- Позвольте представиться, ваша милость, - завертелся передо мной субъект, отвешивая короткие поклоны почти на каждом шаге и слове, - мастер Челедж. Я призван для свершения великой миссии, заключающейся в том, чтобы была достигнута гармония между вами и миром, вас окружающим...

   - Не части! - Прикрикнул я, поморщившись от такой откровенной куртуазности. - Говори проще! Пришёл мне наряд для церемонии подобрать, вот и всё. А то развёл...

   - Ну отчасти вы правы, - поджав губы, ответил застывший на месте Челедж, - но это только поверхностное суждение. Одежда должна отражать суть носящего её и одновременно повествовать в выгодных красках о силе и потенциале своего хозяина. Одежда должна стать второй кожей и стальным панцирем одновременно....

   - Короче! - Рявкнул я, чувствуя, как начинает болеть голова. - Делай всё быстро и молча, иначе выгоню взашей!

  Вот ведь гадёнышь, своей трескотней опять пробудил во мне раздражительность, а вместе с ней ещё походу и мигрень.

  Челедж побледнел и застыл как вкопанный, на какое-то время лишившись речи, что меня вполне устраивало. Но через пару секунд он всё же взял себя в руки и, поддёргивая встопорщенными усиками, принялся чётко и лаконично командовать своими помощниками, раскладывавшими ворохи одежд на недавно покинутые мной перины.

  В общем, процесс примерки пошел споро и по-деловому. В итоге мы сошлись на тёмно-бардовом сюрко с золотой нитью и таких же штанах, поверх всего этого полагалась толстая золотая цепь, свисавшая чуть пониже груди.

  Удовлетворенный результатом Челедж так же молча и поспешно удалился вместе со всем своим ворохом одежд и помощниками.

  Только за ними закрылась дверь, и я уже в предвкушении водных процедур принялся сдирать с себя рубаху, как в покои беззвучно прошмыгнули две молоденькие девицы в простых полотняных платьях и застыли в книксене у самого входа.

   - Эээ... Что вам? - Растерянно спросил я, немного прибалдевший от такого оживленного движения в занимаемой мною комнате.

   - Ваша милость, - не поднимая глаз, смущенно произнесла одна из молодух, - мы пришли помочь вам в омовении.

  Глазки-то они не поднимали, но вот улыбочки свои деть никуда не могли и, когда одна заканчивала свою фразу, вторая, не сдержавшись, прыснула в кулачок.

  Я обалдело посмотрел сначала на одну хохотушку, затем на вторую, невольно обводя взглядом все их аппетитные округлости, а потом устало махнул рукой и произнёс:

   - Чёрт с вами. Помогайте.

  Я с великим наслаждением скинул с себя пропыленные и пропитанные потом одежды и погрузился в горячую воду, ловя непередаваемый кайф. Девицы, не переставая похихикивать, быстро скинули с себя передники и юбки, оставшись в одних просторных и тонких нательных рубахах. Они по деловому разложили на приставной полочке куски мыла и ароматических масел, достали две огромные мочалки и принялись натирать мне верхнюю часть тела, то и дело игриво приговаривая: "Ах, позвольте, ваша милость", "Наклонитесь, ваша милость", "Вы не против, ваша милость?".

  Мои банщицы вошли во вкус: волосы растрепались, мокрые прядки прилипли ко лбу, нательные рубахи намокли и прилипли к телам, уже совершенно ничего не скрывая, а даже, как бы, и наоборот...

  Осознав всё это, я вдруг почувствовал одновременно и смущение, и помутнение разума, связанное с оттоком крови от головы к другим органам. Девицы явно почувствовали такие внутренние и не очень перемены, произошедшие со мной, потому, не преставая похихикивать, одна из них прощебетала:

   - Ах, ваша милость, тут так жарко. Вы не будете против, если мы с Хелли снимем эти дурацкие рубахи?

  И, не дожидаясь ответа, который и не предполагался, они быстренько избавились от последних одежд, представая во всей природной красе своих налитых молодостью и здоровьем округлых тел.

   - Встаньте, пожалуйста, ваша милость, - тут же проворковала разрумяненная Хелли, лукаво поблёскивая бесстыжими глазками, - нам надо вас везде помыть...

  В общем, процедура помывки органично перетекла совсем в другую фазу, про которую я вам тут описывать не буду - не маленькие, сами всё представить можете.

  Через некоторое время, откинувшись на смятых простынях и часто дыша, я сделал умозаключение, что в статусе барона есть и приятные моменты. А не перестававшие похихикивать девицы так же споро и оперативно оделись, собрали все свои банно-прачечные принадлежности и бесшумно исчезли.

  Я всё ещё возлежал на перинах, когда в дверь деликатно, но громко постучались. Пришлось лихорадочно вскочить и обмотаться простынёй на вроде древнеримского сенатора.

   - Войдите! - Невпопад гаркнул я.

   - Ваша милость. - Приставленный ко мне слуга с поклоном протиснулся в приоткрытую дверь. - Позвольте прибраться?

  Я автоматически оглядел наведенный бардак с бадьёй посередине, с лужами воды на полу и прочими атрибутами и милостиво позволил.

  Тут же вбежали те же самые дюжие молодцы, избавив мои покои от раннего прототипа ванны, следом проскользнули служанки с тряпками и вёдрами, принявшись сразу же мыть полы, менять постельное бельё, взбивать подушки.

  Минут через десять всё было кончено, и обслуживающий персонал исчез так же, как и появился - быстро и бесшумно. Покои блистали чистотой и порядком, даже мои грязные одежды забрали.

   - Ваша милость. - Деликатно напомнил о себе слуга. - Скоро начнется торжественный приём.

   - И что? - Спросил я, нервно теребя узел на боку и искренне желая, чтобы меня, наконец, оставили одного.

   - Позовите, если вам понадобится помощь в облачении одежд.

   - Надеюсь, справлюсь. - Хмуро буркнул я, давая понять, что разговор окончен.

  Почувствовав моё намерение, слуга молча с поклоном растворился за тёмным полотном двери.

  Оставшись один, я с удовольствием сдёрнул с себя влажную тряпку и со вздохом облегчения снова повалился на мягкую постель. Не смотря ни на что, настроение было отличное - вот что значит своевременная разрядка, и с блаженной улыбкой на губах, завернувшись в свежие простыни, я провалился в сон без сновидений.

  Из сладкого плена сна без сновидений меня вырвал вежливый, но настойчивый стук в дверь. Я тут же дёрнулся и сел, пытаясь сообразить что предпринять. Стук повторился вновь и я зло крикнул:

   - Кто там?

  Хотя, если быть честным, то со сна мышцы лица и голосовые связки ещё не совсем слушались, поэтому получилось, что-то вроде "То та?".

  Но за дверью явно поняли, наверно и не таких понимать умеют, потому что тут же отозвались голосом всё того же слуги:

   - Ваша милость, скоро начало торжеств.

   - Твою мать... - с чувством пробормотал я себе под нос, а вслух крикнул:

   - Хорошо! Я понял!

  Вставать ну совершенно не хотелось, тело просто-таки ломило от боли в костях и сухожилиях, а голова была словно отлита из чугуния. Но долг зовёт, и кто я такой, чтоб перечить громовым сигналам его рога.

  Кряхтя и страдальчески стеная, я всё ж спихнул себя с кровати и заставил принять вертикальное положение, в то время как глаза сканировали покои в поисках самого важного предмета после пробуждения практически для каждого живого человека. И я их нашёл! Даже два! Они оба стояли под кроватью, один ночной горшок был поменьше, а другой - побольше и помассивней. И это были не просто горшки, а целые произведения искусства с гравировкой и позолотой.

  Справив нужду первой необходимости, я принялся облачать себя в одежды. Именно облачать, а не по-простолюдински одеваться, ибо мы уже того, как бы, ага.

  И тут я оценил всю глубину чистоты помыслов и искренности предложения помощи от пожилого слуги, так как справиться в одиночку со всеми этими крючками, петлями и застёжками не представлялось возможным, если вы, конечно не йог с тридцатилетним стажем. Помучавшись для приличия ещё какое-то время, я всё же был вынужден изъявить своё согласие в оказании мне незначительной помощи в сём нелегком деле.