— Вы правы, босс, и, как всегда, блестящи. Я еще поищу, подумаю, возможно, найдутся и другие возможности…

— Подумайте, Парсонс.

В трубке послышался короткий щелк, разговор был окончен. Парсонс сохранял почтительное выражение лица, обождал еще с четверть минуты, затем осторожно положил трубку на рычаг.

Парсонс поднял голову от стола, за которым работал, и взглянул на стоявшего перед ним молодого человека, который уже добрых десять минут терпеливо ждал, когда, наконец, обратят на него внимание. Это был статный широкоплечий человек лет двадцати восьми, прекрасно одетый, с красивым, правильным энергичным лицом, плакатный американец. Именно плакатный: лицо его было лишено каких-либо индивидуальных черт, и невозможно было сказать, умный он или глупый, добрый или злой, честный или бесчестный.

— Ну, что вы там еще принесли? — презрительно спросил Парсонс. — Опять какую-нибудь чепуху?

— Я ничего не принес, сэр, — робко отозвался молодой человек. — Я снова все перерыл, и, право же, в бумагах отца нет ни единого слова о новом методе разделения изотопов урана…

— Что значит — нет? — грубо закричал Парсонс. — В лаборатории — нет, дома — нет, где же в таком случае есть? А?

— Не знаю, сэр.

— Не знаете, Хантер? — медленно и едко повторил Парсонс, устремив на молодого человека свои рачьи, выпуклые глаза. — В таком случае я спрашиваю вас в последний раз: отдаете ли вы себе отчет, чем вы рискуете, утаивая от нас последнюю работу своего отца?

— Я понимаю, сэр. Но, клянусь вам, я обыскал все, все… я не спал две ночи… Неужели я стал бы скрывать, раз мне грозит такой ужас… моя карьера… моя жена… мои дети…

Лицо молодого человека утратило сейчас всякую плакатность, оно безобразно смялось, скривилось, веки покраснели и быстро заморгали.

— Уж не собираетесь ли вы растрогать меня слезами, Хантер? Могу вас уверить: тщетный труд. Мы тут не в бирюльки играем, а вершим государственные дела. Так-то! — Парсонс помолчал с полминуты, не сводя с молодого человека своего, как он считал про себя, «гипнотического» взгляда. — Послушайте, дружок, уж не задумали ли вы, по своему обыкновению, присвоить себе открытие вашего отца и профессора Нельсона? Пройдет неделя-другая, и вы заявите вдруг патент на новый метод разделения урана? Что же, неплохо придумано!..

— О сэр!..

— Знайте же, я возражать не стану, — продолжал свою злую игру Парсонс. — Не все ли равно нам: Хантер-младший или Хантер-старший? Нам бы только заполучить метод! Говоря откровенно, я предпочел бы иметь дело с вами, чем с вашим покойным отцом. Бесчестные люди — истинный клад для нас!

— О сэр, я не заслужил…

— Заслужили, Хантер, честно заслужили, — сказал Парсонс и сам усмехнулся своей остроте. — Что же мне с вами делать, Хантер? А?

Молодой человек мгновенно уловил благодушный оттенок, появившийся в голосе Парсонса.

— Я в полном вашем распоряжении, сэр. Я готов на все, сэр.

— В этом я не сомневаюсь, Хантер, ничего другого вам и не остается. Отныне вы наш человек, душой и телом, и будете беспрекословно выполнять любое задание, какое мы найдем нужным вам поручить. Но это особый разговор…

Парсонс умолк, затем на лице его появилось вдруг торжественное, благостное выражение. Сейчас, в своем черном одеянии, он был точь-в-точь похож на католического патера, готового обратиться с проповедью к своей пастве.

— Веруете ли вы в господа бога нашего, Ричард Хантер, или вы такой же безбожник, каким был ваш покойный отец?

— О сэр, я с молоком матери…

— В таком случае повторяйте за мной… Вы готовы?

— Я готов, сэр.

— Повторяйте: клянусь богом всемогущим и священной для меня памятью отца моего, Джорджа Хантера, что среди его бумаг… Остановитесь, Хантер! Добавьте: а также священной памятью матери моей Луизы Хантер…

— Священной памятью матери моей Луизы Хантер…

— …что среди бумаг отца моего нет ни единой записи о новом способе разделения изотопов урана и что я, Ричард Хантер, не утаил от мистера Парсонса ни единой такой записи… Хорошо, Хантер, теперь я верю вам! Не осмелитесь же вы врать, находясь под угрозой двойной кары: земной и небесной!..

— Как посмею, сэр!

Довольный собой, Парсонс откинулся на спинку кресла. Молодой Хантер, хотя и переминался от усталости с ноги на ногу, также был доволен: он понимал, что Парсонс не сомневается более в его правдивости, если только вообще сомневался.

— Ну-с, мальчик мой, а теперь к делу… Да ты садись, садись!

— Очень благодарен вам, сэр!..

— Скажи, ты давно знаешь Гарри Нельсона?

— С тех пор, как помню себя, сэр.

— Вот и припомни, не слыхал ли ты о нем от родителей или от кого-нибудь другого что-нибудь… ну, этакое… плохое, что ли… постыдное?

— Постыдное, сэр? — как бы вникая в смысл этого слова, переспросил молодой Хантер.

— Вот именно, постыдное, мой мальчик. Ну, что-нибудь по женской части, или в этом роде…

— Мне очень жаль, сэр, но я не припомню.

— Нет ли или не было у него какой-нибудь скандальной связи?

— Боюсь, что нет, сэр… Когда у Нельсона двенадцать лет назад умерла жена, он женился на своей троюродной сестре Бетси Уолсоп, которую давно любил.

— Знаю, без тебя знаю… А сколько лет этой Бетси?

— Сейчас ей тридцать восемь, сэр.

— А Нельсону?

— Шестьдесят семь, сэр.

Парсонс заглянул в бумажку, лежавшую у него на столе.

— Правильно, мальчик, я проверял твою память — наш человек должен обладать хорошей памятью… Скажи, а не водится ли что-нибудь этакое за самой Бетси? Она что, — Парсонс подмигнул молодому Хантеру, — лакомый кусочек?

— Да, сэр, ничего не скажешь, — Хантер игриво ухмыльнулся в ответ, — женщина хоть куда! Но, увы, сэр, они живут душа в душу…

— Душа в душу… — нахмурился Парсонс. — Откуда, позволь спросить, тебе это известно? Ты что, следил за ней? А может, она тайно бегает на свидание к какому-нибудь скверному мальчишке?

— Это невозможно, сэр, уверяю вас, Бетси Нельсон в высшей степени почтенная леди…

— Уж не пробовал ли ты сам подъехать к ней и получил отпор?

— Что вы, сэр, я люблю свою жену, я никогда не позволю себе…

— Ну и отлично, — Парсонс зевнул, прикрыв ладонью рот. — Люби свою жену и продолжай оставаться пай-мальчиком!.. Скажи, Дик, а Нельсон никогда не высказывал коммунистических или вообще красных взглядов?

— Н-нет, сэр. Но он всегда очень одобрительно высказывался о президенте Рузвельте.

— Одно сто́ит другого, — сердито фыркнул Парсонс. — Ты бываешь у них в доме?

— Бываю, сэр.

— Он знает что-нибудь о том… ну, что отец поделился с тобой своим открытием?

— О нет, сэр!

— Тогда слушай, что я скажу тебе, Дик! Сойдись с Нельсоном еще ближе — он должен заменить тебе отца, у него же нет своих детей! — и постарайся выведать, в чем состоит этот новый метод разделения урана. Только действовать надо с умом, исподволь, полегоньку. Сегодня подойдешь к нему с одного конца, завтра — с другого, может, он что-нибудь и сболтнет. А ты все собирай, запоминай, пусть бы и по крохам. Вот, к примеру, неплохой подход: ты якобы слышал от покойного отца, что он с Нельсоном работал над проблемой разделения урана, и тебе хотелось бы, так сказать, принять из его мертвых рук… Понял?

— Вполне, сэр.

Парсонс с одобрительным вниманием поглядел на молодого Хантера.

— Имей в виду, Дик, если вытянешь у Нельсона этот метод, заработаешь немалые деньги!

— Сэр, не будет ли с моей стороны дерзостью спросить сколько именно?

— Дерзостью? Ничуть. Бизнес есть бизнес. До ста тысяч, Дик, в зависимости от полноты сведений, а значит, от их практической ценности. Имей в виду, мой мальчик, ты ближе всех стоишь к этой тайне, и у тебя все шансы прийти к финишу первым!

— Поверьте, сэр, — молодой Хантер поднялся и приложил руку к груди, там, где сердце, голос его дрожал от волнения, — поверьте, сэр, я приложу все старания, чтобы быть вам полезным!