– Это истинная правда, – заверила племянника леди Сесили. – Полагаю, на это прежде всего смотрят сыщики перед поимкой преступника.

– Я тоже часто слышала, что прищуренные глаза могут многое рассказать о характере, – заметила Оливия. Ей очень хотелось дернуть герцога за нос, чтобы стереть с его лица это неумолимое выражение. Однако она не посмела проверить, как он среагировал на ее замечание, поэтому поспешно спросила:

– Экипажи с багажом и служанками уже появились?

– У меня в чемодане было новое платье, – тут же отозвалась леди Сесили. – И хотя ты никогда не был при дворе, нетрудно понять, как бы сильно мне хотелось вернуть мои отделанные бахромой перчатки. Я надевала их на встречу с испанским послом, и он сделал мне комплимент, хотя не знаю точно, какой именно, поскольку он не говорил по-английски.

Когда леди Сесили умолкла, чтобы перевести дыхание, рядом с ними возник Клиз.

– Пока экипажей с прислугой не видно, мисс Литтон. Я позволил себе выделить всем по служанке, которые с радостью вам помогут.

– Но мне нужна моя служанка, – быстро произнесла леди Сесили. – Только Харриет может меня накрасить. Знаете, как говорят. – Она пристально посмотрела на Оливию и Джорджиану из-под мокрых волос. – «Женщина, миновавшая пору расцвета в двадцать лет, увядшая в двадцать четыре, стара и несносна в тридцать». Милые мои, вам ведь еще нет двадцати четырех лет?

– У нас есть еще один год, прежде чем увять, – заметила Оливия.

– Рад это слышать, – неожиданно вставил герцог. – Возможно, мои прищуренные глаза указывают на последнюю стадию упадка.

Оливия приподняла бровь. В его глазах был еле заметный блеск. Неужели он пошутил? Какой необычный человек!

– Упадка! – возмущенно вскрикнула леди Сесили. – Разве мы можем согласиться с этим сравнением? Мужчины не увядают.

Оливия рассердилась.

– Леди Сесили, почему это мужчины не увядают?

– Они тоже увядают. – Леди Сесили было не так-то легко сбить с толку вопросом, выходящим за грань ее познаний. – Даже истлевают, а ведь это то же самое? Мистер Бамтринкет всегда говорил, что мужчина, который ни на что не способен, давно истлел.

Оливия чуть не прыснула, но остальные встретили замечание леди Сесили молчанием. Она украдкой взглянула на герцога и снова заметила в его глазах тот же блеск. Он выглядел совершенно спокойным, но, возможно, смеялся в душе.

Хотя вряд ли у человека с таким добродетельным лицом может быть чувство юмора. Скорее всего он воспитан в соответствии с принципами «Зеркала для чванливых гордецов». Его отучили смеяться еще в раннем детстве.

– В любом случае, – снова заговорила леди Сесили, – мой племянник известен во всем королевстве благодаря своему умению работать с цифрами. Он просто творит с ними чудеса, лучше, чем любой счетовод. Невероятно умные вещи!

– Для меня большая честь познакомиться с известным математиком, – произнесла Джорджиана.

Оливия оглянулась и с легким недоумением заметила, что ее сестра улыбается герцогу. Конечно, ему бы и в голову не пришло, что в улыбке Джорджианы сквозило снисхождение. Ведь он же герцог. Они прекрасно подходили друг другу. Отвратительно думать, что она, пусть и не желая того, поцеловала своего будущего зятя.

На улыбку Джорджианы герцог среагировал так, как и предполагала Оливия. Его взгляд заметно смягчился.

– Леди Сесили преувеличивает, мисс Джорджиана. – Как странно, что он мог скромно умалчивать свои заслуги и при этом сохранять такой гордый вид.

– Вам не следует стесняться, – не сумела удержаться Оливия. – Умение считать очень полезный навык. И как смело было признаться в своем интересе к этому делу, принимая во внимание ваш высокий статус, ваша светлость.

Джорджиана чуть слышно простонала. Герцог перевел взгляд на Оливию.

– Большинство герцогов не смогли бы разобраться в простейших дробях, – закончила она и одарила его взглядом, в котором не было ни намека на почтительность.

– Возможно, нам стоит отправиться в комнаты, приготовленные Клизом? – предложила Джорджиана, незаметно ткнув Оливию локтем в бок.

– Да, конечно, – согласилась та, чувствуя себя немного пристыженной. Снова то же самое. Как только Оливию выводили из себя чрезмерные проявления приличий, она мгновенно забывала все хорошие манеры, которым пыталась научить ее мать. – Прошу вас, Клиз, – произнесла она, поворачиваясь к дворецкому.

– Я не уйду, пока не выпью теплого молока с коньяком, – объявила леди Сесили. – Я делаю так со своего тринадцатого дня рождения, и могу вас уверить, это сильно помогает пищеварению. Мне удалось избежать многих болезней, потому что я каждый вечер прочищаю желудок.

– Уизерс, поскорее принесите в комнату леди Сесили горячее молоко и коньяк, – приказал Клиз, направляясь к лестнице. – Прошу следовать за мной, леди, и я отведу вас в ваши комнаты.

– Тебе придется мне помочь, племянник. Только пусть сначала юные дамы поднимутся по лестнице.

Когда они с сестрой оказались на верхней ступеньке мраморной лестницы, Оливия не выдержала и обернулась. Она ощущала на себе пристальный взгляд герцога.

Тут же ей в голову пришли шутки о сатирах. В лице герцога было что-то свирепое и властное. Выдающиеся скулы, глаза, прожигающие насквозь…

Оливия терпеть не могла бородки, но не могла не признать, что необычному лицу герцога пошла бы борода. Его волосы уже подсыхали, и белая прядь упала на лоб.

– Оливия, – позвала Джорджиана.

Та нехотя обернулась.

Конечно, Джорджиана, с ее прекрасными манерами, не разглядывала герцога с лестницы. Она сделала реверанс и одарила его и леди Сесили дружелюбной улыбкой. Сурово поглядела на Оливию, словно приказывая ей следовать за собой, повернулась и пошла за Клизом.

Впервые в жизни Оливия мечтала, чтобы у нее была фигура сестры. Джорджиана выглядела стройной и элегантной даже в промокшем платье.

Сама Оливия казалась себе похожей на ломоть хлеба, завернутый в грубое сукно, с приставшим к ногам подолом. И конечно, у нее не было таких стройных ног, как у сестры.

– Я обопрусь на тебя, племянник, – сказала леди Сесили. – Не надо нести меня по лестнице, словно груду белья.

Оливия быстро пошла по коридору, намереваясь скрыться в комнате, пока герцог не увидит ее намокшее платье сзади.

– Не обижайся, но твои волосы выглядят несколько растрепанными, – заметила леди Сесили. – Мой муж на ночь всегда надевал маленькую сеточку. Слуга найдет тебе такую, племянник, я его попрошу.

Оливия усмехнулась при мысли о герцоге в сеточке для волос. Она обернулась и…

Их взгляды встретились.

Его лицо казалось высеченным из гранита, лишенным всяких эмоций. Но глаза… Они были совсем иными. Он не отводил от нее взгляда, и она могла поклясться, в его глазах было… желание?

Оливия тряхнула головой и поспешила за сестрой по коридору. Конечно, это не могло быть желание. Разве кто-нибудь мог желать ее?

Пухленькую девушку, отнюдь не юную, помолвленную с наследником герцога. Ей не стоит об этом забывать.

Желание! Оливия чуть было не фыркнула.

Чего вообще мог желать герцог? Весь мир был у его ног, и он мог обладать всем, чем пожелает. Так будет и у нее, когда она станет герцогиней.

На следующее утро Оливию разбудил скрип открывающейся двери. Она не знала, который сейчас час. Вдовствующая герцогиня предпочитала старомодную постель, и Оливии казалось, будто она спала в пещере. Сам воздух вокруг нее был голубым от муарового шелка, украшавшего постель.

– Нора? – сонно спросила она. Накануне вечером появилась ее служанка. Оказалось, экипажи с прислугой проехали мимо указателя на Литтлборн-Мэнор и сделали несколько лишних лиг, пока кучер наконец не остановился и не спросил дорогу.

– Это я, – раздался радостный голос. Джорджиана раздвинула шторы, и одеяло осветилось ярким солнцем.

Оливия чуть слышно застонала.

– Который час?