Однако наиболее богатые регионы: Мито, Тоса, Нара, Кисю, Сацума — под руководством предприимчивых даймё сумели из общения с иностранцами извлечь выгоду, установив торговые связи и приобщившись к образованию. В итоге Япония, пройдя через потрясения, в конце концов стала воспринимать Запад, как в былые времена Китай: она стала прилежно учиться, но при этом оставалась сама собой, не превратившись в рабыню. Эпоха сёгунов после отчаянной попытки героического, но бесполезного сопротивления со стороны сёгуна ушла в прошлое. Могущественные кланы, которые прикрывались лозунгом восстановления императорской власти, ставили задачу вывести страну на бесконечный путь модернизации. С помощью кланов Тэсю и Сацума императоры Комэй (умерший в 1867 году) и Мэйдзи (1868–1912) поддержали восстановление императорской власти, которое совершилось от их имени. В 1867 году Ёсинобу, последний сёгун, отказался от власти. Началась эпоха Мэйдзи Исин (1868). Реформаторы, потомки знати и самурайских семейств, объединились вокруг личности императора Муцухито, или Мэйдзи. Старшему из них было сорок три года, императору — пятнадцать лет. Тесный союз романтизма молодости и опыта зрелости взял власть и стал непобедимым.

Огромную силу Японии, несмотря на то что в те годы она не могла выдержать сравнения с заграницей, придавала вера в свою способность к возрождению. Если сыновья самураев могли вынужденно признавать свою слабость, то они никогда заранее не признавали себя побежденными. Реформаторы были глубоко убеждены, что успех модернизации может быть достигнут прежде всего за счет технического развития в тесной связи с культурой. Вопреки ожидаемому встреча Востока и Запада оказалась не столько сражением артиллерии против сабель, сколько столкновением двух способов мышления. Несмотря на свою ненависть или понятное недоверие к потенциальным завоевателям, японцы всегда уважали дух западной цивилизации. Поэтому они оказались достаточно разумны и стремились ее ассимилировать.

Эйфория в подражании Западу продолжалась до 1885 года. Реформы затронули не только государственные структуры, но и повседневную жизнь. На ярких разноцветных гравюрах была изображена Гиндзя того времени: кирпичные здания, конка, в которую впряжены крепкие лошади, молодые люди, разряженные по английской моде, нарядные дамы из хорошего общества в европейских платьях и публика в традиционных свободных шелковых одеждах, небольшие автомобили, которые, как рикши, уносят своих хозяев. На фотографиях — трогательных свидетельствах эпохи, еще достаточно близкой, — мужчины в традиционных японских нарядах с цилиндрами или канотье на голове.

Общество в целом вынуждено было отказаться от своих прежних ограничений. Пять статей указа, изданного в 1868 году, отменяли старинную социальную структуру, на которую опирался режим Эдо; указ декларировал возможность перехода из одного социального класса в другой, ранее не допускавшегося, выбор профессии, создание «совещательных собраний».

Конечно, в реальности все было намного труднее, чем можно судить по официальным документам. Невероятно, но все-таки класс буси, лишившийся основ своего существования и своих материальных ресурсов, не имел никакого значения в общественных преобразованиях, которые сам же и начинал. Правда и то, что на судьбах даймё и их наиболее значительных вассалов изменение режима катастрофически не отразилось: помимо своих резиденций и садов, которые они сохранили, они получили в качестве компенсации солидный денежный капитал. Иначе ситуация сложилась для простых самураев: они поняли, что сокращение ренты посадило их на голодный паек, а вскоре она и вовсе была отменена (1873–1876). Взамен ренты они получили тощий кошелек. Учреждение в 1872 году государственных налогов, заменивших старинные повинности, не изменило ничего в положении крестьян. Не улучшилось и положение купцов, наибольшее процветание которых было связано с «прекрасными днями» феодального общества.

Если изменения в стране не сопровождались немедленными изменениями в жизни маленьких людей, то на высшем уровне происходили совершенно иные процессы. Переменами Япония была обязана своему наиболее умелому и материально обеспеченному меньшинству, которое готово было бороться за первенство Японии среди стран Дальнего Востока. Основание политических партий потребовало установления конституции. После долгой подготовки проекта конституция была одобрена советом императора в мае 1888 года. Согласно ей, в 1890 году предусматривалось создание двухпалатного парламента по образцу английского. С тех пор Япония не прекращала добиваться отмены невыгодных договоров, которые Токугава подписывали начиная с 1853 года.

Наконец-то составив представление о самой себе, новая Япония стала пересматривать ценности, пришедшие с Запада, которыми она заменила, возможно чересчур поспешно, свои традиционные ценности. Конфуцианская мораль снова восстановила свои позиции, поскольку характерные для нее прагматизм и агностицизм соответствовали доктринам, с которыми японцы знакомились в сочинениях Иеремии Бентама, Джона Стюарта Милля и Герберта Спенсера. Восток и Запад встречались в недавно созданных университетах. «Японский дух и западная наука» (едком ёсаи) удачно дополняли друг друга.

Отныне возведенная в ранг величайшей державы Дальнего Востока, Япония начала играть самостоятельно избранную роль в центре дальневосточной Азии, вся остальная часть которой подчинялась интересам чужеземных стран. Итак, эти воины, которые уже несколько столетий вынужденно жили в условиях мира, почти физиологически жаждали войны. К этому желанию прибавлялись экономические и политические потребности страны в расширении своих границ. Лозунг «Богатая страна, мощная армия!» (фукоку киохэй) тогда поистине выражал дух и настроения, которыми руководствовалась Япония, унаследовавшая достоинства предков, в частности постоянную готовность к активным действиям. Активность и в самом деле была присуща сёгунату в великие часы эпохи Камакура. Война с Китаем (1894) доказала превосходство японских вооруженных сил, о котором Запад до тех пор не имел представления. Япония через несколько лет приняла участие на стороне Запада в войне, известной под названием восстания боксеров (1900). Договор, заключенный Японией с Англией, развязал ей руки в Маньчжурии, по крайней мере, возможность действий не исключалась. Но стремление России действовать в районе Тихого океана затрудняло дело, и Япония объявила войну царю (1904). Она вышла победительницей (1905) из этой жестокой борьбы благодаря подвигам генерала Ноги в Порт-Артуре и таланту адмирала Того, проявленному в Цусимском сражении. Япония оказалась первой страной в Азии, которая одержала победу над могуществом Запада. Может быть, этот триумф и не был в действительности столь грандиозным. Кровавый успех генерала Ноги оказался пирровой победой; а успех адмирала Того был достигнут, не исключено, благодаря особым обстоятельствам. Русский флот был измучен продолжительным плаванием и огромным расстоянием, которое ему пришлось преодолеть, и это способствовало легкой победе японцев. Большая часть русских моряков ощущали возможность гибели, понимая, что, потеряв силы в конце длительного перехода вокруг мыса Доброй Надежды, они почти полностью утратят шансы выжить в бою. Потому-то они, покидая Санкт-Петербург, навсегда прощались с родиной.

Если же победа Японии, которую подчеркнула аннексия Кореи в 1910 году, и была блестящей, то ее результатом стала лишь завышенная оценка своих реальных сил. Если рассматривать положение дел под таким углом, то ее можно считать одной из причин, которые впоследствии спровоцировали трагедию 1945 года.[22]

Спустя несколько лет участие Японии в Первой мировой войне позволило ей укрепить свое положение еще и благодаря обстоятельствам, из которых она сумела извлечь пользу. Выгода была связана исключительно с военной промышленностью, которая стала неожиданным источником доходов. Это обстоятельство имело только один результат: на какое-то время скрывались серьезные проблемы, связанные с техническим отставанием в ускорявшейся индустриализации страны. К концу войны нищета и безработица стали повсеместными и только усиливали горечь, ощущаемую нацией.