- Простите, доктор. - Сказал я, снимая с себя одежду и осторожно укладываясь на операционный стол, поддерживая свои мерцающие внутренности. - А руки для чего моете? Я полдня шляюсь с пузом наизнанку и, если бы мог, то давно бы уже подцепил бы какую-нибудь заразу и подох бы.

  - Так знаю и потому больше о себе беспокоюсь. - Ответил доктор, выходя из-за ширмы, и протирая руки спиртосодержащим раствором. - Мало ли какую вы заразу принесли с собой, скитаясь между мирами, голубчик. Да и привычка, знаете ли.

  Я даже как-то и не особо удивился реплике этого толстячка насчет скитаний меж мирами, это я уже воспринимал почти как данное. В операционную незаметно вошла помощница Вольфштайна - та самая женщина, что впустила меня, облачена она была в светлый длинный халат, завязывавшийся со спины. Такой же халат успел натянуть на себя и сам Вольфштайн, и сейчас помощница помогала ему с завязками.

   - А вы постарайтесь-ка заснуть, чтоб нам не мешать. - Как бы между делом произнёс доктор, надевая одноразовые перчатки и что-то вполголоса обсуждая с помощницей.

   - Да как же я... усну?- Пробормотал я, чувствуя, что уже засыпаю. Веки отяжелели буквально за несколько мгновений, страшная усталость вспрыгнула мне на грудь и придавила мягкой, но тяжёлой лапой...

  Никаких снов и видений меня не посещало, я просто вырубился и казалось, что лишь закрыл и почти тут же открыл глаза; однако внутренние часы намекали, что прошло не так уж мало времени - чувствовал я себя весьма отдохнувшим.

  Я с наслаждением потянулся и сел, осматриваясь и оценивая помещение, в котором пребывал. Комнатка казалась довольно уютной, не смотря на невеликие размеры; в правой от меня стене находилось большое двустворчатое окно, через которое вливался пасмурно-медовый свет, отчего всё окружавшее пространство казалось слегка нереальным.

  Помимо кровати, на которой я восседал, в комнатке из всей мебели находились лишь стул с высокой спинкой и овальный столик. Из приоткрытого окна доносился приглушенный грохот, курсирующего по этому "Городу Тишины", трамвая да слабый ветерок слегка шевелил прозрачные занавески.

  Скрипнула дверь, впуская внутрь толстячка доктора в светлом халате и в поблескивающих очках.

   - Проснулся. - Безо всякого выражения констатировал он, садясь на стул. - Поднимите рубашку.

  Я молча повиновался, задирая больничную рубаху так, чтобы Вольфштайну лучше было видно в таком скупом освещении.

   - Не беспокойтесь. - Сказал он, будто прочитав мои мысли. - Мне всё прекрасно видно.

  Я скосил глаза вниз, пытаясь разглядеть результаты операции, но с такого угла обзора мало что можно было рассмотреть.

  - Ну что ж. - Промолвил доктор после нескольких минут осмотра. - Всё в полном порядке. Постепенно жизнь вернется к вам вместе с чувствительностью и болью. А пока вам прописан постельный режим.

   - А как это понять: жизнь вернётся? - Спросил я, услышав такую странную фразу.

  Вольфштайн усмехнулся:

   - А вы что думаете, после таких страшных ран обычный неразвитый человек может выжить? Да еще и разгуливать по улицам с собственными внутренностями в охапку?

   - Неразвитый? - Переспросил я. - Что это значит?

   - Слишком много вопросов разом. - Ответил доктор, вздыхая. И тут же внезапно спросил:

   - Насколько вы используете свой мозг?

   - В каком смысле?

   - В самом прямом, голубчик. Я так считаю, что процентов на пять-семь, максимум. Как и подавляющее большинство разумных существ. Стоит кому-то научиться использовать чуть большие резервы своего мозга, как в глазах других он начинает казаться высшим существом, хотя им и самим доступно это.

   - Ну а как же я тогда выжил? - Спросил я, когда в разговоре появилась пауза.

   - Всё благодаря вашему кольцу. - Ответил Вольфштайн вставая. - Не потеряйте его, оно вам ещё пригодится.

  Я автоматически взглянул на кисть своей правой руки и в удивлении почувствовал, как у меня округляются глаза, а брови полезли на лоб. Перстень стал видимым! Он обрел форму и теперь находился на моём пальце в виде массивного золотого ободка с утолщением под угольно-черный камень и с непонятной гравировкой в виде миниатюрных сцен с людьми и животными, переплетающихся с письменами в виде вязи и рун.

  Наверно я был настолько поражен, что Вольфштайн усмехнулся:

   - Не удивляйтесь так, здесь возможно всякое. Ну, оставляю вас, попытайтесь-ка ещё вздремнуть, сейчас сон вам просто необходим.

  Вновь скрипнула дверь, выпуская доктора, а я вдруг снова почувствовал, как слипаются мои веки...

  Так, в благотворном безделье я провел много времени, трудно сказать, сколько именно, ибо в этом городе не было смены суток - лишь вечный полумрак, пропитанный колдовским пасмурно-медовым светом в крупную рябь. Но мне надо было хоть как-то классифицировать показатели моих внутренних часов, и потому я решил для себя, что с небольшой погрешностью прошло три дня. Тем более что за этот период меня три раза навещала молодая помощница доктора с бледным сосредоточенным лицом, привозя на столике на колесиках одну и ту же питательную субстанцию в виде тепловатой жидкой каши с нейтральным вкусом, но весьма, надо признать, сытную. Кормила она меня с ложечки, вытирая полотенцем иногда попадавшие на подбородок комочки каши, однако ничего эротичного или намекающего на предложение пойти дальше в этих действиях не было, так что отключите порочную фантазию, существа с маслянистыми мыслишками и похотливыми глазёнками.

  За период необходимого бездействия у меня было время как следует рассмотреть едва видимый аккуратный шов поперек всего живота, который периодически пульсировал болью, также я заметил, что моя кожа наливается теплым телесным цветом, потихоньку приобретая нормальный оттенок.

  Было время и на изучение Перстня, хотя само изучение свелось к чисто визуальному анализу. Однако даже и при столь скудном псевдонаучном подходе выявилась интересная штука: всякий раз, когда я принимался рассматривать причудливую гравировку, я замечал, что всякий раз она немного другая; менялись сцены, руны, надписи, пару раз я с удивлением обнаруживал знакомые буквы на золотом ободке.

  Когда подошло время четвертого по счету кормления, вместе с помощницей вошел и сам Вольфштайн.

   - Вы уже можете выходить на прогулки, любезный. - С порога начал он безо всяких предисловий. - Состояние у вас стабильно-хорошее с постоянным изменением в сторону улучшения.

   - И вам здравствовать, доктор! - Жизнерадостно откликнулся я, поудобнее усаживаясь в постели. - Прогулки это хорошо, надо бы конечности размять, а то я и в самом деле затёк уж весь.

  Помощница подала мне аккуратную стопку чистой одежды сдержанных светло-серых тонов.

   - Вы можете это сделать прямо сейчас. - Ответил Вольфштайн. - Облачайтесь и сходите, пройдитесь, ознакомьтесь с местными достопримечательностями, так сказать.

  Увидев, как я рассматриваю предоставленную одежду, Вольфштайн поспешил ответить на немой вопрос:

   - Ваши вещи скоро починят, и если захотите, то можете немного подождать и потом облачиться в них.

   - Да нет, всё хорошо. - Ответил я, отложив одежду. - Просто я привык одеваться сам.

   - Да, конечно. - Доктор взмахом руки отослал помощницу за дверь. - Только взгляну, как ведет себя наложенный шов, и вы будете сразу же предоставлены самому себе.

  Я привычно задрал рубаху, предоставляя доктору полюбоваться на дело рук своих.

   - Так, так, так. - С профессиональным интересом затараторил Вольфштайн, проводя кончиками пальцев по розоватой полоске шрама. - Чудесно. Скоро начнут тревожить боли, постепенно усиливаясь, но через короткое время сойдут на нет. Это не должно вас пугать, просто жизнь всё больше берёт своё, а я сделал для этого всё, что мог.