Михаил Борисович Розенштейн, чутко улавливающий настроение аудитории, мимоходом вбросил идею:

— Зачем нам иметь для практических стрельб большое разнообразие образцов торпед на сильных окислителях? Может быть, следует иметь надежную воздушную парогазовую торпеду?

Народ удивленно замолчал: не ослышались ли, ведь это шаг назад, даже два. А потом, уже взвесив все «за» и «против», промолчал дипломатично — меньше проблем с обеспечением боевой подготовки. Не все знали, что в этот период на экспорт была разработана воздушная парогазовая торпеда. Сначала небольшие партии этих торпед под загадочным названием 53–56В обосновались в торпедных мастерских флотов. Торпеда оказалась отличной во всех отношениях. Все пришли в восторг. Воздушная парогазовая торпеда начала второе покорение флота. Название торпеды вполне современное — модернизация кислородной торпеды. Она и внешне похожа на нее. Пошли на флот и боевые торпеды. Напряжение временно спало. Но только временно. Процесс эксплуатации тепловых торпед на сильных окислителях напоминал езду по бездорожью: хвост вытащишь — нос увязнет, или наоборот. То подводит антифриз, то резиновые манжеты, то трескается металл. «Нужен единый образец торпед на сильных окислителях», — размышлял Акопов, вновь и вновь возвращаясь к мысли о судьбе кислородной торпеды. Прежде чем закрыть тему, он решил еще раз послушать непосредственных исполнителей работы и пригласил в Москву Гинзбурга, Берсудского, Колядина. Мнение военного представителя было кратким:

— Грант Мигранович, результат мог быть совсем другим. Аппаратуру самонаведения нам навязали здесь, в УПВ. Если взять аппаратуру у Кокрякова — цены торпеде не будет. Вы посмотрите, как она ходит!

Этого Акопову он мог не говорить. Тот и сам видел по отчетам, что торпеда проще, надежнее всех предыдущих. Он интуитивно чувствовал, что она — подарок судьбы. Она послана нам свыше, чтобы быть единой противокорабельной торпедой. Разработку ее нужно завершить во что бы то ни стало и принять на вооружение под шифром 53–65К как модернизацию 53–65. Вряд ли мы сумеем повысить надежность торпеды Кокрякова. Акопов вновь прислушался к тому, в чем его убеждают специалисты.

— Грант Мигранович, работу закрывать нельзя. Нужно идти к Пухову и убедить его…

— А я и не собираюсь ее закрывать. Но от вас нужен нестандартный ход. Визит к Пухову ничего не даст. В настоящее время развернулась борьба с многотемьем. Ему приказали, развернуть с многотемьем борьбу, он ее и разворачивает. Нужно ваше аргументированное обращение к Сергею Георгиевичу Горшкову. Тем более, что работа проводится по плану Главкома. Все будет естественно. Так мол и так, имеем неплохие результаты. До завершения необходим год-полтора. Будем иметь простую, надежную и дешевую торпеду. Не мне вас учить. Вы умеете расписывать свои обещания. А мы вас поддержим. Это я беру на себя. А сейчас уйдем в «подполье». Пока письмо идет туда-сюда, корректируйте документацию, заменяйте аппаратуру самонаведения. Тут ко мне приходили из авиационного института — профессор Рябов Борис Александрович со своими специалистами. Предлагают доработать систему управления — дополнить датчиком угловой скорости. Если это нужно, то набросайте им техническое задание. Подключу.

…Прочитав письмо группы конструкторов из КБ алма-атинского завода, Сергей Георгиевич задумался. Такие письма в его адрес — не редкость. Можно все это отправить на заключение в Научно-технический комитет. Тогда те запросят мнение УПВ ВМФ, те Минно-торпедный институт, те… Похоже, это другой случай. Эти изобретатели, вероятно, уже везде побывали и хотят получить либо его одобрение, либо… он еще раз перечитал последний абзац — про технологичность, простоту, дешевизну. Вспомнилась война… «Это торпеда для войны» — подумал Главком. И начал выводить — «ОДОБРИТЬ». Так будущая торпеда 53–65К получила первый пропуск на флот. От Главкома. Лично.

Решение Главкома друзей торпеде не прибавило. Институты по-прежнему делали вид, что не в курсе дела, знать не знают и слышать не слышали о разработке новой кислородной торпеды. «Это не страшно. — думал Акопов, — главное, чтобы не мешали работать, не писали… Есть у нас борцы за справедливость — чуть, что не так — письмо на самый верх без подписи». Но все было тихо.

Торпеда рождалась под счастливой звездой. Собранная талантливой рукой Гинзбурга из лучших агрегатов и узлов, что были тогда в наработке по тепловым торпедам, оптимизированная по расходам энергокомпонентов пока для условий полигонных стрельб, торпеда уверенно наворачивала километры на винты. Теперь уже и с системой самонаведения.

Телефон на столе Акопова зазвонил «междугородным» звоном:

— Грант Мигранович! Колядин докладывает по Гинзбургу. Не изделие, а конфетка. Ходит, как часы. Наводится как зверь. Пора выходить на Государственные испытания.

— Работайте, работайте…

Грант решал не простую задачу. Пора докладывать Пухову, что его указание по закрытию работы с этой торпедой не выполнено, зато… не просто докладывать начальнику, что ты оказался мудрее и дальновиднее. Надо как-то искать выход из положения… ем более, что любит начальник изобретать, а еще более — получать вознаграждения, а здесь новое поле деятельности — от головы до хвоста. Вскоре случай представился, как по заказу…

Телеграмма с Тихоокеанского флота за подписью Бродского: «Освоение флотом торпеды 53–65 считаем нецелесообразным из-за крайней сложности в приготовлении…» Сначала, конечно нужно будет доложить хорошую весть. Например, эту телеграмму из Алма-Аты: «Рассмотрев ваши предложения по повышению надежности торпед 53–61, сообщаю, что они приняты к реализации. Акты реализации высланы исх…» Акопов вызвал «главного изобретателя» Юлиана Дашкова, показал телеграмму:

— Нужно собрать комиссию..

— Соберем. Кому сколько?

— Ему 200, мне 50. Еще пару человек подбери. За оформление.

— Понял…

… Пухов размашисто расписался в денежной ведомости и сунул деньги в боковой карман тужурки.

— Садись, Грант, что у тебя еще? Ведь не из-за этого ты ко мне в такую рань?

— Да, Александр Григорьевич, ты прав. Бродский отказывается осваивать торпеду 53–65. Пишет, что она сложна и ненадежна. Вот телеграмма ЗАС.

— Опять этот Бродский! Умник нашелся! Все ему не так! Я ему перекрыл кислород везде, где мог. Опять лезет.

— А может, он прав? Есть хорошие вести. Кислородная торпеда в Алма-Ате на выходе.

— Так мы же ее зарубили еще года два назад.

— Зарубили, да не погубили, — Грант хитро улыбнулся, — и не плохая торпеда получилась…

Акопов доложил все подробности. Пухов долго молчал, переваривая информацию:

— А как встречают торпеду наши ученые?

— «Гидроприбор» и слышать не хочет. Ничего не знаем! Наши тоже не признают. Хурденко говорит, что никакого технического задания не подписывал и вообще не в курсе дела.

— Ну, а Кокряков с Тополянским? Они же взвоют.

— Поощрим — не взвоют.

— Хорошо. А с Хурденко мы разберемся. Подключи Берсудского из серийного отдела. Они с Гинзбургом договорятся.

— Уже давно сидит в Алма-Ате. Кстати, я поручил ему изучить возможность внедрения в торпеду твоих идей.

— Да, конечно. Что они понимают в торпедах? А «Гидроприбор» подключим попозже — никуда они от нас не денутся. Правда, лауреатов здесь получить не просто. Ты еще не лауреат?

— Пока нет.

— Ну, денежная премия — тоже не плохо! Пухов усмехнулся… — Давай твою торпеду на Государственные испытания. Готовь совместное решение.

Торпеда родилась под счастливой звездой. Научные институты категорически против нее, а торпеда крутит и крутит километры. Государственные испытания прошли с блеском.

Главный конструктор торпеды Даниил Самуилович Гинзбург пробивной личностью не был. Тихий, скромный, интеллигентный и, наконец, всегда трезвый, он пасовал перед мощными голосовыми связками и, порой, соглашался даже с тем, с чем в корне был не согласен. А что касается доверительного разговора с руководством, то и вообще сразу понимающе кивал головой. Так по «высшим соображениям» торпеда была принята на вооружение не Постановлением Совета Министров СССР и даже не приказом Министра обороны. Ее просто запустили в серийное производство приказом Главнокомандующего ВМФ. Как какой-нибудь тренажер или блок питания.