На пыльной и узкой улочке в северо-восточных кварталах Лимы джип остановился. Выбравшись из прохлады кондиционера, пассажиры мгновенно окунулись в пронизанную влагой и громкими автомобильными гудками атмосферу города. Вперед выдвинулся Кожаная Куртка, он шел быстро, настороженно поглядывая по сторонам. За Хелен и Мальдонадо следовал водитель — он прикрывал тылы. Пятый их спутник остался в машине.

— Боже мой, вы опасаетесь нападения?

— Всего лишь страховка.

— А как быть простым гражданам?

— За простыми гражданами похитители людей не охотятся. Меня же считают человеком богатым. Давайте не будем об этом. Я хочу показать вам нечто удивительное.

В глубине просторного, обнесенного высокими стенами двора стоял дом, сияющий побелкой в лучах утреннего солнца. Городской шум сразу стих, Хелен показалось, что она каким-то чудом перенеслась в уголок старой Испании. Вдоль каменной стены стояли горшки с красными геранями. Хелен прошла к ступеням винтовой лестницы, что вела на открытую террасу второго этажа. Кожаная Куртка приблизился к морщинистому старику, который сидел за небольшим столиком у двери, и показал ему что-то, похожее на кредитную карточку. Старик вскочил, глаза его устремились на фигуру Мальдонадо, скользнули по Хелен и больше не отрывались от земли.

— Где мы? — спросила Хелен, проходя через распахнутые стариком высокие двойные двери.

— Во всем мире дороже этого места у меня нет. Музей Рафаэля Ларко. Если вы знаете, как и куда смотреть, то увидите перед собой всю историю Перу.

Несколько секунд Хелен потратила на то, чтобы освоиться в царившем вокруг полумраке. Прямо перед собой она увидела ряды лиц, поднимавшиеся от пола до потолка на высоту не менее двадцати футов. Лица были разными: мужество, смущение, испуг, вожделение, садистская ухмылка, раскаяние, ужас, ирония, ожидание смерти от уже занесенного топора.

— Это самая большая в мире коллекция уакос, — сказал Мальдонадо. — Здесь собрано более пяти тысяч фигурок. Древние мастера изобразили на их лицах все человеческие чувства.

Хелен перевела взгляд на Мальдонадо. Она не увидела слез, но в глубоком грудном голосе явственно слышалась благоговейная дрожь.

— Всмотритесь в них. Перед вами то, что один человек может сделать по отношению к другому. Прошло уже две тысячи лет, и ничего не изменилось.

— В ваших словах мне слышится капитуляция.

— Реализм.

Лица уакос завораживали. Гладкая, цвета черного дерева, терракота, негроидные черты: широкие носы, толстые губы. Но было в них и нечто азиатское — раскосые глаза, высоко поднятые скулы. Одни вызывали улыбку и смех, другие заставляли задуматься, от третьих бросало в страх. И все же Хелен ощущала странное, непонятное умиротворение. «Что бы ты ни чувствовала, — сказала она себе, — все это уже испытывали другие. Ни в горе, ни в счастье ты никогда не бываешь одна. Невозможно поверить, что зги фигурки лишены души. Как удалось давно исчезнувшим скульпторам вложить в каждое творение частичку гения?»

— Они потрясают, — вырвалось у нее.

— Ага, почувствовали?

— Которая из них — вы? — спросила Хелен, глядя на лукавую улыбку лица, рядом с которым другое кричало от боли.

— Я — это они все, — ответил Мальдонадо. — Как и Перу. Если вы задержитесь у нас, вы и сами станете такой же.

— Не пойму, что я слышу: обещание или проклятие?

— Вы видели лица — значит, ответ вам известен.

Колумбия. Кордильеры к востоку от Боготы

Скакун с примесью арабской крови резво, как бы танцуя, поднимался по склону горы. Грациозное животное без всяких, казалось, усилий скользило по суровой, полной неизвестных опасностей местности. Ивэн Коннор низко пригибался к седлу, тело его почти не двигалось — такой плавной была поступь коня. Добравшись до гребня, он посмотрел по сторонам. Высоко в горах растительность почти отсутствовала, зато раскинувшуюся внизу долину красили пышные купы деревьев и заросли густого кустарника, тут и там виднелись сочные пятна цветов. Правее, милях в двух, к небу уходили серые громады пиков — сьерра. В долине было безопаснее, но Ивэна всегда манила дикая красота гор.

В отрогах гор скрывались партизанские отряды повстанцев. Коннору нередко приходилось выслеживать их, он знал их маршруты, тайные убежища, знал, как ловко умеют они маскироваться.

Партизаны представляли собой разношерстное войско, состоявшее из доморощенных политиков, корыстолюбцев и обыкновенных убийц. Главенствующей идеологией их престарелых лидеров являлся маоизм, ярыми приверженцами которого становились даже десятилетние дети. Ненависть к капитализму никак не сказывалась на их способах зарабатывать деньги. Партизаны охотно помогали наркокартелям, получали свою долю доходов от похищения людей.

Коннор давно бы стал объектом охоты, если бы они знали о роде его занятий. Как правило, похитителей интересовали работники нефтяных промыслов или сотрудники крупных международных горнодобывающих компаний. Для обеспечения безопасности персонала и оборудования своих предприятий «Бритиш петролеум» наняла более пяти тысяч колумбийских солдат и заключила контракт с частным охранным агентством, в распоряжении которого имелся оснащенный скорострельным оружием вертолет. Такие силы в случае необходимости могли начать собственную войну. Размах деятельности «Бритиш петролеум» оценивался цифрой, превышавшей миллиард долларов. Те из сотрудников компании, кто оказывался иногда в руках террористов, стоили многие миллионы. Крутые парни похищали людей, доставляли их по месту назначения и получали выкуп. Непредсказуемость их действий превращала работу охранных служб в настоящий кошмар.

Коннор пересек небольшой ручей, на берегу которого крестьянин ловил рыбу. Крестьянин мог оказаться работавшим на террористов — или на местные власти? — наблюдателем. Он мог работать на тех и на других, а мог и просто выйти из дома, чтобы поймать себе на обед форель. Проезжая мимо, Коннор улыбнулся. Вскоре перед ним раскинулось ровное плато. Ослабив поводья, Коннор легонько сжал ногами круп лошади, и умное животное тут же перешло в галоп.

Вскоре всадник похлопал ладонью коня по шее, тот замедлил темп и остановился. Оба жадно вдыхали бодрящий воздух. Затем Коннор вновь повел коленями. Скакун тронулся с места и начал спуск домой. На ферму Ивэн решил вернуться другим путем.

И конь, и ферма принадлежали его другу. Будучи здесь редким гостем, друг предложил Коннору чувствовать себя на ферме хозяином. Питерс торговал небольшими реактивными самолетами, пользовавшимися у бизнесменов хорошим спросом, и фирма его была известна во всей Латинской Америке.

Обратная дорога заняла часа два. У ворот Ивэна встретили два пса; они постоянно жили в доме и были то ли любимцами хозяина, то ли обычными сторожами. Собаки заливались радостным лаем, а когда всадник спешился, чуть не повалили его в пыль от восторга. На шум из дома вышел Пепе, он служил у Питерса конюхом. Коннор передал ему поводья, недолго повозился с псами и направился в дом. Пройдя в кухню, достал из холодильника банку пива, вышел на выложенную каменными плитами террасу, чтобы полюбоваться видом синеющих в дымке гор. Когда банка опустела, Ивэн перепрыгнул через невысокое ограждение террасы и двинулся к машине — черному джипу.

Машину Коннор гнал вперед быстро и сноровисто, чувствуя себя готовым к любым неожиданностям эксцентричных колумбийских водителей, которые любили выскочить на встречную полосу или внезапно подсечь соседа. Минут через десять неровную горную дорогу сменил хорошо укатанный гудрон. Местность по обеим сторонам шоссе казалась чем-то средним между Уэльсом и Швейцарией: горные вершины, покрытые зеленью склоны, небольшие деревянные домики-шале — настоящая Швейцария, а робкие, безобидные овечьи морды за невысокими загородками — старый добрый Уэльс. За поворотом Коннор внезапно увидел стоявший вплотную к дому танк — войска опять вышли на очистку пригородов от партизан. Вряд ли солдаты рассчитывают обнаружить их в такой близости от города, но владелец расположенного в доме магазинчика мог что-нибудь слышать о повстанцах.