Я вздохнул.
— Изабелла говорила, что у астрариума своя судьба и места, где он скрывается. Но я еще не сумел свести все концы с концами. Например, не знаю, куда делись внутренние органы жены и что замышлял Джованни с группой археологов. Добавим к этому загадку истинного смысла шифра. Надеюсь, он укажет нам, где на самом деле место астрариума. Может, это какой-нибудь храм, или гробница, или нечто другое. Я должен выяснить это ради Изабеллы. Как насчет того, чтобы продолжать строить стратегию за завтраком?
— Отличный план, — согласилась Рэйчел. — Сейчас приму по-быстрому душ, и пойдем. — Она потянулась и встала. — Буду готова через десять минут. — Дверь в ванную закрылась за ней.
Сквозь тонкие шторы просачивался свет утреннего солнца. Я посмотрел на стоявшие рядом с кроватью часы с радиоприемником — они показывали половину седьмого. Я поднялся, вышел на балкон. Хор утренних звуков пронзил странный птичий крик. Почему-то он напомнил мне о Лондоне и ястребе-перепелятнике, разбившемся о стекло моей машины, когда я ехал из своей квартиры. Это воспоминание усилило дурные предчувствия, и я внезапно разнервничался. Стараясь отвлечься, взглянул на балкон соседнего номера. Шторы были раздвинуты — судя по всему, он был пуст. Меня привлек скрип шин — к отелю подъехал фургон, я опустил глаза и посмотрел на подъездную дорожку. Охранник повел себя как-то странно: покинул свой пост в будке, подошел к машине и заглянул в окно. Я заметил, как из рук в руки перешли деньги, и, к моему изумлению, охранник пошел прочь от отеля. А фургон остановился у главного входа, и из него выскочили двое мужчин в белой форме. Что-то в их поспешных движениях показалось мне подозрительным, и я стал вглядываться, стараясь разобрать подробности.
Словно почувствовав мой взгляд, один из них задрал голову и, прежде чем я успел присесть за ограждение, посмотрел мне прямо в лицо. Когда я поднялся, странных гостей уже не было. Я с растущей тревогой вернулся в номер. Рэйчел стояла в центре комнаты и вытирала мокрые вьющиеся волосы. Я немного поколебался и сказал:
— Не знаю, может быть, нам следует немедленно уходить…
В этот момент в коридоре послышался топот бегущих ног. Я дал знак Рэйчел не шуметь, приблизился к двери, осторожно приоткрыл и выглянул в щелку. В конце коридора были те двое, которых я заметил на улице, но теперь они держали в руках оружие. Как можно тише притворив дверь, я схватил американку за руку и потянул к окну.
— На улицу, живо! — Другой рукой я схватил астрариум.
Рэйчел взяла сумку, смахнула в карман лежавшие на тумбочке вещи и последовала за мной на балкон. Мы перелезли через низкое ограждение и, обнаружив, что стеклянные двери не закрыты, быстро проскользнули в соседний номер.
Прижимаясь к перегородке, я слышал, как гулко бухает мое сердце, и чувствовал, как рядом дрожит Рэйчел. Мы оба затаили дыхание. Через тонкую стену донесся стук в дверь номера, откуда мы только что сбежали. Затем створка захлопнулась и шаги раздались в комнате. Преследователи были рядом. Я слышал, как они яростно и разочарованно ругаются. Рэйчел в замешательстве повернулась ко мне, и мы одновременно посмотрели на дверь. Через секунду мы были уже у порога. Быстро выскользнули из номера и, убедившись, что коридор пуст, бросились бежать. Но за углом столкнулись с посыльным, который нес стопку полотенец. Он обернулся и недоуменно уставился на нас.
Мы уже достигли середины вестибюля, когда услышали за спиной крики. Работники за конторкой удивленно смотрели нам вслед.
— Какого черта, Оливер? — крикнула запыхавшаяся Рэйчел.
— Беги, не останавливайся! Они настигают!
Мы проскочили в стеклянную дверь главного входа, выбежали в сад и побежали по сонным улицам. Миновали ряд автомобилей, затем нырнули в переулок. Топот за нами не отставал.
Я в отчаянии оглянулся. Рядом с торговым прилавком стояла крытая повозка; впряженная в нее тощая лошадь жевала брошенный в канаву пук сена. Я откинул брезент — повозка оказалась наполовину пустой, дно покрывал слой цементной пыли, но в ней осталось место, чтобы спрятаться.
— Сюда! — прошептал я, однако лихорадочно озиравшаяся Рэйчел только покачала головой. Напротив начиналась торговля одеждой, и пожилой продавец крюком развешивал длинные балахоны и кафтаны. Американка показала на его прилавок.
Сунув торговцу немаленькую сумму, мы поспешили спрятаться между рядами длинной одежды. Неподалеку послышались топот и крики. Мы забились еще глубже в висевшие платья, тщетно пытаясь справиться с одышкой после бега. Еще минута, и наши преследователи свернули в переулок.
— Ты уверен, что это был он? — спросил один из них грубым голосом.
— Абсолютно. У Мосри есть его фото, — ответил другой.
При упоминании этого имени ногти Рэйчел впились мне в запястье. Мы не шевелились и не осмеливались дышать, а они тем временем подошли к торговцу одеждой.
— Ты не видел двух европейцев? — враждебно спросил один. Я едва сумел подавить желание бежать и надеялся, что старик нас не предаст. Притаившаяся рядом Рэйчел смертельно побелела.
— Ничего я не видел. Здесь тихо как в могиле, — спокойно ответил продавец.
— Туда! — крикнул другой головорез. Я выглянул в просвет между одеждой — оба бандита, откинув брезент, лихорадочно обыскивали повозку.
— Должно быть, убежали, — заключил тот, что был крупнее, и оба типа удалились. Мы прятались еще минут пять, и я чувствовал, как в кончиках пальцев Рэйчел отдается биение ее сердца и запах нашего страха заглушает аромат надушенной ткани кафтанов. Осторожно выглянув и убедившись, что переулок пуст, я дал знак американке, и мы выбрались из рядов висевшей одежды.
— Он назвал это имя — Мосри? Я не ошиблась? — тихо спросила Рэйчел.
Ее испуганный шепот утонул в гуле, глаза ослепила вспышка, по земле волной пробежала дрожь, и мы не удержались на ногах. Лежали, распластавшись, а рядом падали куски штукатурки и обломки. Я ждал, когда чувства вернутся в настоящее. Упавший неподалеку старый торговец одеждой сел и, утерев кровь с лица, начал молиться.
— Что это было? — Рэйчел тоже приподнялась. На ее лице краснели несколько небольших царапин, но в остальном она не пострадала. Я осмотрел руки, ощупал голову — на пальцах осталась кровь из ссадин от угодивших в меня обломков. Помогая подняться старику, я сквозь его стоны услышал сирену машин «скорой помощи». Усадил старика на край повозки и посмотрел в конец переулка, где был виден отель. Одна его сторона была совершенно разрушена, из груды штукатурки торчали скрученные железные балки. Сквозь разбитые окна и дверные проемы виднелось небо. Онемевшая Рэйчел подняла на меня глаза.
— Кажется, они убили одним выстрелом двух зайцев, — медленно проговорил я. — Гнались за мной и за астрариумом, но, упустив, решили отметиться по-другому. Видимо, таким образом Мосри пытается погубить мирные инициативы Садата. Они охотятся на журналистов, иностранную прессу — людей вроде тебя.
— Боже! — Рэйчел застыла от ужаса.
С соседней улицы послышались крики, и мы снова побежали. Полуодетые, все в известковой пыли, неслись по рассветным улицам словно привидения. От нас испуганно шарахались. А я, прижимая астрариум к груди, считал годы собственной жизни, чтобы не слышать оглушающие удары сердца и шум в ушах от контузии. Я плохо понимал, где нахожусь и куда бегу, но, должно быть, включилось топографическое чутье — компас борющегося за жизнь человека — и мы внезапно оказались рядом с парикмахерской, хозяина которой я прекрасно знал. Абдул стриг меня с тех самых пор, как мы с Изабеллой приехали в Александрию. Доброжелательный человек лет шестидесяти пяти, он был социалистом и поэтом, и мы провели с ним много часов, обсуждая взлеты и падения политических режимов и обмениваясь мнениями о стихах таких поэтов как Сеферис, Рильке и Лорка. Я не сомневался, что он нам поможет.
Абдул с помощником совершали утреннюю молитву и, увидев нас, немало удивились.
— Мистер Уарнок, что у вас за вид? — Абдул встал с молитвенного коврика и отряхнул колени.