Литмир - Электронная Библиотека
A
A

  Меня окружало море грубоватого благодушия, в котором я купался ничтоже сумнявшись, или всё мне это казалось, и купался я совсем в другом море - градусом повыше....

  Однако даже в самом огромном океане меда завсегда окажется половничек человеческого навоза. Вот и сейчас среди всех этих простодушных, угловато-грубоватых, но искренних выражений добродушной признательности и искренне-глуповатой радости, отчетливо проскрежетало с противоположной от меня стороны - "Да этот слабак и мою бабушку не побьет, куда ему до Рыжего!".

  И как-то весь этот теплый бурлящий океан вдруг утих и обмелел, и в этом относительном затишье торжествующе вознесся глумливый смех.

  Практически строго напротив меня за "вторым косым катетом" сдвинутых неправильным треугольником столов вальяжно развалился ражый битюг с коротко остриженными волосами и наглым взглядом бараньих глаз. Справа и слева от него, как я смог оценить, сидели его дружки - такие же нагло-нахальные. Местное быдло, короче. И это быдло явно не прочь было размять свои кулаки.

  Что-то мне не везло в этом мире на относительно продолжительные затишья, постоянно выпячивалась какая-нибудь гадостная мразь, которая портила всё.

  Десятки пар глаз напряженно глядели то на меня, то на моих оппонентов. Я так понял, вызов был брошен и за подобные оскорбления вызывают на дуэль или типа того.

  Я не успел обзавестись настоящими друзьями, так что свою геройственность должен был доказывать в одиночку. К чему, в принципе, не привыкать.

  Но Творец свидетель, как мне этого не хотелось; но, назвавшись груздем - ищи свой кузов, непутевый герой.

  Спасало лишь одно - я уже был пьян и даже успел развеселиться. Поэтому у меня получилось с вызовом процедить:

   - А ты вообще кто, сявка?

  Этот вопрос зацепил его, я видел, как в бараньих буркалах метнулась злость.

   - Чё? - Возмущенно протянуло быдло. - Чё ты сказал?

  Он подскочил со стула, разметав стоявшую на столе посуду, не прекращая угрожающе причитать:

  - Да я тя ща поломаю! Да я тя ща порежу тут!

  Некогда дружелюбно-благодушная толпа поспешно расступилась, давая бараньеглазому побольше пространства и свободы действий. Пока ты разбрасываешься золотыми и красуешься перстнем - ты центр обожательного внимания, но стоит только неприятностям появиться на горизонте, как ты остаешься с этими неприятностями один на один...

  Я тоже подскочил, повторно опрокидывая стул и, увидев в руке противника длинный кинжал, обнажил свой меч.

  Быдло никогда не дерется честно и потому я не удивился, когда увидел, что к заводиле присоединились и те двое, что сидели справа и слева от него, и из самой толпы я заметил, как стали подбираться к нам, распихивая попадавшихся на пути посетителей, еще пятеро или шестеро. И практически у каждого в руке блестел клинок.

  Однако я ошибался, когда посчитал, что остался один на один с бандой головорезов. Сидевший до этого спокойно Гримир, оказывается, успел вытащить из-за пазухи свой топор и, когда между мной и противником оставалось не более пяти шагов, он угрожающе пробасил:

  - Зря ты всё это затеял, Пэрри!

  И не дав тому одуматься, молнией метнулся навстречу. Пэрри от неожиданности притормозил, я даже успел заметить плеснувшийся в его глазах страх, но было уже поздно давать обратный ход.

  Гном, коротко замахнувшись, въехал тому обухом топора в левое колено. Вибрирующее верещание на несколько секунд заглушило все остальные звуки, Пэрри крутанулся вокруг своей оси и рухнул под ноги следовавшим за ним дружкам. Образовалась куча - мала, в которую ринулся Торгвин, рыча, как стая голодных волков, и колошматя поверженных увесистой дубинкой.

  - Сзади! - Рыкнул Дрольд, рывком пригибая мою голову, над которой мгновение спустя просвистел клинок.

  По инерции я ткнулся головой в доски пола и помимо своей воли выдал кувырок с группировкой, не выпуская из руки меча. Резко подскочив и обернувшись, я увидел, как Дрольд угощает зуботычиной посягнувшего на мою голову, слитным движением выбивая у того из рук короткий меч.

  Трезво мыслить помогал не до конца выветрившийся хмель, иначе бы я точно наделал глупостей. Ко мне подбегали двое, хищно скалясь и угрожающе размахивая широкими ножами.

  Того, кто был поближе, я угостил пинком в пах, второго заставил отпрыгнуть молодецким размахом меча и, не давая тому опомниться, с дурной бесшабашностью прыгнул вдогонку, выставив перед собой клинок.

  Сталь вонзилась противнику в грудь в районе сердца, брызнувшая кровь мелкими капельками запачкала рукава моей куртки. Продолжая движение вперед, я уперся левой рукой в грудь пронзенного мной, чтобы в следующей миг стряхнуть с моего клинка, как кипу листьев со штыря зонтика.

  Тому, кто подымался с пола, хватаясь за пах, я, не раздумывая, снес полчерепа - чтоб наверняка.

  Адреналин буквально кипел во мне, лупя фонтаном в височные кости. Происходящее воспринималось сквозь багровую пелену, звуки вязли в густой вате.

  Окружавшие меня лица слились в одну размытую харю, зубы щерились в ухмылках, блеклые буркала пучились мутными пузырями. Я впал в какое-то дурное подобие помешательства, с трудом отличая тех, кто за меня, кто против, а кто в большинстве своем воздержался.

  Но тут слева мелькнула тень, я успел дернуться в сторону, но все же голова дернулась от пропущенного удара - по левой скуле словно резануло наждаком. Сделав пару шагов назад, я рубанул коротким замахом, но клинок лишь рассек пустоту.

  Облаченный в бурое противник оказался на редкость быстрым и вертлявым, а главное, скорее всего, он был трезвым...

  Я попер в атаку, бешено крутя перед собой тяжелым мечом, чувствуя, что уже выдыхаюсь. Однако я смог-таки его зацепить, с каким-то извращенным злорадством наблюдая, как брызнула кровь из глубокого пореза на груди, прикрытой бурой материей. Противник скорчился пополам, медленно оседая на пол. Я с силой пнул истекающее кровью тело и.... Расхохотался.

  Боль клокотала в груди, воздух вырывался с булькающим хрипом, а я хохотал, чувствуя, как будоражащая волна накрывает меня с головой. Я смотрел на распростертые у моих ног тела и заходился в клокочущем перханье, словно стервятник на поле брани.

  Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я от того, что кругом стояла гробовая тишина. На меня в пугливом изумлении взирали десятки глаз, раззявленные рты не произносили ни звука. Сам воздух казался застывшим в чуткой нерешительности и наэлектризовался настолько, что чудилось слабое потрескивание в шевелящихся на затылке волосах.

  Все смотрели на мою поднятую руку, в которой я сжимал окровавленный меч, словно там извивалась многоголовая огнедышащая змея. Я поднес руку ближе к глазам, понимая, что меня захлестывает очередная волна помешательства, замешанная на суеверном ужасе.

  На среднем пальце правой руки, как влитой сидел перстень Бордвика... И я даже предположить не мог, что с этого дня, почти шепотом, а затем всё увереннее его станут называть перстнем Илидиса.

Глава 8.

  - Ну что ж. - Начал Гириос, усаживаясь за свой рабочий стол. - Рассказывайте, почтенные.

  Я опять находился в кабинете начальника гарнизона, сидя на неудобном жестком стуле и маясь последствиями тяжелых физических нагрузок в нетрезвом состоянии. Пол-лица с левой стороны разбарабанило будь здоров, вся скула заплыла сливовым содранным месивом, а тело болело каждой одеревенелой клеточкой.

  Справа от меня, на таком же издевательском стуле ерзал Гримир, который Жаркий Горн, слева - немного понурые Дрольд и Торгвин.

  За нашими спинами выстроился своеобразный почетный караул из пяти-шести человек, среди которых были Лангедок с Рейнаром. Был там также массивный и широкий, словно матерый медведь, седовласый воин, чье хмурое лицо пересекал рванный широкий шрам.

16
{"b":"169303","o":1}