– Мы что, будем сидеть тут и целый день трепаться о травах или зарабатывать на жизнь честным трудом? – строго спросил Дуэйн у молодых мужчин.

– Пошли, я готов, – сказал Дики. – Если Билли Энн притащится за мной на буровую, то у меня хотя бы будут свидетели.

– И почему Нелли хочет стать шеф-поваром в ресторане? – спросил Бобби Ли. – У нее никогда не было никаких амбиций. Мне потребовалось несколько лет, чтобы уговорить ее сбежать со мной.

– Иди работай. Это лучшее средство от хандры, – заметил Дуэйн.

– Мне нравится хандрить, – сказал Бобби Ли. – Что еще здесь делать, как не хандрить и жалеть себя?

– Как что? Столетие на носу, – возразил ему Дуэйн. – А сегодня вечером начинаются репетиции.

В шесть часов вечера (время, когда должны были начаться репетиции празднования столетия города на том месте, где обычно проводились соревнования по родео) солнце жгло немилосердно. В полдень была достигнута отметка в 42,2 градуса по Цельсию, а за прошедшие шесть часов она опустилась совсем ненамного.

Когда Дуэйн прибыл на просторную автостоянку за трибунами, там стояла только одна машина. Она принадлежала Лестеру Марлоу, который сидел внутри, облаченный в костюм и галстук. Он поставил свою машину на самом солнцепеке. Дуэйн припарковался рядом, но в тени. Выйдя из пикапа, Дуэйн решил переброситься парой слов с Лестером, который обливался потом, как может обливаться потом человек, сидящий в машине в сорокаградусную жару. Что и говорить, Лестеру Марлоу приходилось несладко.

– Если я открою рот, чтобы сказать «привет», то утону в собственном поту, – заметил он подошедшему Дуэйну.

– Разверни машину, – подсказал Дуэйн. – Будет не так жарко. А еще лучше – вылезай. Пойдем посидим в тенечке.

Сказав это, Дуэйн подумал, что, будь у Лестера побольше здравого смысла, чтобы не торчать в раскаленной машине при полном параде, вероятно, ему не грозило бы обвинение из семидесяти двух пунктов.

Лестер вылез из машины, весь вымокший. Его немного шатало, но все же он дошел до трибуны и сел в тени.

– Я приехал пораньше, чтобы поговорить с Дженни наедине, – объяснил он. – Моя мать утверждает, что Дженни беременна.

Мать Лестера можно было смело причислить к террористам в летах, которая со всеми, кого знала, и, в особенности, с сыном, обращалась жестоко и оскорбительно. К счастью, много времени она проводила в путешествиях за границей, но, возвратившись в Уичита-Фолс, принималась за старое.

– Я не знал, что твоя мать вернулась.

– Сегодня прилетела. На этот раз она осматривала египетские пирамиды.

– Они ей понравились? – с любопытством спросил Дуэйн, так как Карла иногда заводила разговор о том, чтобы побывать там.

– Я бы не сказал, – ответил Лестер. – Мама работает быстро. Уже через двадцать минут, приехав домой, она позвонила мне и сообщила, что Дженни беременна.

– Ну и что? – удивился Дуэйн. – Ты же женат на ней. Возможно, к этому причастен ты.

– Маловероятно.

Дуэйн терпеливо ждал, когда Лестер разовьет свою мысль. Даже это краткое заявление было шагом вперед по сравнению с теми многочисленными замечаниями, которые раздавались по данному поводу со стороны Дженни.

– Очень сомнительно, – повторил Лестер. – Если от меня, то это похоже на чудо.

– Какое чудо, если ты спишь с собственной женой? – спросил Дуэйн, уловив неожиданный лучик надежды.

– У нас почти не остается времени на это, – заявил Лестер, поворачивая голову в сторону шоссе, словно ожидая, что в любую минуту сюда нагрянет сотня легковых машин.

– Тебе нечего извиняться. Моя жена обычно тоже не спит со мной, – проговорил Дуэйн и сразу пожалел о вырвавшихся словах. Что касается его и Карлы, то в их отношениях все было не так просто. Сомнения возникали с обеих сторон, затем исчезали, чтобы возникнуть вновь.

– Несколько месяцев назад, пожалуй, мы занимались сексом, – прибавил Лестер. – Исключая, конечно, воскресенья… как здесь принято. – Миллионы женщин можно обрюхатить в воскресенье, – подумав, продолжал он. – Дики, часом, не собирается жениться на Дженни?

– Дики сейчас пытается уцелеть в собственном браке.

Лестер утер лицо носовым платком, который был мокрым, как тряпка для мытья посуды.

– Кому какое дело, кто от кого забеременел? – пробормотал он. – Сейчас вот только и думал о том, как бы не платить своему банкиру.

– Не будь циником.

– Ты прав. Но здесь уместнее будет слово «отчаяние».

В этот момент подкатила Дженни, стремительно выскочив из машины. Заметив двух мужчин, сидящих в тени, она страшно разозлилась.

– Перестаньте судачить обо мне! – бросила она, вынимая из машины сумку, в которой лежал толстый сценарий всех праздничных мероприятий. Практически все в округе внесли в него от себя кое-что, поэтому сценарий распух безмерно.

– Ты должен был помочь мне сократить этот сценарий, – упрекнула она Дуэйна. – Он в сто раз длиннее, чем нужно. Нет, праздник у нас определенно сорвется.

Дуэйн раза два принимался за его чтение, но каждый раз быстро сдавался. Дальше Геттисбургского послания, которое каким-то образом переплеталось со славной историей округа Хардтоп и которое должен был зачитывать Сонни Кроуфорд, ему не удавалось продвинуться.

К ужасу Дуэйна и Лестера, Дженни неожиданно расплакалась. Она стояла под трибуной и всхлипывала.

– Он не сорвется… не сорвется… – принялся утешать ее Дуэйн.

Слезы на лице жены тронули Лестера до глубины души. Он быстро поднялся и обнял ее за плечо.

– Не прикасайся ко мне – ты потный, как свинья! – закричала она, но когда муж попытался отойти, то схватила его за руки и зарыдала.

Через полминуты она успокоилась и, улыбнувшись, сказала:

– Я стала такой нервной. Вы должны помнить об этом.

– Мы помним, дорогая, – проговорил Лестер. – Идем? С тобой все в порядке?

– Да… надо подключить аппаратуру, – деловито заметила Дженни, хотя в этот миг с ее губ скатилась слеза.

В то время когда Дуэйн стоял с микрофоном в центре большой площадки и чувствовал себя глупо, повторяя раз за разом: «Проверка, проверка», то уменьшая, то увеличивая громкость в ответ на взмахи рук Дженни и Лестера, расположившихся на противоположных трибунах, место парковки постепенно заполнялось прибывающими машинами. Они все прибывали и прибывали. Складывалось впечатление, что сюда съехалась чуть ли не половина населения округа. Вскоре уже не менее двухсот человек бродило вокруг, горя желанием поскорее начать актерскую карьеру, то сбиваясь в кучи, то расходясь, в ожидании того, что им велят делать.

В подготовительной суете о Дуэйне вскоре забыли, хотя он продолжал стоять с микрофоном в руке и даже периодически произносить «Проверка, проверка» для того, чтобы убедить себя, что делает что-то полезное.

Вскоре Дуэйн заметил, как подъехал «мерседес» Джейси и БМВ Карлы, и из машин высыпало все его семейство, вплоть до маленького Майка, Барбет и Шорти. Дики прямиком направился к группе молодых замужних женщин, которые в намечавшемся празднике должны были исполнять танцы первых колонистов. Их мужья все были из ковбоев; им предназначалось играть самих себя, а также индейцев. Ковбои пугались большого скопления народа и жались к загонам для крупного рогатого скота, разматывая и сматывая свои лассо.

Карла с Джейси выглядели так, словно они только что вернулись из универсальных магазинов. На женщинах были белые просторные брюки и черные рубашки с короткими рукавами. На голове Джейси, державшей на руках Барбет, был белый козырек. Она подошла к Дуэйну и передала ему девочку.

– Ты теперь можешь перестать повторять «Проверка, проверка», Дуэйн, – сказала она. – Микрофон и без того работает отлично.

– Привет, Дуэйн, – взмахнула рукой Карла. – Как жизнь без единой души в доме?

– В доме объявились две души – Бобби Ли с Дики.

– Я не думаю, что у Бобби Ли вообще есть душа, – со смехом возразила Карла.

– Дики мебель не ломал.