Дай приблизился, мягко положил руки ей на плечи. Тело Хелен содрогалось от беззвучных рыданий, она хотела кричать, но крик застревал где-то в груди.

Овладев собой, Хелен медленно выпрямилась. Дай опустился рядом, на подлокотник.

— Значит, он ни в чем не был виновен! Столько лет, Господи!

Мысль обожгла огнем. Хелен ощутила, что душа ее не обретет покоя — до тех пор, пока она не войдет в языки этого пламени.

— Он жив?

— Кто?

— Ваш друг, что нашел отцу убежище.

Дай с ужасом осознал, к чему она клонит.

— Нет, Хелен, ради Бога, прошу тебя.

— Я поеду в Перу, Дай.

— Куда угодно, только…

— В Перу.

— Но отца уже может не быть в живых, ведь прошли годы.

— Я искала его всю жизнь. Облазила все острова Тихого океана. Знаешь, где-то в глубине души мне даже не хотелось отыскать его. Я боялась: а вдруг он окажется виновным, вдруг сознательно бросил нас — из отвращения, из ненависти? В конце концов я оставила поиски. Вернулась домой, устроилась в Сити, пыталась забыть все, забыть о чудовищной пустоте в груди. Но ничего не вышло. Покой так и не пришел. А теперь я знаю правду, знаю, что отец чист. Я знаю, он покинул нас, чтобы спасти свою жизнь, и мне известно, куда он уехал. Скажи же, Дай, неужели я смогу сидеть здесь? Он ведь уже стар, а смерть не предупреждает о своем приходе. Я поеду.

Дай поднялся.

— Все давно мертвы, наверное, Кэриад. Слишком много лет прошло.

Карие глаза Дая были почти бесцветными, как будто боль стерла все краски. Хелен встала и крепко обняла его.

— Я хочу пройти по его следам, мне нужно повторить его путь. От отца у меня ничего не осталось. Я должна увидеть то, что видел он. Если он жив, я найду его.

— Если ты уедешь, Хел, то тем самым подтвердишь свою вину.

— Она и без того ни у кого не вызовет сомнений. Как мне сейчас бороться с ними? Стоит мне уехать — и бури не будет. Вряд ли в банке захотят выставить себя на посмешище перед всем Сити. Стоит уехать — и они получат желаемое. Они предпочтут просто замять дело. Сенсации у газетчиков не выйдет.

— Но за тобой нет никакой вины, Кэриад.

— Если я найду отца, это уже не будет иметь значения.

— То есть все им сойдет с рук?

— Нет. Можешь не беспокоиться, Уоллес и Рэнкин получат свое. Но сначала я разыщу отца.

За завтраком оба хранили молчание.

Хелен задумчиво смотрела в окно: овцы на склоне холма напоминали натюрморты старых мастеров.

— Почему он ни разу не приехал? Не мог? А ты не допускаешь, что за эти годы угроза смерти миновала?

— Допускаю, но слишком много зла ему причинили раньше. Репутация растоптана, он, вероятно, полагал, что вы куда-нибудь переехали, ты забыла его, привыкла к новому отцу.

— Мою-то жизнь его приезд только бы поправил, но вряд ли он задумывался об этом.

— В Перу он стал другим человеком, и уехать оттуда было бы весьма непросто, особенно принимая во внимание его возраст.

— Хочется верить, что там он действительно стал другим человеком. Надеюсь, он счастлив.

— Ты по-прежнему думаешь поехать?

— Я не мучила себя раздумьями, прежде чем отправиться в море, а шанс получить работу в Сити выпал во время карточной игры. У меня такое чувство, что отец жив.

Все утро Даю не давали покоя тревожные мысли. Никакого здравого смысла в ситуации не было — только голая необходимость уйти, спрятаться куда-то от боли. И непреклонная воля, которая светилась в глазах Хелен. Как бы Дай ни переживал за нее, поступить наперекор он не мог. Размышления о том, что ждет Хелен в Перу, наполняли его душу страхом.

С трудом заставив себя пройти в кабинет, Дай начал копаться в ящиках стола. Вот она, безмолвная хранительница прошлого, старая записная книжка. Сорок лет назад ее подарил отец. Красная кожа переплета уже давно потрескалась, выведенные пером авторучки синие строки совсем выцвели, но имена еще можно разобрать.

Виктор Мальдонадо… Мать его была уроженкой Шотландии, отец — перуанец. Виктор приехал в Кембридж изучать археологию и разбивать сердца. С Даем и Джеком он познакомился на лекциях по истории Древнего Египта, а потом друзья вечно обменивались конспектами. Смуглый, черноволосый, с бесшабашной улыбкой в темных глазах, Виктор всегда был готов к самым неожиданным проделкам. В кругу наивных студентов он считался единственным мужчиной — потеряв невинность еще шестнадцатилетним мальчишкой в одном из борделей Лимы, куда его привел устроившийся в соседней комнате дед. Настоящий сердцеед, разведчик и конспиратор. Было это двадцать три года назад — жизнь назад.

«Не могу, Хелен, не могу я послать тебя к человеку, которого уже совершенно не знаю! Каким его сделали прожитые десятилетия, неизбежные разочарования? Но ведь ты все равно будешь стоять на своем».

Дай долго смотрел на цифры номера телефона, как бы пытаясь вычислить в их сочетаниях будущее. Резко тряхнул головой, отгоняя тяжелые предчувствия, и снял трубку.

— Пробежка оказалась долгой, — заметил Дай за обеденным столом.

— По-моему, я загнала собак. — Хелен кивнула на улегшихся у камина доберманов.

— А я позвонил в Перу. Трубку снял брат Мальдонадо; я сказал, что учился с его родственником в Кембридже. Номера Виктора он мне не дал, но обещал передать на словах. Виктор — очень занятой человек.

— О, Дай! — Хелен коснулась его руки. — Когда это было?

— Минут тридцать назад. Терпение, Кэриад.

— Согласится он помочь или нет, я поеду в любом случае. Во вторник заварится такая каша! Они обнаружат взломанные замки, начнут расследование.

— И все-таки, Хел, ты могла бы побороться с ними. Я бы поддержал.

— Не сомневаюсь, Дай, но мне почему-то на них наплевать. Хочу выбраться из этого дерьма и найти отца.

— Уоллес был твоим другом, Хел. Еженедельные ужины, беседы. Чего бы я не дал, чтобы добраться до него сейчас!

— С ним я разберусь сама. С Рэнкином тоже. Я еще загляну им в глаза, а потом…

— Тебе виднее. Меня приводит в бешенство мысль, что они останутся безнаказанными.

— Не останутся. Их время придет, и мне нужно будет лишь хлопнуть в ладоши. От взмаха крыльев бабочки рушились империи.

Ночью Хелен взяла в руки саксофон, и по дому поплыли печальные, похожие на рыдания призрака звуки.

В воскресенье утром Хелен и Дай неторопливо завтракали, окружив себя ворохом газет. Ждали звонка.

— Расскажи мне о Мальдонадо. Каков он?

— О! Мы познакомились сорок семь лет назад; мы были тогда еще совсем мальчишками, во всяком случае Джек и я. О Викторе так, пожалуй, не скажешь: высокий, атлетического сложения, с аккуратно зачесанными назад волосами, с умным, знающим взглядом. Гражданин мира, не то что мы, парни из уэльской деревушки. Чаровник, он покорял всех, и женщин, и мужчин. Очень любил жизнь, хотя и был немного меланхоликом, как истинный валлиец. — Дай улыбнулся. — Добрый, веселый, щедрый. Но если человек ему не нравился, Виктор тут же превращался в свою полную противоположность. Упаси тебя Господь нарушить какой-нибудь его принцип. Он всегда говорил, что стремление платить обидчику у него в крови — то ли от конкистадоров, то ли от инков. Виктор никогда не признавал, что в его жилах течет смешанная кровь, у них это считается позором. Но в глубине души, мне кажется, он гордился своим происхождением. Считал, что по отцу его род идет от верховного вождя инков. Семья Виктора считалась фантастически богатой, хотя, по-моему, состояние довольно быстро таяло. — Дай развел руками. — Вот каким он был полвека назад.

— Он мог таким и остаться. Ты сам сильно изменился?

— Откуда мне знать, Кэриад? Виктор был другом, но не таким, как Джек. Твоему отцу я без колебаний доверил бы собственную жизнь, а Виктору не решился бы.

— Мне не придется доверять ему собственную жизнь.

— Откуда ты знаешь? Перу — далеко не самое безопасное место.