– Господи! – вскрикнула Оливия. – Я приведу Джастина. Держитесь! Боюсь, вы что-то сломали. Надеюсь, не спину. Я никогда себя не прощу!

Испуганный голос Оливии заставил герцога открыть глаза. Он успел схватить ее за руку, прежде чем она встала.

– Все в порядке, – проворчал он. – Дайте мне минутку.

– Простите! – Голос Оливии дрогнул. – Я поступила так глупо, Куин. Не могла и представить. Я всегда так спускаюсь с дерева за окном своей спальни. Просто встаю на ветку и спрыгиваю на землю.

– Вы вылезаете из окна спальни? – Герцог пытался вдохнуть и наконец понял, что хотя все его тело ныло, кажется, ничего не было сломано.

– Только так можно выйти из дома, чтобы не узнала мать. Вы можете пошевелить пальцами ног? Я слышала, если человек не может пошевелить пальцами, это ужасный признак. Вижу, другие части у вас шевелятся, но…

Герцог поднял голову и поморщился. Взгляд Оливии был устремлен на нижнюю часть его тела.

– С моими пальцами все в порядке. – Герцог быстро сел. Голова кружилась.

Кажется, Оливия не обратила внимания на бугорок на его брюках. Герцог не знал, была ли она просто умудренной кокеткой или опытной женщиной.

Еванджелина не была девственницей, когда они поженились. Тогда он удивился, но когда узнал ее ближе, то все понял. Она не отличалась особой страстностью, единственное, чего она жаждала, так это быть желанной, и эта жажда была столь сильна, что ее не мог утолить ни один мужчина.

В висках стучало, и все же Куин чувствовал аромат Оливии, нежный, сладкий аромат, который не спутал бы ни с каким другим.

Глядя, как она стоит рядом с ним на коленях, он почти потерял голову. Даже теперь, когда был весь в синяках, а голову будто сжали в тисках, он хотел лишь одного: опрокинуть Оливию навзничь и овладеть ею.

От этой мысли герцог застонал.

– Я приведу Джастина. – Оливия вскочила на ноги. – Вам, видимо, больно. Он отведет вас к повозке.

– Нет! – Мысль о том, как худощавый кузен потащит его по склону холма, насмешила Куина. – Я могу встать. – Так он и сделал, хотя все его тело сопротивлялось, а мышцы ныли. – Это было не сильное падение, – произнес он, словно пытаясь убедить самого себя. – А ветки его замедлили.

– Чушь! – сердито возразила Оливия. – Вы могли погибнуть. Вам не следовало забираться за мной на дерево. Кажется, вы слишком… – Она замолчала.

– Старый? – Герцог нахмурился и медленно двинулся по дороге. Теперь он точно знал, что с ним все будет в порядке. Но действительно, он был слишком стар, чтобы лазить по деревьям.

– Да, – храбро повторила Оливия. – Вы слишком старый. Кстати, сколько вам лет?

– Тридцать два. Но сейчас я чувствую себя на шестьдесят три.

– Сколько лет прошло с тех пор, как вы потеряли Альфи?

Герцог не взглянул на нее и продолжал идти.

– В октябре будет пять лет.

– Вы рано женились.

– Да. – Оливия ждала, и Куин продолжал: – Я только что вернулся из путешествия по Франции и Германии, и это был мой первый сезон в Лондоне. Для Еванджелины тоже. Первые два месяца я ее не встречал, но как только увидел…

– Любовь с первого взгляда?

– Что-то в этом роде. – Герцог никогда не думал, что способен любить. Да, он был способен очаровываться. Не говоря уже о наваждении.

Джастин вприпрыжку бежал им навстречу.

– Леди Сесили хочет вернуться домой! – крикнул он. – Поспеши, Куин, а то она уже злится.

Оливия застонала и побежала к повозке.

Однако Куин не раз видел вспышку гнева тети, поэтому не спешил и размышлял о том, каково это – влюбиться с первого взгляда.

Такую способность убили в нем или же просто ему не было этого дано. Герцог не мог даже представить, чтобы кто-то из его семьи мог испытывать подобные чувства, разве что только Джастин. И все же жаль, что он не встретил тогда Оливию вместо Еванджелины. В Оливию можно было влюбиться даже с первого взгляда.

Конечно, если сердце не стало похоже на сушеную брюкву, примерно как у него.

После ужина сестры ушли в спальню Джорджианы.

– Значит, вы запускали воздушных змеев, а потом ты залезла на дерево? – Джорджиана нахмурилась. – Весьма своеобразно.

– Просто змей застрял на дереве, – объяснила Оливия.

Джорджиана поставила чашку с чаем на стол.

– Когда ты только повзрослеешь? – Ее голос звучал необыкновенно резко.

Оливия обиделась.

– Я считаю себя взрослой.

– Ты лазаешь по деревьям, – принялась перечислять Джорджиана, загибая пальцы левой руки. – Тебе кажется забавным оскорблять герцогиню. Ты приводишь Люси в дом, когда просто могла бы оставить ее в конюшне. Руперт все равно бы ничего не узнал. Ты шутишь с лордом Джастином, словно вы ровесники, а ведь ему всего шестнадцать!

– Я не могла бы солгать Руперту насчет Люси, – ответила Оливия на самое незначительное обвинение.

Джорджиана пожала плечами.

– Думаешь, сегодня вечером все гости не слышали, как вы смеялись с лордом Джастином? Как, по-твоему, мы себя чувствовали, пытаясь разговаривать о серьезных вещах, в то время как тебя интересуют лишь развлечения? Герцогиня сказала леди Сиблторп, что ей пора снять голландское полотно с детской мебели. Я никогда не чувствовала себя такой оскорбленной.

– Прости, что помешала вашей беседе, – ответила Оливия. Несмотря на все усилия, ее голос прозвучал сдержанно. – Мне действительно жаль, Джорджи. Я не хотела. Просто Джастин придумал такие глупые оскорбления, и я не удержалась от смеха.

– А могла бы удержаться, – ледяным тоном ответила сестра. – Мы все вас слышали, и даже герцог. То длинное слово… Что это было?

– Глупый, подлый, мерзкий, гнусный негодяй?

– Точно! Глупый? Мерзкий? Как ты могла, Оливия? Неужели я тебе совсем безразлична?

– Конечно, нет! «Глупый» не относилось ни к тебе, ни к герцогу. И даже к высокомерному автору «Зеркала комплиментов». Мы просто шутили!

– Ты всегда шутишь, – отрезала Джорджиана, так грубо и сердито хватая чашку, что чай расплескался на блюдце. – У меня ничего не получится, пока ты так себя ведешь.

– Что не получится? – Оливия хотела сказать, что избегала участия во взрослом разговоре, пытаясь убедить герцога в том, что он ей неинтересен и она предпочитает общество Джастина.

Но она была любящей сестрой, и от нее не укрылось несчастное выражение лица Джорджианы после долгого вечера, проведенного в компании вдовствующей герцогини. Оливия опустилась на колени рядом с ее стулом.

– В чем дело, Джорджи? Да, я вела себя невоспитанно. Если я пообещаю до конца нашего визита отпускать только самые приличные и скучные замечания, ты будешь довольна?

– Ничего не получается, – ответила Джорджиана дрогнувшим голосом.

– О чем ты? Неужели Сконс тебе нравится?

– Да, – прошептала сестра. – Нравится. Он благоразумен и умен, а я так ценю эти качества в джентльменах.

Оливия коснулась руки Джорджианы, крепко сжимавшей хрупкую чашку из английского фарфора.

– Она сейчас треснет.

Джорджиана молча опустила глаза и отставила чашку в сторону.

– Скажи, что не так? Знаешь, я ведь не все время дурачилась с Джастином. Я следила за вами со Сконсом, и, кажется, вы вели оживленную беседу о науке. О природе света, верно?

Джорджиана подняла взгляд.

– Это было изумительно, – ответила она и снова замолчала.

– Что ж, у вас есть нечто общее, – продолжала Оливия. – Совпадение интересов поможет укрепить брак и внести в совместную жизнь оживление. Посмотри хотя бы на наших родителей.

– А что с ними?

– У них всегда была одна общая страсть: превратить обеих дочерей в настоящих герцогинь. Не скажу, что им это удалось в моем случае, но из тебя они сделали образец прекрасного воспитания. Когда ты выйдешь замуж за Сконса, у родителей появится сразу две дочери-герцогини. Думаю, это оправдывает любые принесенные ими жертвы.

Джорджиана кивнула:

– Согласна. Кажется, меня всегда будут интересовать научные и математические изыскания его светлости. И он, видимо, заинтересовался моими мыслями относительно химии. И не просто из вежливости.