– Для чего тебе мой старый и вонючий палец? – спросил Дуэйн под аккомпанемент нарастающего гула.

– Изведать интересное ощущение. Перестань задавать дурацкие вопросы!

– Боюсь, что ничем не могу тебе здесь помочь, – проговорил Дуэйн, хватаясь, как утопающий, за соломинку. – Моя нога совершенно онемела.

– У Дики не немеет. Дики не боится. Он – единственный в городе, у кого есть хоть сколько-нибудь воображения.

– Рад слышать это, но предпочел бы слушать тебя за почтой. Что если водитель грузовика увидит меня с ногой, всунутой в тебя, и сойдет с ума? Он может врезаться в скобяную лавку, и тогда где мы будем брать запасные детали к газонокосилкам? А, я тебя спрашиваю?

Сюзи продолжала сидеть в его ногах, когда подъехал грузовик. Водитель осторожно затормозил перед светофором. Огромный мотор урчал и бился совсем рядом, и через десять секунд машина уехала. И второй водитель не проявил никакого интереса к машине, находившейся рядом.

– Если я отвезу тебя за почту, ты сделаешь то, о чем я тебя прошу? – не сдавалась Сюзи.

– Сам не знаю, – признался откровенно Дуэйн. – Не исключено. Но ничего определенного не могу обещать.

– Ты что, думаешь, от этого твой палец загниет? – спросила Сюзи, впервые раздражаясь.

– Нет, конечно нет, – поспешно произнес Дуэйн.

– Ты совал в меня свой палец, – настаивала Сюзи. – Ты совал в меня свой банан. Что страшного в ноге?

– Давай выясним, что творится за почтовым отделением, – предложил Дуэйн, вставая и усаживаясь за руль. Он подождал, когда Сюзи сядет на сиденье, но та так и осталась сидеть на корточках.

– До почты ехать всего ничего, – заметила она.

Дуэйну осталось только включить двигатель.

В комфортабельной темноте за почтой Дуэйн осторожно, но с удовольствием отдался во власть любовных утех. Сюзи дала ему понять, что считает его трусом, хотя не настолько, чтобы отказать себе в удовольствии.

Когда она была удовлетворена, он спросил, участвовал ли Дж. Дж. Роули в ее шаловливых играх.

– Еще как участвовал! – ответила она. – Он был первый, с кем я изменила Джуниору. Все произошло в воскресной школе. Он затащил меня туда под предлогом помочь ему настроить старое пианино, которое стоит в воскресной школе.

– И поэтому ты сердита на него?

– Я сердита на него потому, что этим делом он нигде не занимался, кроме как в классной комнате. Мог бы прийти в мой дом, или мы могли бы отправиться в мотель. Я устала извиваться на жесткой скамье.

– Там есть пол, – заметил Дуэйн. Теперь, оказавшись в темноте, он готов был говорить о сексе сколько угодно.

– У Дж. Дж. артрит. Он способен только наклоняться… Но грех жаловаться. Пару раз я так сильно кричала, что он перепугался до смерти. Заниматься любовью со священником – это, доложу я тебе, нечто. Кому придет в голову такое! С мужем не так интересно.

– Старина Джуниор не очень-то любил разнообразие, не так ли? – спросил Дуэйн.

Сюзи посмотрела в окно. Ее лицо изменилось, и на миг ему показалось, что она расплачется.

– Так, – согласилась она. – Он приходил в ужас от одного слова «разнообразие».

Дуэйн, заметив, что затронул обнаженный нерв, пожалел о своем вопросе.

– Из-за этого расстроился наш брак, – продолжала Сюзи. – Если бы он захотел, я бы осчастливила его. Но насильно мил не будешь.

Она вздохнула и снова бросилась в его объятия.

– У нас милые дети, – помолчав, сказала Сюзи. – Они выигрывают все… все подряд. Я думаю, наш брак был бы очень удачным, если бы он не впадал в такой ужас. А жаль. Джуниор не желал себе добра. Дуэйн, почему люди не хотят быть счастливыми?

– Я не знаю, – ответил Дуэйн, размышляя о Сонни, который вечно был чем-то недоволен. Если на меня находит временами тоска, сказал себе Дуэйн, то это не означает, что я не могу испытывать острые приступы счастья. С Сонни, конечно, не так. Он пребывает в пространстве где-то между победой и поражением. А сейчас, несмотря на то, что Сонни старается все предусмотреть заранее, поражения ему все равно не избежать.

– Мать Джуниора никогда не знала счастья, – прибавила Сюзи. – В жизни ей пришлось очень несладко. Поэтому Джуниор стыдится думать о счастье, имея перед глазами пример матери… Я назову тебе, кто счастлив. Это – Дики. Ты должен гордиться, что воспитал такого чудесного мальчика. Завидев его, я оживаю. Это великий дар – одним лишь своим появлением поднимать настроение людей.

Дуэйн знал, что она делает его сыну прекрасный комплимент, но вместе с тем ему припомнилось лицо Джуниора, нервно задающего свой вопрос о том, кому больше нужен секс – мужчинам или женщинам, несколько недель назад в «Молочной королеве». Дуэйну было жаль Джуниора. Всю жизнь он вкалывал и стал богатым, делая то, чему был обучен: работать, не покладая рук, копить на черный день, идти дальше. Но в один прекрасный день экономическая почва ушла у него из-под ног, и он лишился своего богатства. И все это время, находясь на вершине благополучия или превратившись почти в нищего, над ним доминировала несравненная женщина, которая (и в этом не было никакой его вины) отличалась повышенной чувственностью и была ему не по зубам.

– О чем ты думаешь? – спросила Сюзи.

– Мне от души жаль Джуниора.

– О, брось… Джуниора хлебом не корми, а дай пожалеть себя. Я буду держаться за Дики, сколько хватит сил. Ему себя не жаль. Дики любит жизнь.

Она замолчала, думая о чем-то своем, потом тихо сказала:

– Мне пора домой. Дети могут в любую минуту вернуться с соревнований по плаванию.

Дуэйн вернулся в свой пикап и сопроводил ее до здания суда. Путь им преградил красный свет светофора, под которым они только что провели интересные десять минут. Дуэйну было немного печально. Он (и они) уже никогда не повторят этого, ни в этом месте, ни где бы то ни было. Короткий и возбуждающий эпизод жизни остался позади.

Сюзи снова была в приподнятом настроении. Она не умела долго грустить и, улыбнувшись, послала ему воздушный поцелуй.

– Я очень хочу надеяться, что твой палец не загниет, Дуэйн, – бросила она через окно, когда вспыхнул зеленый свет.

Не зная, чем заняться, Дуэйн направился на стадион. Первой он заметил Джулию, которая с двумя подругами стояла около киоска с мороженым. Джек уже участвовал в игре. Зрителей собралось много, но проходить на трибуну особого желания у них не было. Они подогнали свои легковые машины и пикапы к ограде и остались сидеть в них, попивая пиво и весело болтая.

Джейси расположилась поближе к полю, и у ее ног дремал Шорти. Сам факт спокойной дремы Шорти на трибуне был замечательным событием. Дуэйн никогда не выпускал его из машины на стадионе, так как несносный пес принимался носиться по трибуне, кусая людей. Иногда он набрасывался на детей, но чаще всего, возбужденный игрой, гонялся за спортсменами.

С Джейси находился не только Шорти, но и маленький Майк, который расхаживал босиком по пыли за сеткой ограждения «дома» и что-то бормотал себе под нос, совершенно довольный собой. Заметив деда, он улыбнулся и подбежал к нему. Дуэйн поднял внука на руки и посадил на трибуну.

– Ты пришел в самый подходящий момент, – сказала Джейси. – Твой сын идет на установление рекорда.

Джек действительно играл очень здорово в бейсбол. Его отличали холодный расчет и жестокость. Не доверяя полевым игрокам, он старался брать игру на себя.

– Сколько мячей он уже выбил в аут? – спросил Дуэйн.

– Почти все, – ответила Джейси.

– Я не хотел бы оказаться в числе тех, кто допускает ошибки, играя с ним, – заметил Дуэйн. – Джек никогда не прощает.

Шорти открыл глаза и виновато посмотрел на бывшего хозяина. Дуэйн решил его игнорировать.

– Не будь таким черствым, – упрекнула его Джейси. – Пожалей старую собаку.

Дуэйн несколько раз врезал Шорти по лбу кулаком. Шорти перестал иметь виноватый вид и даже обрадовался.