Вдоль тротуара стояло несколько прилавков. На одном из них торговали блюдами вест-индской кухни: жареными бананами, карри из козлятины с рисом; на другом — приправленным карри мясом; на третьем — английской свиной колбасой, маринованными яйцами и заливным угрем. Воздух был пропитан смесью разномастных запахов: карри, горячего хрустящего картофеля, благовоний, иногда откуда-то тянуло ирисками.
Два растафарианца с дредами до пояса беседовали со среднего возраста парой, одетой как жемчужные король и королева из лондонских кокни в сверкающие множеством пуговиц костюмы. Полногрудая брюнетка со скипетром в руке изображала Британию на троне, а подвыпившие мужья стояли в очередь, чтобы сфотографироваться с ней. Старик вел на поводке белого, весьма упитанного английского бульдога, одетого в костюмчик цветов национального флага.
Целые семьи танцевали на асфальте — кружились в вальсе под скрипки или притопывали в стиле бибоп под регги-банд. Между захмелевшими взрослыми гонялись друг за другом и верещали от возбуждения дети. Было в этом что-то торжествующе языческое, далеко выходящее за рамки события. Я расслабился, позволив себе забыть выпавшие на мою долю за последние два месяца невзгоды. Схватил сандвич и стал то ли пританцовывать, то ли проталкиваться к двери, почти неразличимой среди навешанных на дом лент и шаров. В этот момент меня остановил за плечо Радж.
— Оливер, тебя ищет какой-то мужчина, уже два раза приходил к нам домой. Признайся, дружище, у тебя неприятности?
Я резко обернулся и окинул взглядом толпу. Хью Уоллингтона не заметил, но за головами танцующих трудно было что-либо рассмотреть.
— Он здесь? — Я изо всех сил старался не поддаваться панике.
— Сейчас не вижу, но, думаю, здесь. — Он был явно встревожен.
Ничего не объясняя, я повернул в просвет в толпе и мимо гуляк направился на другую, пустую сторону улицы. Тут кто-то ухватил меня за куртку, и я встретился с суровым взглядом Стенли. Мальчик вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Я попытался вырваться, но он меня не отпускал. С другой стороны к нам спешили Альфред и немолодой худощавый мужчина, по виду житель Средиземноморья.
Стенли крепко держал меня за руку, и его глаза осуждающе сузились.
— Вас ищет господин из Италии. Наверное, потому, что вы убили Исси. — Его пальцы крепко сомкнулись на рукаве моей куртки.
Я наклонился, чтобы посмотреть восьмилетнему парню в глаза.
— Стенли, Изабелла погибла в результате жуткого несчастного случая… — Договорить не удалось — чья-то ладонь легла мне на плечо.
— Мистер Уарнок?
Незнакомец неловко протянул руку, немало разочаровав близнецов, которые, видимо, ожидали, что меня немедленно арестуют. У мужчины был массивный подбородок и полные чувственные губы. Он был похож на стареющего сластолюбца. Я решил, что ему под шестьдесят. Его кожа отличалась нездоровой серостью и была покрыта сетью мелких морщин, словно он недавно пережил трагедию.
— Я профессор Энрико Сильвио, — сказал он с итальянским акцентом. — Был преподавателем вашей жены в Леди-Маргарет-Холл в Оксфорде.
Я закрыл окно, и доносившиеся с улицы звуки стальных барабанов и бас-гитары стали тише. Профессор Сильвио обводил глазами гостиную, словно хотел по обстановке и фотографиям восстановить историю моего брака. Почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне.
— Очень любезно с вашей стороны пригласить меня в дом. Извините, если напугал.
— Что вы, что вы, я же первый вам позвонил, — осторожно ответил я, боясь вторично совершить ту же ошибку, что с Хью Уоллингтоном, но лицо профессора показалось мне настолько честным, а сам он таким хилым, что я решил: нет никакой опасности в том, чтобы пригласить его в квартиру поговорить.
— И я пришел. — На его открытом лице промелькнуло выражение сдержанного удовольствия.
— К тому же если бы вы хотели ограбить и напасть на меня, то давно бы это сделали, — быстро добавил я.
— Напасть? С какой стати? У вас много врагов?
— Похоже, обзавелся в последнее время, — усмехнулся я. — Поэтому попытался скрыться. Простите, если обидел. Не знал, каковы ваши намерения. Сам я работаю в нефтянке. И мир Изабеллы мне незнаком. Незнаком и ставит в тупик.
— Могу себе представить, — вздохнул итальянец, и я снова заметил, как телесно слаб человек с бледной, высохшей кожей. — А я все гадал, за кого выйдет замуж Изабелла. — Он подошел к столику и взял в руки ее фотографию в рамке. — Думал, может, за художника или революционера левацкого толка, но уж только не за бизнесмена. Был уверен, что ей требовался подвижник. — Он поставил снимок на место.
— Видимо, вы хорошо ее знали.
Моя фраза, похоже, его взволновала, и он принялся расхаживать по комнате.
— Я умираю, мистер Уарнок. — Последовала короткая пауза, а затем Сильвио, словно решив исповедаться, продолжил: — Одно из преимуществ понимания собственной смертности в том, что начинаешь ценить скоротечность жизни. У меня не осталось времени на тонкости и нюансы. И я, как умирающий, обязан говорить прямо.
— У вас с Изабеллой был роман? — Пусть это была не более чем догадка, но я удивился, насколько она меня разозлила.
У итальянца дернулась щека, словно пришла в движение капелька ртути, глаза затуманились воспоминанием.
— Да, мы были с ней любовниками, но назвать это романом — значило бы опошлить наши отношения. — Он провел рукой по волосам — типичный жест некогда привлекательного мужчины. — Поймите, я нисколько не горжусь тем, каким был в тот период. Я был честолюбив, но слишком долго эксплуатировал оригинальность диссертации, которая принесла мне известность. Изабелла же даже в том возрасте имела весьма своеобразный, отличный от других взгляд на вещи. И благодаря своему складу ума могла взглянуть на археологию под совершенно необычным углом. Для нее археология была живым предметом. Плотью от ее плоти. Она рассказала мне о замечательном устройстве, которое решила сделать темой своей докторской диссертации. Поверила, а я ее предал. Но не сомневайтесь: я ее любил.
Сильвио снова помолчал, словно ожидая моего разрешения продолжать рассказ. Я примирительно махнул рукой. Жест должен был выразить чувство, которого я на самом деле не испытывал.
— Что вы знаете о ее диссертации и об устройстве, которое она изучала? — Я смотрел на него, больше никак не желая проявлять свой интерес. Но итальянцу не требовалось других поощрений.
— Я говорил ей, что тема звучит слишком невероятно, и если она будет настаивать на своем, ее перестанут принимать всерьез. Искренне хотел уберечь ее от ошибки, но был не до конца честен. — Сильвио вздохнул. — Много лет назад я сам наткнулся на свидетельства существования астрариума. Занимаясь научной работой в Лувре, я обнаружил наос — маленькое каменное святилище, относящееся к тринадцатой династии и найденное в Иераконполе. Камень был покрыт иероглифами, которые до меня никому не удавалось почитать. Оказалось, что это молитва Исиде — просьба благословить небесный ящик, который следовало передать Нектанебу Второму. Ящик мог предсказывать судьбу, двигать горы, и иероглифы сообщали, что он назвал дату смерти самого фараона. Нам неизвестно, какова была его реакция. Попытался ли Нектанеб уничтожить ящик? Воспользовался ли предсказанием к собственной выгоде? Думаю, что устройство, которым занималась Изабелла, и есть тот самый ящик, о котором говорилось на камне.
Неожиданно для самого себя я не сдержался и шумно вздохнул. Еще одно свидетельство могущества астрариума.
— Вполне возможно. — Всеми силами скрывая чувства и стараясь не раскрываться перед итальянцем, я хотел, чтобы он продолжал говорить. — Изабелла тоже занималась астрариумом. Только не понимаю, почему она относила его к эпохе Птолемеев, хотя на самом деле он намного старше.
— Она просто могла так сказать. Но поверьте: чутье ее не обманывало — она понимала, каков на самом деле возраст астрариума. Примерно в это время у нее начались кошмары.