Картье с любопытством поглядывал на дверь в другом конце комнаты, откуда, видимо, должна была появиться эта странная женщина — губернатор. Но при чем здесь в таком случае названный Беннетом сэр Роберт?
Но вот дверь отворилась, и на пороге показалась женщина лет сорока, одетая в легкое белое платье отличного покроя, с глубоким вырезом на груди и спине; золотисто-медные волосы были гладко зачесаны и стянуты сзади в тугой узел; спокойно-насмешливые карие глаза на загорелом, шоколадном лице глядели на мир с нагловатой уверенностью; женщина была красива, и вместе с тем было в ней что-то неприятное.
Леди Мэрион Шарп была женой губернатора колонии сэра Роберта Шарп, состарившегося на своей должности, в которой он бессменно состоял почти три десятилетия. Последние три-четыре года, впав в умственную слабость, он только числился губернатором, а всеми делами заправляла его жена, неожиданно обнаружившая незаурядные административные способности, получившие негласное признание даже в лондонском министерстве колоний…
Когда леди Шарп вошла в приемный зал, посетители почтительно встали. Леди Шарп приблизилась к ним, Беннет представил своих спутников, и она с любезной улыбкой пожала им руки.
— Я рада вас видеть, господа, — сказала она милостиво и, как всегда, добавила: — Сэр Роберт не вполне здоров и поручил мне принять вас… Право, вы настоящий герой, мистер Беннет, если только вас не привела ко мне в этот полуденный час неотложная необходимость.
— Я американец, — с глупой напыщенностью произнес Беннет. — Этим все сказано.
— Вы очень находчивы, сэр, — в голосе леди Шарп звучала чуть приметная ирония. — Итак?
— Все то же: черномазые болеют и мрут! Из тысячи семисот человек, с которыми мы четыре месяца назад приступили к работе, осталось уже менее половины. Вам известно о нашей серьезной неудаче, но, как теперь выясняется, — Беннет слегка поклонился Картье, — в ней повинны единственно наши геологи. Теперь же, с прибытием мистера Картье, — снова легкий поклон, — нам придется, видимо, расширить площадь работ, заложить новые рудники. И если в самое ближайшее время…
— Но, дорогой Беннет, вы сами в этом виноваты! — сердито воскликнула леди Шарп, и ее красивое лицо стало вдруг жестким и неприятным. — Вы погнались за дешевой рабочей силой и оторвали от земли развращенных бездельем крайтоновских черных. Я же предупреждала вас: Дэвид Крайтон своим попустительством превратил их в профессиональных лентяев! И вдруг является ваша компания, загоняет их в болотную жижу и заставляет по одиннадцати-двенадцати часов в сутки работать по горло в воде. Можете не сомневаться — они вымрут все до единого, и тогда вам просто-напросто придется отказаться от вашей затеи и вернуться обратно в Штаты! Едва ли это входит в расчеты вашей компании…
— Но в этой, как вы выразились, затее, — возразил Беннет, — кровно заинтересовано и правительство ее величества. Вам же известно, что часть добычи урана приходится на долю компании «Биккерс-Стронг». Наконец, вы имеете прямое указание из Лондона оказывать «Ураниум-Буала» всяческую помощь.
— Я признаю помощь лишь на началах взаимности!
— Что же, я готов.
— Ах, теперь вы готовы! — гневно воскликнула леди Шарп. — А у меня в тюрьме успели за это время умереть еще двадцать семь черных бездельников, так и не уплативших наложенный на них штраф! Кто покроет мне этот убыток? Лондон и так жалуется, что колония не приносит ему ничего, кроме неприятностей и забот!
— Компания охотно уплатит вам эту безделицу при условии, что мы получим от вас в нужном количестве здоровых рабочих. Сколько у вас в тюрьме заключенных?
— Около пятисот. Это, конечно, не чемпионы спорта, но, во всяком случае, люди, привыкшие к тяжелому труду на рудниках и в шахтах, надо только покрепче держать их в узде. Впрочем, не мне вас учить. Если судить по тому, что до меня доходит, у вас там настоящий гитлеровский концлагерь!
— На нас клевещут, — строго сказал Беннет. — Мы представляем здесь великую американскую демократию и никогда не позволили бы себе…
— Дорогой Беннет, я терпеть не могу декламации, — прервала леди Шарп. — У меня была депутация от ваших черных, и я прогнала ее не раньше, чем узнала всю правду об условиях работы на ваших рудниках, а мой секретарь записал их показания… Итак, внесите за моих арестантов пятьсот фунтов штрафа и забирайте их хоть сейчас из тюрьмы!..
— Но почему же пятьсот? — хмуро возразил Беннет. — Ведь средняя сумма штрафа не превышает десяти шиллингов. Значит, самое большее двести пятьдесят, ну, триста фунтов…
— Для круглого счета, конечно.
— Разумеется, для круглого счета, Беннет! — неожиданно заявил о себе Стамп. — Мне, как заведующему наймом рабочих, — сказал он подчеркнуто, — эта сумма кажется вполне приемлемой.
— Но четыреста фунтов — также круглая сумма! — упорствовал Беннет. — Я прошу вас лично принять от нас эти четыреста фунтов для передачи по назначению. Это избавит нас от лишних формальностей.
— Я готова оказать вам любезность, сэр, и принять от вас эти пятьсот фунтов.
— Четыреста пятьдесят.
— Пятьсот.
— О, разумеется, пятьсот, — снова вмешался Стамп. — Но, Беннет, это же не решает дела. Я получил от компании предписание максимально ускорить работы и в кратчайший срок добиться реального результата. Нам потребуются сейчас еще и еще рабочие!
— Вы получите их через две недели, — Мэрион Шарп обращалась теперь уже к Стампу. — Я берусь законтрактовать для вас в соседней португальской колонии нужное число рабочих. Две трети их заработка вы будете уплачивать им, а остальную треть — их колониальной администрации. Таков порядок в этой варварской колонии, где черные, к позору для цивилизации, находятся на положении рабов! И торопитесь: большая часть этой колонии уже охвачена восстанием, и скоро там нельзя будет достать ни одного рабочего! Сколько вам нужно этих португальских «контратадос»?
— Я думаю, не менее двух тысяч, — сказал Стамп. — Как вы полагаете, Беннет?
— Вам виднее, — сердито отозвался Беннет. — Я не ведаю набором рабочих.
— Две тысячи, — повторил Стамп.
— Получите две тысячи. Однако предупреждаю, господа, — леди Шарп очаровательно улыбнулась, — это мой личный бизнес, как говорят у вас в Штатах. За каждого из «контратадос» — десять шиллингов, а всего тысячу фунтов.
— Но это невозможно! — возмутился Беннет. — Компания не позволит нам зря расточать деньги! В конце концов мы можем сами обратиться к португальской администрации!
— Что же, — миссис Шарп пожала плечами, — если вы не боитесь испортить со мной отношения… К тому же губернатор португальской колонии — мой личный друг.
— Мы согласны, — заключил Стамп. — Беннет, выпишите, пожалуйста, чек на пятьсот фунтов, и мы сейчас же отправимся в тюрьму за нашим черным грузом. А ваши арестанты не разбегутся в пути?
— У вас грузовые машины?
— Беннет, у нас грузовые машины?
— Пять машин — восьмитонки…
— Отлично, по сотне на машину… Благодарю вас, — леди Шарп грациозным жестом приняла из рук Беннета чек. — В качестве конвоя я дам вам двадцать полицейских под командой двух белых сержантов. Имейте в виду: уплатив за арестантов штраф, вы тем самым законтрактовали их на четыре месяца. Таков закон колонии. В случае побега полицейские имеют право стрелять: это равносильно побегу из тюрьмы. Все, господа? Желаю удачи!..
Часа через два, хотя солнце еще стояло высоко и жара стала нестерпимой, из ворот тюремного двора одна за другой выехали пять открытых грузовых машин, до отказа набитых людьми. Вслед за ними катила трехтонка с полицейскими, которые зорко следили за бегущими впереди машинами; а вслед за трехтонкой — два «шевроле» со знакомыми нам пассажирами.
Из машин, груженных арестантами, неслось глухое пение. Люди, только что вырвавшиеся на волю из тюремного смрада и тесноты, радовались и лесу, стоявшему по обе стороны дороги, и благоуханному воздуху, которым дышали, и даже жгучему, яростному солнцу, стараясь не думать о том, что ждало их впереди.