— Ну ладно. Несколько лет мы вели себя как жалкие трусы. Сейчас все будет по-другому. Нужны двадцать вооруженных мужчин: кто из вас вызовется? Нага Гохо отделался легко — его всего лишь повесили; для щелкунов мы придумаем что-нибудь получше.

Илин-Илан взяла руку Рейша, поцеловала ее.

— Благодарю тебя, Адам.

Он обнял девушку, она остановилась, прижалась к нему и зарыдала. Адам поцеловал ее в лоб, потом, когда она подняла лицо, — в губы, несмотря на то, что раньше поклялся себе проявлять сдержанность.

Они вернулись на постоялый двор. Траз спал в комнате, соседней с общей. Рядом с ним сидел субдирдир.

— Ну, как он?

— Ничего страшного, — приглушенным голосом ответил Анахо. — Я промыл его рану. Просто ссадина, кости черепа целы. Завтра встанет на ноги.

Адам зашел в общую комнату. Илин-Илан нигде не было. Он не спеша утолил голод миской похлебки и поднялся на второй этаж, в их номер. Цветок Кета ждала его там.

Она произнесла:

— У меня есть еще одно имя, самое тайное, его можно открыть только возлюбленному. Если ты подойдешь поближе...

Рейш наклонился к девушке, и она прошептала ему на ухо свое самое тайное имя.

На следующее утро он отправился в южную часть города, где находились склады товаров, которые отвозили в Дадиче на высоких повозках. Вокруг громоздились корзины, мешки и ящики, заполненные местными продуктами. Рокотали колеса подъезжающих к месту погрузки телег, потные грузчики толкались и переругивались, пытаясь найти самое удобное место и не обращая внимания на пыль, вонь, лягающихся прыгунков, или жалобы охотников и огородников, опасавшихся, что их товары попадут под массивные колеса.

Адам заметил, что на обычных повозках едет только возчик, а на больших, как правило, двое — старший и его помощник. Рейш подошел к одному из них.

— Ты отправляешься сегодня в Дадиче?

Возчик, небольшой тощий человечек с блестящими черными глазами, лицо которого, казалось, состояло только из длинного носа и узенького лба, подозрительно мотнул головой.

— Ага.

— А что вы делаете, когда прибываете к часчам?

— Я вообще не попаду туда, если стану отвлекаться на болтовню.

— Не беспокойся, за потерянное время тебе заплатят. Так что же вы делаете?

— Я еду к особой площади, где выгружают товары; носильщики снимают все корзины и ящики, тщательно очищают повозку, приказчик выдает мне расписку; потом я подхожу к окошку, там мне вручают деньги либо накладные — зависит от того, повезу я товары часчей из города, или нет. Если да, беру документы, отправляюсь на фабрику или склад, получаю то, что должен, и возвращаюсь в Перу.

— Значит, вы можете свободно передвигаться по Дадиче, без всяких запретов?

— Конечно, ограничения есть. Они очень не любят, когда повозки проезжают вдоль реки среди садов. Им не нравится, когда люди проникают в южную часть города, где проходят гонки — говорят, они заставляют дирдиров бегать в упряжке.

— А как насчет других мест? У них нет каких-то правил?

Возчик, наклонив голову, чтобы ему не мешал солидный клювообразный нос, и с подозрением уставился на Рейша.

— Почему ты задаешь такие вопросы?

— Хочу съездить с тобой в Дадиче и обратно.

— Невозможно. У тебя нет разрешения.

— Ты мне его достанешь.

— Понятно. Как я понимаю, ты готов заплатить?

— В разумных пределах. Сколько ты хочешь?

— Десять цехинов. И еще пять за пропуск.

— Это уж слишком! Десять цехинов за все или двенадцать, если отвезешь меня, куда я тебе прикажу.

— Ха! Ты что, считаешь меня дураком? А если ты велишь отвезти тебя на полуостров Фаргон?

— Такого можешь не бояться. Просто немного проедешь в глубь Дадиче — я хочу кое-что осмотреть.

— Согласен за пятнадцать цехинов, и ни гроша меньше.

— Ну ладно, — согласился Адам. — И ты должен достать мне одежду, который носят возчики.

— Хорошо, но имей в виду: не бери с собой ничего металлического — железо раздражает часчей. Сними все с себя, натрись навозом и вот этими листьями, пожуй травы, чтобы их не беспокоил запах у тебя изо рта. И поторопись, потому что я заканчиваю погрузку и отправляюсь через полчаса.

Рейш сделал, как ему было велено, хотя тело и голова ужасно чесались от пропотевших старых лохмотьев и широкополой шляпы, которыми снабдил его проводник. Эмминк — так назвался возчик. — обыскал Адама, чтобы удостовериться, что при нем нет оружия — ношение его в пределах города строго запрещалось. Потом приколол к его плечу пластинку из белого матового стекла.

— Вот что они выдают вместо разрешения. Когда пройдешь через ворота, произнеси свой номер, просто «Восемьдесят шесть!». Больше ничего не говори и не сходи с повозки. Если они унюхают, что ты чужак, я ничем не смогу тебе помочь, так что на меня не надейся и даже не смотри в мою сторону.

Рейш и так чувствовал себя не очень уверенно; слова Эмминка совсем не прибавили ему бодрости духа.

Повозка, грохоча, покатила на запад, к цепи серых холмов. Она везла тушки камышовых грызунов — выпученные желтые глаза и ряды застывших желтых лап представляли довольно неприятное зрелище.

Эмминк был мрачен и неразговорчив: он не выказывал никакого желания узнать, почему Рейш хочет посетить Дадиче, и Адам, после нескольких бесплодных попыток завязать беседу, умолк.

Они поднималась вверх по дороге — генераторы, установленные на колесах, выли и стонали. Въехали в небольшое ущелье, которое Эмминк назвал Белбалским. Наконец, перед ними раскинулся Дадиче: город дикой и какой-то устрашающей красоты. Рейша еще больше охватило беспокойство. Несмотря на засаленную одежду, он нисколько не походил на других возчиков и мог только надеяться, что пахнет так же, как они. А Эмминк? Насколько он надежен? Рейш исподтишка оглядел его: высохший человечек, лицо цвета вываренной кожи, огромный нос, узкий лоб и крепко сжатые губы. Он, как Анахо, Траз и сам Адам, принадлежит к расе, возникшей на далекой планете — их общей родине. Но как сильно он отличается от землян! Эмминк настоящий сын Тчаи, выросший на ее скудной почве, среди мрачного ландшафта неярких густых тонов, под янтарным светом гаснущего солнца. Нет, он не может доверять Эмминку! Оглядывая обширную панораму Дадиче, Адам спросил его:

— Где ты разгружаешь свою повозку?

Тот отозвался не сразу, словно искал предлог, позволяющий избежать ответа.

— Там, где дадут лучшую цену, — ворчливо ответил он наконец. — На Северном рынке или на Речном, а может быть, на базаре.

— Понятно. — Адам указал на массивное белое здание, которое отметил прошлым днем. — А вон тот дом, видишь? Что там?

Эмминк равнодушно пожал своими узкими плечами.

— Откуда мне знать? Я покупаю, перевожу и продаю; больше меня ничего не касается.

— Ясно. Ну ладно, я хочу, чтобы ты проехал мимо него.

— Мне не по дороге, — проворчал возчик.

— Наплевать. За это я тебе плачу.

Тот снова что-то проворчал и минуту сидел молча. Потом произнес:

— Сначала на Северный рынок, чтобы я мог зарегистрировать свой товар, потом на базар. По пути проедем мимо твоего дома.

Они съехали с холма, потом миновали пустошь, усеянную мусором и всякими отбросами, затем — сад, где росли кусты с перистыми листьями, над которыми летали яркие черно-зеленые насекомые. Впереди поднималась окружающая Дадиче стена вышиной в тридцать футов, возведенная из какого-то блестящего, очевидно синтетического, коричневого материала. Повозки из Перы проезжали через ворота. Их осматривала группа субчасчей в пурпурных шароварах, серых рубашках и высоких остроконечных шапках из черного фетра. На поясе у них были сабли, в руках — длинные острые жерди, которыми они тыкали в груз на прибывающих повозках.

— Зачем они это делают? — спросил Адам, когда субчасчи вяло и равнодушно принялись прокалывать товары на повозке, стоявшей перед ними.