– Но что, черт побери, на вас нашло? – нервно спросил Дженсон. – Дебби, позовите охрану.

Петер вынул пистолет и взял его на мушку.

– Не делайте опрометчивых поступков, профессор. Иначе вы точно узнаете, существует ли жизнь после смерти.

Угрожая пистолетом, Петер заставил Дженсона провести их в свою бронированную берлогу. Следом за Штефаном, который нес на руках Валерию, мелкими шажками послушно семенил Мортон. Очутившись в самом сердце центра, он не испытал никаких эмоций. Казалось, ему нет никакого дела до всего, что его окружает. Штефан ввел ему порядочную дозу транквилизаторов, плюс генерал все еще пребывал в состоянии шока, в который его поверг неоспоримый факт: человек, умерший на его глазах, по прошествии двадцати лет обрел новую жизнь…

Штефан посадил ослабевшую Валерию на стул.

– Посиди пока тут, – сказал он ласково. – Я должен помочь Петеру. Теперь ничего не бойся.

Штефан внимательно осмотрел комнату и застекленные шкафы. Петер тоже пожирал их глазами. Он заприметил несколько наполовину сгоревших страниц. На них были какие-то записи от руки, сделанные тонким почерком, однако и они сильно пострадали от огня. Вид этих документов разбудил в нем мучительные воспоминания. Фрагмент за фрагментом ему вспомнилась последняя ночь Гасснера. Прошлое и настоящее смешались. Он испытывал и пьянящую радость от встречи с Валерией, и восторг от повторного обретения научного наследия Дестрелей, и жажду мести, и грусть… Петер ощущал себя корабликом, качающимся на бурных волнах эмоций.

– Откройте этот шкаф, – приказал он профессору.

– Что вы намереваетесь делать?

Петер схватил профессора за воротник и прижал к металлической поверхности шкафа.

– A вы? Что вы намеревались сделать? – проговорил он сквозь зубы. – Эти документы вам не принадлежат.

Штефан положил ему руку на плечо.

– Спокойнее, Петер. А вы, пожалуйста, дайте ему ключи, если не хотите проблем.

Дженсон указал на свой стол.

– В левом ящике.

Штефан нашел связку ключей и открыл первое застекленное отделение шкафа. Потом протянул ключи своему другу.

– Думаю, тебе это понравится, – сказал он Петеру. – Действуй потихоньку…

Штефан вернулся к Валерии. Петер погладил стопки документов. Прошло много лет, но слабый запах гари никуда не делся. Подстегиваемые запахом огня и старой бумаги, воспоминания нахлынули на него с новой силой. Его сознание наполнилось картинками, которые накладывались одна на другую: взлом входной двери дома Дестрелей с помощью взрывчатки, огонь в камине, ритмичный стук дождя по крыше ангара, а вот он сам среди ночи в исступлении копается в грудах частично обгоревших документов…

Сидя в своем углу, Мортон слабо улыбался. Это выглядело так, будто даже пребывая в глубинах своей летаргии, он смог понять и оценить всю ироничность ситуации.

В соседнем отделении шкафа Петер увидел несколько страниц меньшего формата, сложенных в несколько раз и испещренных пометками. Этих страниц огонь не коснулся, они просто пожелтели от времени. Испробовав несколько ключей, Петер отыскал подходящий. Он дрожал от нетерпения. Заметив его состояние, Валерия встала и подошла к нему.

Петер схватил документы и осторожно их развернул. Записи, сделанные черными чернилами, прекрасно сохранились. Почерк был не таким ровным, как у Дестрелей. Фразы были короткими. Иногда это были просто вопросы, наброски гипотез, отдельные слова, которые могли навести на верный след. Руки Петера дрожали. Увидев заметки Дестрелей, он ощутил волнение, однако когда он взял в руки эти записи, в душе его все перевернулось. Наверное, потому, что они имели непосредственное отношение к нему, его истории, его жизням.

– Эти документы очень легко повредить, – вмешался Дженсон. Профессора охватила паника, когда он увидел свои сокровища в чужих руках.

– Я понимаю, – лаконично ответил Петер.

– Не знаю, что вы ищете, – добавил Дженсон, – но вы уйдете отсюда со своей подружкой, а это – оставите. Бегите, пока не пришли охранники. Роясь в конфиденциальных документах, вы себе же делаете хуже.

Петер не ответил. Он спокойно сел за стол и первой попавшейся под руку ручкой написал что-то на последней странице.

– Этого делать нельзя! – упорствовал профессор, делая шаг к столу, чтобы отобрать у Петера страницы силой.

– Отойдите, – приказал ему Штефан.

Сохраняя полнейшее спокойствие, Петер закончил писать, отложил ручку и встал. Он подошел к Дженсону и положил лист так, чтобы тот смог прочесть написанное. Оказалось, что Петер повторил последнюю начертанную Гасснером фразу: «Возможность перенести память одной жизни в другую».

Обе строчки были идентичны. Почерк был не просто похожим – они были начертаны одним человеком. Ни один фальсификатор не сумел был сработать так точно. Сомнения быть не могло: эти две строчки написала одна рука, но с двадцатилетним интервалом. Дженсон побледнел.

– Это невозможно, – пробормотал он.

Валерия схватила листок, посмотрела и спросила у Петера:

– Ты понял, откуда у тебя эти сны, верно? От того, кто оставил эти заметки?

– Его звали Фрэнк Гасснер. Он вел дело Дестрелей, следил за ними. И его предали так же, как и их.

– Он был друг Дестрелей или их враг?

– Они не были знакомы, – вмешался Штефан. – Но одно ясно как день – сегодня Гасснер на их стороне.

Валерия вернула Петеру документ и с удрученным видом сообщила:

– Сегодня утром они провели надо мной эксперимент, пытаясь разбудить память о прошлых жизнях. С помощью вот этого.

Она указала на саркофаг и шлем, потом подошла и сдернула простыню. Штефан увидел приборы, похожие на те, с которыми он работал в университете Эдинбурга. Он повертел в руках шлем, оказавшийся более современным, чем шлем Дестрелей, подошел к клавиатуре консоли. Бросив взгляд на монитор, застучал пальцами по клавишам.

– Не прикасайтесь! – закричал Дженсон, бросаясь к нему. – Это новейшее оборудование! Вы нарушите работу системы.

Петер резким движением остановил профессора. Штефан вошел в раздел с прикладными программами и просмотрел его, после чего уверенно заявил:

– С помощью этой программы они не могли добиться желаемого эффекта: пропущено несколько важных этапов. А еще, судя по отчетам о проведенных экспериментах, они стимулировали кортекс, используя разные диапазоны частот, однако так и не подобрали правильный.

– Да что вы в этом понимаете? – презрительно спросил Дженсон.

Петер только улыбнулся в ответ. Штефан подошел к Валерии.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Очень болит голова. В остальном нормально.

– Ты спала после эксперимента? – спросил Петер.

– Немного.

– Проснувшись, ничего не почувствовала? У тебя не было ощущения, что откуда-то извне приходят мысли?

– Нет.

Дженсон смотрел на них. Вид у него был одновременно испуганный и заинтересованный.

– Кто вы? – спросил он.

Мортон издал тихий смешок.

– В этой жизни вы этого не поймете, – ответил Петер.

– Ваше презрение можете оставить при себе, – возразил Дженсон. – Если вам все-таки удастся выбраться отсюда, вас будут разыскивать, как самых опасных преступников. Вы не сможете жить спокойно, будете всего и всех бояться, вся ваша жизнь пройдет в бегах… Рано или поздно мы вас найдем, всех троих.

Услышав эти угрозы, Валерия вспомнила участь, постигшую Дестрелей.

Петер неторопливым шагом приблизился к Дженсону, ростом он был выше, чем профессор. Ученый попятился, но скоро уперся спиной в стеклянную поверхность шкафа. В наступавшем на него юноше ощущалась внушающая ужас сила. Дженсон инстинктивно, защитным движением руки закрыл лицо.

– Выслушайте меня, профессор. Никто не знает о существовании этого центра. О том, что дело Дестрелей имело продолжение, известно только вам и генералу. Вы манипулировали своими сотрудниками, не говоря им, над чем в действительности работаете. Основная часть архивов хранится в этой вот комнате. Если их уничтожить, никто вам не поверит, когда вы попытаетесь выдать нас за преступников. Вы сами позаботились о том, чтобы скомпрометировать доказательства…