— Как вы можете выйти за Петербрума?

— Бог свидетель, я не хочу этого, но у меня нет выбора, — ответила Кэт, и слезы градом покатились по ее щекам. — Я не в силах говорить на эту тему. Сделать ничего нельзя. Вы только все усугубляете. Петербрум убьет вас. Уходите.

Ник грубо притянул ее к себе. Куда делось его благоразумие, как только он обнял ее и принялся вытирать слезы. Он целовал ее со всей страстью, которую сдерживал неделями. Его язык заставил ее приоткрыть рот. Бешеное желание разлилось по его телу. Руки блуждали от ее плеч к груди, а вскоре он спрятал пылающее лицо между двумя холмиками. Как долго он мечтал об этой минуте, минуте, когда он мог раствориться в любви.

Кэт отвечала поцелуем на поцелуй, объятием на объятие, переполненная новизной ощущений. Наконец она почувствовала себя в своей стихии. Ледяная скорлупа, в которой покоилось ее сердце, растаяла. Она следовала за малейшим его движением, и пьянящее чувство свободы, которое доселе было ей чуждо, охватило Кэт. Поэты, безусловно, были правы. Любовь — как шампанское.

Ник отпрянул, оставив Кэт балансирующей над пропастью, которая открылась перед ней благодаря его ласкам.

— Что я наделал! — прошептал Ник, ужаснувшись тому, какие могут быть последствия его поступка. — Мне следовало подумать за нас двоих.

Ник покинул Кэт и отправился на поиски Чарли. Одного взгляда было достаточно, чтобы заметить его бледность и выражение горечи на лице. Его волосы и галстук были в беспорядке. Чарли потянул друга в сторону, а сам отправился на поиски Кэт.

— Иди домой, увидимся позже.

— Ты законченный негодяй! — воскликнул Чарли, когда вернулся и нашел Ника развалившимся в кресле.

— Где Кэт?

— Я отыскал ее отца. Он забрал Кэт домой.

— Благодарю, Чарли.

— Я разочаровался в тебе, — угрюмо пробормотал Чарли.

— Ты не можешь ненавидеть меня больше, чем я сам ненавижу себя.

— Какого черта ты целовал ее? — завопил Чарли. — Мало ей своих горестей?

— Я не мог сдержаться, — прошептал Ник, не упомянув ни словом о том, что ему показалось, будто она призналась, что любит его. Или ему почудилось? Слишком много событий произошло, чтобы он был абсолютно уверен в чем-то.

— Слушай, зачем ты мутишь воду, когда нет никакой надежды? Ведь она и без того очень несчастна. — Чарли прикусил язык. Не сказал ли он слишком много?

Ник пристально посмотрел на Слейтона.

— Так ты говоришь, что она любит меня?

Чарли было тошно от всего, что случилось: договор с миссис Монро, согласно которому он должен держать Ника подальше от Кэт, опасение, что высшее общество ополчится на человека, чей отец был осужден, хоть и несправедливо. А тут еще парочка бесстыжих монстров — Петербрум и Гровенор, чья беспутная жизнь вынуждает Кэт согласиться на брак, который, по всей вероятности, разрушит ее жизнь. Да и он не лучше. Сколько еще он будет сидеть сложа руки и наблюдать, как Кэт сохнет по другому? Сколько ему придется мириться с подобной ситуацией?

— Да, Ник, ты не ослышался. Я сказал, что Кэт любит тебя. Ну и что с того? Что ты сделаешь, узнав об этом? Разве мои откровения изменили что-нибудь, кроме того, что сделали тебе больно?

Ник уставился на Чарли. Его сердце трепетало, ноги стали тяжелыми, словно налились свинцом.

— Тебе, как никому другому, известно, как это больно, — ответил Ник. — Слушай меня внимательно. Кэт возненавидит меня, если узнает, что мой отец виновен во всем, за что был осужден. Виновен, ты слышишь меня? — Ник побледнел. Он дрожал, капли пота выступили на его лице.

Чарли чувствовал себя так, словно его избили.

— Не знаю, что и сказать, — прошептал он, не найдя слов утешения для такого гордеца, как Ник.

— Петербрум отвратителен, но он джентльмен. Может, он в конце концов поймет, какое счастье обладать Кэт, и изменится?

Чарли застонал. Он сомневался, что такое произойдет. Время для скептицизма было неподходящее.

Всю неделю после бала у Глостеров Кэт не находила себе места. Вспоминая, как он спас ее, а затем их встречу в саду, она начинала метаться во сне и наяву. Боже, Боже, почему она призналась, что любит его и бросилась в его объятья? Как он должен был отреагировать? Он обнял ее и принялся успокаивать, что на его месте сделал бы любой добрый друг и джентльмен. Но ее дальнейшее поведение, бесспорно, могло вызвать отвращение. Кэт считала, что она заставила Ника забыться, однако он сумел взять себя в руки, достойно вышел из положения и спас их обоих — Ник отправился на поиски Чарли.

Я вела себя столь бездушно, что он, вероятно, счел меня шлюхой. А разве нет? Этот человек уберег меня от верной гибели в толпе. Как я отблагодарила его? Начала строить глазки и погубила все. Наверно, он ожидал слов благодарности, поцелуя. Конечно, а я? Что я натворила? Извивалась, как уличная девка, как разъяренная тигрица.

Не слишком ли бурное проявление чувств для невинной девушки? А как насчет моей хваленой холодности? Стоило мужчине, которого я так страстно желала, дотронуться до меня, как я повела себя, словно последняя дура. Нет, поклялась себе Кэт, никогда больше ни одному мужчине не удастся сбросить ледяной панцирь, который будет денно и нощно защищать ее сердце. Я не позволю больше никому разворошить тлеющие угли, я не могу умереть дважды. Или я не права?

Кэт подошла к окну маленькой швейной мастерской, выходящему во двор. Она любила наблюдать за суетой на каретном дворе. Последнее время эта комнатенка стала ее убежищем. Новый дворецкий знал, где ее можно найти, когда она искала уединения. Кэт подозревала, что Дженкинс доверялся этому человеку, и ей порой казалось, что он присматривает за ней, но делает это очень аккуратно, чтоб не вызвать раздражения Петербрума.

Днем Кэт редко покидала особняк. Обычно она выходила по вечерам, и то ради спокойствия отца и Петербрума, которые требовали, чтобы их видели вместе. Девушка была с ними холодна как лед и едва замечала их присутствие.

В дверь негромко постучали. Кэт выдержала паузу, прежде чем ответить. Она догадывалась, зачем понадобилось ее искать. Девушка добилась успеха, отказываясь принимать днем Петербрума. Но на четвертый день он начал угрожать ей через отца, который становился все более невыносимым.

Она не ошиблась: за дверью был лорд Гровенор.

— Прошу вас, примите Петербрума, — умолял Гровенор. — Я знаю, на что он способен, когда разозлится, я видел его в бешенстве не один раз.

— Я ему не менее необходима, чем вам — его молчание.

— Ах, не будьте такой непримиримой! Если хотите жить с ним в мире и в будущем, прикусите свой язычок, — нетерпеливо сказал отец.

Дверь распахнулась настежь.

— Недурно, Гровенор, — засмеялся лорд Джон и указал грязным пальцем ему на дверь.

— Вам не пристало оставаться с Кэт наедине, — вяло сопротивлялся Гровенор.

— Не валяйте дурака! Я могу делать все, что хочу и где хочу, — прохрипел он, закрывая дверь за стариком. Петербрум повернулся к Кэт.

— Что же касается вас, миледи, прислушайтесь к совету отца. Меня трудно утихомирить, когда я разойдусь, а вы начинаете действовать на меня, как красная тряпка на быка. Я больше не потерплю непослушания…

Кэт отвернулась к окну. Внизу она увидела Беркли, оживленно разговаривающего с Ником Монро. Картина довольно неожиданная. Петербрум на цыпочках приблизился к ней и, проследив за ее взглядом, взорвался.

— Придется вас хорошенько проучить, чтобы вы запомнили раз и навсегда, — воскликнул он. — Не забывайте, вы принадлежите мне и только мне! Я не потерплю распутную жену. У вас никогда не будет ни одного мужчины, кроме меня!

Петербрум входил в раж. По всей видимости, его ревность достигла апогея.

— Последний раз предупреждаю: пусть этот деревенщина держится от вас подальше! — Он направился к двери. Открыв ее, Петербрум обернулся. Заметив страх во взгляде Кэт, он захлопнул дверь и одним прыжком преодолел расстояние между ними.