разносят куски окровавленного мяса. Лошадь Эмерелль?

Кобольды устроились с противоположной стороны. Над железными жаровнями висели вертела с колбасами. В котле бурлил суп, от которого несло наполовину сгнившей капустой.

Большинство воинов были сносно одеты. У многих даже были ботинки. На всех были красные шапки. Копья кобольдов стояли аккуратно в ряд.

Фальраху доводилось слышать дурные истории об этих шапках. Говорили, что мятежные кобольды отправлялись на войну в белых шапках, а потом окрашивали их на полях сражений кровью эльфов.

Тролли не обращали внимания ни на него, ни на Эмерелль.

Даже вожак стаи Гхаруб почти не глядел на них. Зато с кобольдами все было иначе. Воины таращились на вошедших и горели желанием скорее услышать приговор. Они, как Далмаг, хотели эльфийской крови, каким бы смехотворным ни было обвинение.

Резкий стук заставил умолкнуть тихие разговоры. Далмаг обнажил саблю и ударил рукоятью по пюпитру.

— Народ Фейланвика! От имени почтенного вожака стаи Гхаруба я объявляю процесс против этих двух эльфов, столь дерзко выступивших против законов города, открытым. Мало того, что обвиняемые не таясь сеют разврат, они еще и напали на тролля из моей личной гвардии. Посмотрите на них и вернитесь мыслями к Шандралю, страшная память о котором еще жива во многих из вас. Разве вы не видите, что в глазах их обоих сверкает то же высокомерие, что и у князя Аркадии?

Фальрах уставился в пол. Это уже слишком! Обвинение — целиком и полностью фарс! Когда же Эмерелль предпримет что-либо, чтобы положить конец безобразию? Он посмотрел на нее краем глаза. Эльфийка словно окаменела. Что с ней происходит? Неужели она ищет смерти?

— На кого напали эти двое? — спросил вожак стаи.

Он говорил с набитым ртом, и его слова было трудно разобрать.

Вперед выступил Мадра — тролль со шрамами на лице.

— Меня пнула кобыла этой бабы.

— А она при этом предавалась разврату с эльфийским парнем? — нахмурившись, спросил Гхаруб. — Как у них получилось?

— Прошу тебя, благородный Гхаруб… — зашипел Далмаг. — Нельзя все понимать настолько буквально…