— Ну так хотя бы ослабь их. Они слишком тесные.

Она снова рассмеялась.

— Знаешь, Дэн, я хранила эти наручники много лет и даже не надеялась, что когда-нибудь мне так повезет и я надену их на тебя. Ты помнишь эти наручники, Дэн? Помнишь Аспен и что ты сделал со мной, когда я была в них?

Габриэль смотрела на меня и улыбалась.

Мною вдруг овладело какое-то дурацкое веселье.

— То, что я сделал, тебе самой до чертиков хотелось.

Шанталь наклонилась и быстро ударила меня по лицу. Она быстро отскочила, и мне не удалось схватить ее за запястье или за щиколотку.

Шанталь и Габриэль ушли на корму. Я слышал их препирательства. Габриэль недоумевала, сердилась и требовала, чтобы Шанталь освободила меня. Это уже не смешно. Зачем ты это делаешь? Я не понимаю. Мне это не нравится. Дай мне немедленно ключ от наручников. Но Шанталь не утруждала себя какими бы то ни было объяснениями. Она просто сказала, чтобы Габриэль заткнулась. «Тебя это не касается. Это между нами старые счеты. Это имеет отношение к прошлому и к будущему. И замолчи».

Шанталь включила топовый огонь, красные и зеленые ходовые огни и свет в кают-компании. (Что она делает? А если появятся пираты?)

Длина цепи позволила мне выбраться на палубу. Я сел, прижавшись спиной к борту. Наручники были страшно тесные — у меня стали неметь пальцы.

Казалось, что мы были заключены в какой-то шар из света. Было такое впечатление, что окружающая темнота приобрела материальность и силу и давила на нас, словно пласт воды. В свете проносились комары и москиты. Красные и зеленые ходовые огни, казалось, горели в черных глубинах воды.

Габриэль продолжала протестовать. Она была растерянной и не на шутку сердитой. Почему? Почему?

Меня обрадовало, что Габриэль непричастна к случившемуся. Ее просто использовали вслепую. Она вряд ли способна помочь мне в ближайшие часы, но по крайней мере не будет против меня. Внезапно вдали три раза подряд зажегся свет фонарика. Шанталь в ответ просигналила огнями яхты. После этого послышалось тарахтенье старого двигателя. Похоже, того самого, что и днем, когда лагуну навестили двое чернокожих.

Шанталь и Габриэль сосредоточили все внимание на приближающемся судне. Руки мои основательно затекли, но мне удалось извлечь из кармана ракетницу и поместить ее между ног.

Через некоторое время двигатель заглох, и в круге света появилось судно — то самое, с теми же чернокожими парнями, один из которых находился на носу, а второй — у румпеля. Между ними сидел Майкл Крюгер. Я не сразу узнал его. Он здорово постарел с того времени, как я в последний раз видел его в Пуэрто-Валларте. Крюгер был похож на человека, который лишь недавно перенес длительную и серьезную болезнь и еще не вполне поправился. Он был страшно худ; волосы совершенно седые; глаза ввалились. Наши взгляды встретились, и его рот растянулся в зловещей хищной ухмылке.

Я думал, что он убьет обоих чернокожих, но он почему-то этого не сделал. Он достал из кармана деньги и протянул одному из парней. Тот взял деньги, не поблагодарив.

Крюгер с трудом вскарабкался на борт нашей яхты, а когда он сделал несколько шагов к кокпиту, я увидел, что он сильно хромает.

— Гаси свет, — сказал Крюгер, когда судно с чернокожими поглотила тьма. Шанталь повиновалась. Сейчас командовал явно Крюгер. Может, подумал я, он командовал всегда?

Звук двигателя удалявшегося судна постепенно затих.

— Зажги свет на палубе, — приказал Крюгер.

По освещенной палубе Крюгер, хромая, направился ко мне. Он остановился в нескольких футах и, глядя на меня сверху вниз, спросил:

— Как самочувствие, приятель?

— Неважное.

— Верно, неважное. Сейчас ты совсем не похож на того нахального парня, которого я помню. Ты помнишь меня, приятель?

— Конечно.

— Я отлично тебя помню. Я думал о тебе каждый день все эти годы. После того, как ты прострелил мне колено. Каждый день! А может, и каждый час. Это была адская боль, она постоянно мучила меня, и я постоянно думал о том мерзавце, который стрелял в меня. А ты думал обо мне?

— Редко.

— Угу… Конечно. У меня теперь новое пластиковое колено и неутихающая боль. Но я остался жив. Тебе не повезло, мерзавец.

— Это верно.

Боли и тяжелая болезнь здорово измотали и состарили его. Он ослабел физически, но стал еще более озлобленным и безжалостным.

— Мы поговорим чуть позже, мерзавец.

— Конечно, Майк.

Я не видел Габриэль. Очевидно, она спустилась вниз. Крюгер и Шанталь негромко, но горячо обсуждали план действий. Он хотел сниматься с якоря немедленно. Шанталь убеждала, что ночью плыть по извилистому каналу небезопасно, необходимо ждать рассвета. Так мы что, в западне? Нет, Майк, не в западне, просто нужно потерпеть шесть-семь часов. Почему ты выбрала это место? Успокойся, Майк, мы скоро выйдем на свой маршрут. Целых семь часов! Да я бы убил этих двух болванов, если бы знал, что нужно ждать семь часов. Крюгер не хотел ждать. Шанталь извинялась и оправдывалась. Покорная Шанталь — это нечто новенькое для меня. Было странно слышать заботливые нотки в ее голосе, извинения и мольбы. Боится его? В это трудно поверить. Или любит?

Мои пальцы окончательно онемели и распухли. Внутренний голос говорил мне: подожди. Но я больше не мог ждать, у меня не оставалось времени, не оставалось никакой иной надежды на спасение.

— Крюгер, — крикнул я. — Послушай, давай договоримся о сделке.

— Никаких сделок, мерзавец.

— Ты помнишь деньги, которые я украл в Аспене?

Крюгер и Шанталь повернулись в мою сторону.

— Большие деньги, — добавил я. — Даже после инфляции.

Огни яхты привлекли внимание неисчислимого множества рыбешек, и они резвились в воде, так что поверхность сделалась рябой от их игрищ. Казалось, они обезумели от света.

Наконец Крюгер поднялся и, хромая, направился ко мне.

Я сжал правой рукой ракетницу. Рука моя настолько онемела, что я не ощущал ее и не был уверен в том, что нормально сжимаю ракетницу.

Когда Крюгер приблизился, я поднял ракетницу, быстро прицелился и нажал на спусковой крючок. Раздался хлопок, лицо Майка Крюгера исчезло за красной фосфоресцирующей завесой. И лицо и плечи его запылали ярче солнца, горящие частицы разлетелись по палубе.

Он закричал и, продолжая полыхать, бросился за борт. Вода не сразу погасила горящий фосфор. Я видел, как фосфоресцирующее тело опускается в черную глубину воды. Полчища рыбешек бросились за ним вдогонку.

Шанталь отчаянно закричала, и это прозвучало как эхо последнего крика Крюгера. Это был настоящий вопль. Она бросилась ко мне, целясь в меня из «браунинга».

— Подожди! — заорал я.

Ее лицо было безумным.

— Шанталь…

Пистолет разлетелся в ее руке. Но это произошло почти бесшумно. Кажется, я закрыл глаза. Когда я их открыл, я увидел, что Шанталь стоит надо мной и с удивлением смотрит на свою правую руку. От ее запястья остался один лишь большой палец; из раны хлестала кровь.

— Габриэль! — заорал я.

— Я промахнулась, — сказала Шанталь. — Как это я промахнулась?

— Сюда! — сказал я. — Наклонись ко мне.

Шанталь покорно встала на колени передо мной. Я обеими руками сжал ее руку выше локтя, чтобы остановить кровотечение. Но мои руки онемели и совсем обессилели.

— Габриэль!

— Что случилось? — спросила Шанталь. — Я не поняла.

— Я забил ствол пистолета.

— Ты хитрый лис.

Над нами склонилась Габриэль. Я не мог понять, что она говорила.

Я сказал:

— Сожми ей руку выше локтя как можно крепче.

Габриэль опустилась на колени и сделала все так, как я сказал.

— Шанталь, где ключ от наручников?

Она посмотрела на меня и сказала:

— Мне дурно.

Ни Габриэль, ни я не могли остановить кровотечение.

— Где Майк? — спросила Шанталь.

Даже при слабом освещении было видно, что лицо ее было бледным — смертельно бледным.

— Как все глупо… Как глупо…

— Не сдавайся, — сказал я.