— Вишь, захотелось беззубому старцу сухарь сгрызть! Но не так-то просто обвенчаться, если Девушка не захочет. Ведь она католичка, а какой священник согласится взять на свою душу такой грех? — отговаривала Петра Мелашка.
— А если бы не захотела, тогда… Вон турчанки тоже по доброй воле не венчаются с казаками. А какого казака родила и вырастила жена Нечая! И ни бог, ни люди не проклинают ее.
Мелашка укоризненно покачивала головой. Ее сын Мартын такой же горячий и непоседливый… Ей хотелось отрезвить хоть эту буйную голову, опьяневшую от любви. Но только рукой махнула.
— Скоро мы все турками станем при такой жизни. Ты, жених, хотя бы поговорил с нею, как полагается при сватанье. Девушка, может быть, и не догадывается.
— Как же с ней поговоришь, когда она сидит взаперти, как в турецком гареме, у этого проклятого Чаплинского! Только сын полковника Скшетуского пользуется доверием у подстаросты. Передавали мне соседи подстаросты, что Чаплинский разрешил Гелене прогуливаться по двору вместе с ротмистром, да и то ненадолго.
Об этом говорил Дорошенко и с полковником Кричевским. А тот снисходительно улыбнулся, выслушивая подручного полковника Хмельницкого, озабоченного сейчас далеко не военными делами.
— Надо, чтобы в Чигирине поспокойней стало, казаче, вот тогда и думать об этом будем, — отсоветовал Кричевский. — Девушка и сама не спешит становиться под венец с подстаростой. Боюсь, что пан Комаровский из чрезмерной угодливости своему тестю может и ребра поломать какому-нибудь ухажеру засватанной девушки. Да и ротмистр гетмана Потоцкого что-то уж больно зачастил в Чигирин, засиделся у пана подстаросты. С целым отрядом гусар прибыл сюда. Ты должен предупредить Богдана, что коронный гетман тоже направился со своими войсками на Украину. Сейчас Богдану, пожалуй, лучше отправиться куда-нибудь в поход на Турцию…
— Весной отправимся, пан Станислав, в настоящий казацкий поход!.. Очевидно, пан коронный гетман не особенно доверяет полковникам реестрового казачества, коль сам выступил с королевскими войсками на Украину?
— Реестровые казаки тоже всякие бывают… Да и разбросаны они-по разным местам. Уманским реестровым казакам приказано подавить восставших крестьян под водительством Кривоноса и Богуна на Подольщине. Очевидно, им придется столкнуться и с выкрестом Назруллой. Он вернулся в Уманские леса откуда-то с запада, у него целый полк казаков. Да и сынок пани Мелашки полковник Мартын Пушкаренко ведь не без дела сидит у донских казаков… А черкасские и половина корсуньских казаков стерегут на Запорожье какого-то дьявола под корягами в низовьях Днепра. О чигиринцах, пожалуй, ничего и не говори Хмельницкому. Потоцкий ведет на Украину несколько тысяч коронных войск и всю королевскую гусарию. Достаточно у него и конницы. Так и передай Хмельницкому. Воеводы Речи Посполитой тоже выставили свою конницу, и тяжелые пушки установлены на возах. А на Поднепровье коронный гетман послал наемника Шемберга и своего сына с гусарами и кавалерией, состоящей из украинцев. И для большей уверенности в успехе назначил Шемберга заместителем командующего войсками Стефана Потоцкого. Кстати, вчера ротмистр Скшетуский очень интересовался сосредоточивающимися в чигиринских лесах отрядами. Это, очевидно, и есть сборное войско пана Дорошенко?
— Ну, не совсем так, — смущенно отвечал старшина, потому что ему не хотелось говорить неправду такому искреннему полковнику. — Что сборное, возможно, и верно. А мое ли оно, сказать не могу. Народ стал объединяться, почувствовав беду. Снова Голгофой пахнет, как и под Кумейками…
— Им надо бы выбрать другое место для объединения. Шли бы куда-нибудь, на Низ, что ли. Видишь, вон Пушкаренко нашел, где приложить казацкую военную силу, помогая донским казакам потрошить турецкое Приазовье… Мне приказано, пан Петр, помочь пану ротмистру Скшетускому схватить всех казаков, находящихся в лесу. Схватить и казнить. А сынок бывшего адъютанта Станислава Конецпольского не станет нянчиться с ними. Конечно, пан Дорошенко сам командовал полком во Франции и знает, как поступить с этим сборным войском. Кстати, и вам советую быть более осмотрительным женихом…
Кричевский и Дорошенко вскочили на оседланных коней, стоявших во дворе, и в сопровождении чигиринских казаков двинулись в путь. Темной предвесенней ночью воинам легче ускользнуть от охраны на заставах. Когда въехали в лес, повеселевший полковник Кричевский заговорил с Дорошенко, умышленно отделившись от сопровождавших их конников:
— Мне кажется, что пану Петру надо навсегда распрощаться с Геленой. Девушка она красивая, но слишком ветреная. Она льнет к ротмистру, ходит с ним на прогулки. А живет ли она с подстаростой как с мужем, в этом я не уверен. Не такая жена нужна для такого воина, как пан Петр.
— Полковник отговаривает меня?
— Хватишь ты горя с ней. Она втемяшила себе в голову, что является настоящей шляхтянкой, — так какой же казак, хоть и старшина, ровня ей? Ты подумай лучше о том, какие войска сосредоточивает сейчас коронный гетман на Украине. Да и без этого уже ясно, что шляхтичи и казаки непримиримые враги. Как же ты, пан Петр, будешь защищать жену-шляхтянку от кровной ненависти казаков к шляхте? Ты должен все хорошо взвесить, прежде чем становиться с ней под венец.
— Получается, что шляхетство хуже мусульманства. А как любил полковник Нечай свою жену-турчанку!..
Кричевскому и самому стало не по себе от такого разговора. Ведь он тоже был шляхтичем из старинного украинского рода. Во всем угождал Станиславу Конецпольскому, добросовестно выполняя свои служебные обязанности, ничем не запятнал своего имени воина. Действительно, шляхетство в условиях жестокой борьбы против украинского народа давно уже перешагнуло границы сословных различий, превратилось в касту. Шляхетство, пропади оно пропадом, это символ кровавой вражды!
— А впрочем, пан Петр, поступай как знаешь, тебе виднее. Будь здоров, воин, да не забудь же, что завтра коронные войска начнут наступление на ваши сборные отряды казаков в чигиринском лесу.
— Спасибо, пан полковник. Завтра в Этом лесу ни единого казака уже не будет, а ежели попытаются преследовать — ни за понюшку табаку погибнут сотни жолнеров. Казаки будут драться не на жизнь, а на смерть. Вспомним хотя бы и эту злосчастную битву под Кумейками… У нас единственный выбор: коль и умереть, то на трупах наших врагов!
Станислав Кричевский восхищенно слушал Дорошенко, веря, что так и будет. Улыбнулся в усы: вот это и есть настоящие «чинчинато, от сохи призванные к власти», вспомнив высказывания о казаках своего друга Окольского. У них все так просто, но как убедительно и трагично!
— Хорошо, — коротко ответил. — Ну а как же с Геленой?
— А с ней будет так, пан полковник, как распорядится судьба. Успеет Чаплинский до весны обвенчаться с ней в костеле, тогда придется иметь дело со вдовой.
— Ото! Так предупредить ее, что ли?
— Нет, предупреждать не надо. Благодарю за хорошее отношение к нам, наш добрый друг полковник! Передавать ли Богдану привет или, может, еще что-нибудь?
— А как же, непременно! Я желаю ему здоровья, здоровья и ума! Понимаешь, Петр, я желаю своему куму побольше ума в сложном единоборстве его с коронным гетманом! Да постой, чуть было не забыл. Сюда приезжала сестра полковника Золотаренко, спрашивала о Богдане. Ей это чуть не стоило жизни.
И Кричевский резко повернул своего коня. Но остался на месте, словно решал что-то. Потом поскакал галопом, нырнув в черную бездну ночи.
15
Кодацкая крепость действительно стала преградой на пути казаков к свободной жизни. Сечь невольно превращалась в своеобразную рыбацкую мотню. Из нее не вырвешься на Украину по привычной днепровской дороге, разве что вынут, как неосмотрительных карасей. А вынуть есть кому, об этом позаботятся гетманы шляхты.
— Вижу, братья казаки, что вы поняли меня, хотя и не сразу. Да, может, это и лучше для дела, — рассудительно говорил Хмельницкий на большом казачьем совете. — Действительно, мы вначале считали, что нам без обмана сторожевых собак, засевших в Кодацкой крепости, не выйти живыми с этих диких островов. К сожалению, обман — это старый, но не всегда надежный способ спасения. Чтобы вернуться в родные хутора, мы должны прибавить к этому еще военной смекалки и вооруженной силы.