По ее лицу пробежала тень.

– Еванджелина отказалась от того, о чем мечтает каждая женщина в королевстве. Она этого не заслуживала.

– Заслуживала или нет, но у нее это было. Когда я нес твою сестру по лестнице, я не почувствовал ничего.

Оливия нахмурилась.

– У Джорджи великолепная фигура. Она прекрасна во всем.

– Я как будто нес на руках ребенка – длинные ноги и волосы.

– Она элегантна. Я бы все отдала за такую фигуру, как у нее.

– Правда?

– Конечно. Я всегда хотела выглядеть как она. Правда, видимо, недостаточно сильно, чтобы отказаться от еды.

– Это безумие. У тебя есть все, чего нет у нее.

Оливия собралась было спорить.

– Все, чего нет у нее.

Она нахмурилась.

– Включая меня.

Последние слова, произнесенные Куином с таким типичным для него спокойствием, потрясли Оливию до глубины души.

– Что? – прошептала она. – О чем ты говоришь?

– Я говорю, что ты мне нравишься. Странно, но кажется, ты мне нравишься больше, чем Еванджелина. Возможно, я сошел с ума. – Он помолчал. – Других признаков сумасшествия я не вижу, поэтому предполагаю, что это лишь человеческая слабость. Не хотелось бы причислять ее к недостаткам.

Оливия недоверчиво покачала головой.

– Возможно, я из тех мужчин, кто повинуется лишь голосу вожделения.

Оливия глубоко вздохнула.

– Я польщена. Уверяю, ни одна женщина не станет возражать, если ее назовут желанной. Но ты должен меня выслушать, Куин. Я не предам Руперта, особенно когда он в другой стране и участвует в сражении. И кроме того, я никогда не предам сестру. Ты почти целый час просидел с ней в саду. Ты нес ее на руках по лестнице. Ты ухаживал за ней.

– Я был не более почтителен с ней, чем с любой другой молодой женщиной под крышей моего дома.

– И сидел с ней на скамейке почти час? Не могу представить, чтобы на ее месте была другая гостья.

– Твоя сестра очень умна, мы говорили о науке. С ней приятно беседовать. Однако сорокапятиминутная беседа не означает, что я на ней женюсь.

– Вообще-то у Джорджианы есть основания ожидать предложения руки и сердца. И я никогда не встану у нее на пути. Если вы не поженитесь по какой-либо другой причине, так тому и быть. Но я не хочу, чтобы говорили, будто я украла ее будущего мужа.

Оливия встала.

– Мне надо заколоть волосы.

Куин порывисто подскочил к ней.

– Не выходи за меня, – сказал он, крепко обнимая ее.

– Не выйду! – Но ее голос дрогнул.

– Просто не притворяйся, будто не мечтаешь об этом. Будто между нами нет ничего большего, чем было между мной и Еванджелиной, между тобой и Монтсурреем или даже твоей сестрой.

Сердце Оливии билось так громко, что ей казалось, герцог может услышать его стук.

– Не думаю, что это имеет значение.

– Не имеет значения? – взревел он. – А что тогда имеет значение? Что?

– Тише! Если нас здесь поймают, мне придется выйти за тебя замуж, и я никогда тебя не прощу.

Герцог привлек ее ближе.

– Ты не понимаешь меня, потому что никогда не теряла близких. Ничто не имеет большего значения, ни наука, ни математические теории, ни титул и земли. Ничто…

– Есть еще честь, – ответила Оливия, чувствуя, как ее сердце пронзила боль. – Моя честь. Я не могу предать Руперта и сестру.

Его взгляд изменился.

– Твоя любовь не так безгранична, как море, и не так глубока.

– Я никогда не говорила, что люблю тебя, тем более не использовала эти метафоры, – спокойно возразила Оливия. – Я тебя едва знаю.

Его пальцы сдавили ее бедра, словно он собирался спорить. По телу Оливии пробежала дрожь. Герцог знал, что она чувствует.

Однако все же отпустил ее.

– Моя мать всегда говорила: когда дело касается чувств, я безнадежно глуп. Я редко поддаюсь эмоциям, но если это случается, я словно схожу с ума.

Оливия расправила платье, избегая смотреть герцогу в глаза. Она испытала то же безумие, хотя и не могла в этом признаться. Если бы она сделала это, он бы овладел ею. Это было видно по его глазам. Он закричал бы «Ты моя!» и созвал бы в комнату всех гостей.

И ей бы пришлось жить с разбитым сердцем, зная, что она предала собственную сестру.

Нет.

– Я возвращаюсь к себе в комнату, а потом спущусь вниз, – сказала Оливия. – Если ты сейчас же присоединишься к гостям, скорее всего никто не заметит нашего отсутствия.

Герцог поклонился, и Оливия вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Оливия вернулась в комнату сестры. Сердце ее все еще бешено билось.

– Джорджи?

Джорджиана безмятежно сидела у камина и читала книгу.

– Уже прошло достаточно времени, и я могу спуститься вниз?

– Полагаю, ты успела отдохнуть, – ответила Оливия, с трудом улыбнувшись.

– Как думаешь, мне стоит притвориться, будто я хромаю?

– Конечно, нет. Ванна из уксуса и холодной воды помогла, но вряд ли ты захочешь делиться такими подробностями с гостями. Хотя, возможно, тебе не стоит танцевать.

– Вот и хорошо. Я не люблю танцевать. – Джорджиана поднялась и пригладила волосы перед зеркалом.

– Не любишь танцевать? – удивленно переспросила Оливия. – Я и не знала.

– Похоже, в положении герцогини мне многое не по душе. К примеру, танцы. И мне неинтересно болтать о вышивке, как, например, с матерью Алтеи. Целых два часа.

– Ты болтала? Я, кажется, впала в какое-то оцепенение.

– Если бы поблизости был гроб, я бы с радостью бросилась в него.

– Джорджи! Ты сама на себя не похожа! – рассмеялась Оливия.

– Думаю, я как раз становлюсь собой. В саду мы с герцогом беседовали про свет.

Оливия перестала смеяться.

– Конечно, это было намного интереснее, чем разговоры о вышивке.

– Как несправедливо, что я не могу поступить в университет. – Глаза Джорджианы пылали, словно у связанного сокола. – А ведь я могла бы учиться, Оливия. Учиться, как он. Может быть, даже лучше.

– Правда?

Джорджиана кивнула.

– Я совсем ничего не знаю. Но я бы научилась. Это то же самое, что учиться быть герцогиней, только намного интереснее! – в отчаянии выкрикнула она.

Оливия замерла.

– Хочешь сказать, ты училась быть герцогиней, только потому, что больше учиться было нечему?

Джорджиана прошла в коридор.

– Ты слишком эмоциональна. Перед нами поставили задачу. Мы могли бы провалиться или преуспеть. Я выбрала второе. Ты же позволила чувствам встать на пути.

Оливия схватила сестру за руку.

– Джорджи!

– Да? – Взгляд ее был холоден.

– Ты на меня сердишься?

Джорджиана смягчилась.

– Нет, конечно, нет. Я сержусь, потому что мне пришлось учиться быть женой герцога. Даже если бы речь шла об ученом, меня бы это не устраивало.

– Ты сама хочешь быть ученым!

Джорджиана кивнула.

– Мне было интересно беседовать с герцогом. Но в то же время я испытывала такое негодование, что еле сдерживала себя.

Оливия поцеловала сестру в щеку.

– Ты могла бы изучать что угодно, Джорджи.

Джорджиана небрежно пожала плечами – явный признак того, что она была на грани отчаяния.

– Правда! – продолжала Оливия, закрывая за собой дверь спальни. – Зачем тебе университет? Все уже написано в книгах, и мы можем достать любые.

– Хочешь сказать, вы с Рупертом?

– Да, и мы могли бы вызвать профессора из Оксфорда или Кембриджа. Мы заплатим ему, чтобы он научил тебя всему, чего нет в книгах. Ты все быстро освоишь, Джорджи!

– Да, это возможно.

– Когда ты выйдешь замуж за Сконса, то сможешь покупать любые книги и, конечно, обсуждать все с ним. Естественно, мы с Рупертом неподходящие собеседники для тебя.

Джорджиана сделала несколько шагов по коридору, но остановилась.

– Знаю, я говорила тебе, что он идеальный мужчина, Оливия, но все же это не так. Между нами нет никакой искры.

– Возможно, появится со временем? – с трудом выдавила Оливия.