Бродский провел воспитательный цикл, но чувствовалось, что он был доволен:
— Ну, давайте поподробнее…
Кузнецов умел докладывать начальству приятные ему вещи. Он не торопился в изложении, и доклад затянулся.
— Значит, у них по безопасности эксплуатации батарей никаких толковых предложений кроме этого пургена, извиняюсь фенолфталеина, ничего не предусмотрено?
— И увеличение срока хранения свыше трех месяцев в ближайшее время не планировалось.
— Понятно. Нужно подготовить подробный доклад в Москву. Мы форсировать освоение торпеды САЭТ–60 не будем. Москва нас сейчас торопит с перекисной торпедой 53–61. Их и накопилось побольше. САЭТ–60 пока погоды не делает. Кстати, сколько серебра идет на одну батарею? Ну вот, видите. Не думаю, что они нас завалят этими торпедами. Тем более, что в плане производство торпед МГТ–1, СЭТ–40, СЭТ–53М, СЭТ–65 с батареями разового действия. Где они собираются серебро брать? Не ложки же будут собирать по стране и старинные ожерелья. Так что приготовьте и заложите на опытовое хранение несколько торпед. Думаю, что промышленность сейчас сама запросит «пардон». На освоении этой торпеды можно не одну диссертацию защитить. Даже если обеспечить содержание их на кораблях до одного года. А дальше что? Через два, три, пять лет. Работайте.
Никто не знает тонкостей переговорного процесса другой стороны — между Владивостоком, Москвой и Ленинградом, но уже через день-два начались научно-технические смычки. Составлялись перечни контрольных вопросов, проектов совместных решений, планов мероприятий. По вечерам сближались позиции, особенно, когда в Амурском заливе пошла корюшка и начался ее отлов. Все необходимые подручные средства, включая шлюпку и сетку, у электриков имелись, и процесс освоения приобрел взаимно-поучительный характер. Вяленая корюшка постепенно размягчила официоз и поспособствовала единству. Заложили несколько торпед на опытовое хранение, отработали инструкцию по приготовлению торпед, провели фактическое учение по ликвидации небольшого пожарчика при случайной заливке батареи, который осуществили совершенно непреднамеренно. Затем комиссия уехала, начали поступать торпеды со следами обговоренных доработок. Процесс совершенствования торпеды САЭТ–60 станет показательным в части совместной работы заводов, Минно-торпедного института и флота.
С середины 60-х годов поступление электрических торпед с батареями одноразового действия приобрело массовый характер. Это каспийский «Дагдизель» стал выходить на гвардейский режим. Стали поступать и другие образцы торпед. Сначала МГТ–1, затем СЭТ–40, потом еще, еще, еще… Итак, в торпедном деле наступила эпоха серебра. На торпедные батареи его шло значительно больше, чем на украшения и столовые приборы за всю историю человечества. Надо сказать, что такие батареи делали и американцы, и все страны НАТО. Впрочем, американцы оставили электрику для европейцев и переключились на создание тепловых универсальных торпед. Мы беззаветно состязались на всех фронтах, но большего успеха добились в электроэнергетике. Уже в то время у нас в разработке находились батареи с использованием в качестве электролита морской забортной воды, исследовались возможности замены серебра на медь, магний, алюминий, бром…
Но это будет потом, а пока каспийский завод «Дагдизель» наращивал мощности для массовой поставки электроторпед, освобождая ленинградский завод «Двигатель» для расширения производства опытных торпед. Электроторпеды стали визитной карточкой «Дагдизеля», а заводоуправление — кузницей кадров для московского главка и других крупных организаций. В списке «ключевых» торпедистов главка последнего времени: Левченко М. П., Жданов В. И., Феофилов В. И., Петухов Л. С., Сотников В. М., Ерохин Л. С., Грязнов Ю. К., Абдурагимов Ю. М., Ковальчук Г. Н. и другие. Безусловное большинство каспийчан. Делал в науке первые шаги Ш. Г. Алиев, будущий академик Академии космонавтики, доктор технических наук…
Нельзя сказать, что неприятностей с торпедами МГТ–1, САЭТ–60, СЭТ–40 с батареями одноразового действия на флотах не было. Были, и довольно серьезные. Были протечки электролита в аккумуляторные отделения торпед, были самозаливки, были пожары. Батареи одноразового действия на первых порах оказались весьма чувствительными к «человеческому фактору» и создавали аварийные ситуации на корабле даже при незначительных ошибках в действиях обслуживающего персонала. Там плохо поджали горловины торпеды — и при проверке подводной лодки на герметичность вакуумированием, разряжение проникло и в торпеду — получили самозалив. Там перегрели торпеду в торпедном аппарате электрогрелками — получили возгорание и т. д. Но сам по себе показатель, что в семидесятые годы процент содержания электрических торпед на кораблях достиг 75 процентов говорит сам за себя. Флот голосовал за электроторпеды и прежде всего за САЭТ–60. А завод «Дагдизель» развивал и развивал мощности. Противолодочные торпеды шли вне конкурса. А у САЭТ–60 был наиславнейший перечень конкурентов. Из всей тепловой рати дольше всех сопротивлялась торпеда 53–61МА, пока, наконец, появившаяся 53–65К не стала восстанавливать паритет. Теперь пошли проблемы у электриков. Система приходила в динамическое равновесие..
— Как дела у нас с электрическими торпедами? — спросил как-то Бродский Германа Лебедева, вставшего в строй торпедного отдела МТУ после проводов Леши Ганичева в Череповец. (Уволенный по состоянию здоровья в запас, Леша решил именно в Череповце вбить кол в землю на оставшиеся времена. Но прожил недолго. Это был торпедист от Бога).
— Нормально, — ответствовал Лебедев, — торпеды прямо с колес идут на корабли. Поступают с «Дагдизеля» в контейнерах, в полностью собранном виде. Вкатываем батареи, присоединяем БЗО. Проверяем — и на корабль. От желающих взять их в БК отбоя нет.
— Вы только САЭТ–60 особенно не разбазаривайте. Мы копим себе работу на будущее, увеличивая ремонтный фонд. На один год хранения они «добро» дали, а дальше что делать? Через год, два, три? Надо, чтобы наш институт подумал об ускоренных испытаниях. Ну, а нам нужно думать о сокращении объема ремонта по опыту эксплуатации. Кстати, и необходимость увеличения гарантийных сроков торпед не за горами. Нужно уже сейчас предусмотреть заказ батарей без торпед. А как сами торпеды?
Бродский, конечно, был в курсе дела по этим вопросам. Просто он «прокачивал» новичка отдела.
— «Дагдизель» перелопатил торпеду от обтекателя ССН до гребных винтов. Недавно были их представители из СКБ: Владимир Ильич Феофилов и Георгий Астафьев. Говорят, что скоро начнет поступать модернизированная торпеда САЭТ–60М. У них осталось дело за батареей. Работы по дальнейшему увеличению сроков хранения на кораблях развернуты.
— Вы особенно их не слушайте. Когда они здесь — наобещают. А потом скажут — гарантийный срок три года. А дальше заказывайте новые батареи.
Надо сказать, что так все и произойдет. И здесь нужно отметить, что специалисты Минно-торпедного института весьма вовремя начали работы по обоснованию возможности продления сроков жизненного цикла батарей. В условиях всеобщего планирования и стимулирования вдруг выяснилось, что серебра в стране почти нет и это могло стать нокаутом. И здесь для дальнейшего изложения нам придется переместиться в Минно-торпедный институт. Но продолжим мы рассказ о серебряном взлете электроторпед в 70-е годы уже из нашего времени.
В Минно-торпедном институте работает капитан 1-го ранга в отставке Алексей Алексеевич Строков. Его служебная деятельность всегда была связана с разработкой электроторпед и по длительности почти перекрывает всю их историю у нас в стране. Он был назначен в институт в 1954 году и уже в 1956 возглавлял отдел разработки электроторпед. Прибыл в институт Строков из Москвы, из МТУ ВМФ, где тамошняя суета и беготня по министерским кабинетам не пришлась ему по душе. Зато короткое его знакомство с руководящим ядром в лице Костыгова, Волкова, Гуревича, Круглова, Акопова, Ахутина позволяла ему чувствовать себя более уверенно среди многочисленных ученых, пытавшихся завлечь его в свои последовательные ученики. Отметим также, что скромность его была на генетическом уровне: он так и остался необремененным учеными степенями и званиями и даже не удостоился Госпремии. Заслуги его, конечно, отмечены орденами, но как это было принято тогда — по случаю каких-нибудь юбилеев. Однако продолжим. Отдел он возглавлял семнадцать лет. В дальнейшем его преемники Олег Белозерский и Слава Красюков не вылезали из его кабинета заместителя начальника торпедного управления, коим он стал, принимая тут же «свои» выверенные решения. Начальник управления Валентин Иванович Дьячков смотрел документы, подготовленные Строковым, едва пробегая сверху вниз, а Андрей Андреевич Хурденко не утруждал себя электрической энергетикой: он делал упор на тепловые торпеды. Таким образом, Строков был, как бы серым кардиналом по электроторпедам. «Как же, как же, — скажет изумленный читатель, — а научно-технический совет, а другие начальники, а руководство в мировом масштабе?» Дело в том, что электроэнергетика была у нас чем-то вроде резервного фронта. Копья ломались, и головы летели на тепловом. Там и все научные силы, доктора, профессора, замкнутый цикл, цикл Карно. А почему? А потому, что до нас еще не доходило, что для торпед скорости 55 узлов хватит с головой. Нужно больше — пожалуйста, ракеты. Строков не дал себе ввязаться в гонку, делая спокойно свое дело, потому электроторпеды и были реальностью. И когда начальник лаборатории источников электрической энергии, знакомый нам по истории с фенолфталеином, Леонид Ковалев доложил ему, что они в лаборатории думают вплотную заняться бромом, Строков сказал: «Никаких бромов. У вас работы хватит до пенсии и даже больше с серебром. Откройте НИР под названием, например „Соболь“, и обосновывайте постепенное продление сроков эксплуатации батарей разового действия, и Родина вас не забудет». Работа закипела. Родина не забудет Ковалева, он станет начальником отдела эксплуатации торпед, капитаном 1-го ранга, но тяга к батареям окажется сильнее. Он вернется к ним, но уже в промышленности. А тему «Соболь» подхватит Борис Васильевич Жмырев и вместе с Клавдией Федоровной Сиволодской, Людмилой Ивановной Зинченко и другими специалистами докажет 15-летний срок годности этих батарей, когда промышленность перестанет ставить под таким заключением на акте испытаний даже согласующую подпись. Так что торпеда САЭТ–60 своими успехами обязана и прозорливости Строкова. Юрий Леонидович Коршунов, сменивший Дьячкова В. И., всегда при встрече со Жмыревым говорил:
