На ее губах появилась легкая улыбка.

– Но ведь это правда.

– Да.

– Я могла бы провести всю жизнь, обсуждая с национальным героем, что съела Люси, или я могла бы лежать на ковре рядом с тобой…

Сердце Куина гулко билось.

– Обнаженная, – добавила Оливия. Ее глаза сказали ему все. – Беззащитная перед нападением…

– Больше не говори так. – Боль чуть отступила. Куин поднялся и снял ботинки. Оливия глядела на него, прикрыв веки.

Он отбросил в сторону рубашку, спустил брюки.

– Оливия!

– Да?

– Таран?

Куин избавился от белья. Глаза Оливии были прикованы к его обнаженному телу.

– Подходящее слово, – произнесла она. – Посмотри на себя.

Куин опустил глаза. Он был в полной боевой готовности. И действительно выглядел устрашающе.

– Нам больше не стоит заниматься любовью, пока Монтсуррей не вернется в Англию и не узнает о случившемся.

С радостью Куин увидел, как взгляд Оливии мгновенно изменился и губы чуть разочарованно искривились. Кажется, таран был не таким уж страшным.

Куин опустился на колени и медленно провел пальцами по ее щеке и шее, спускаясь ниже…

– Но это не значит, что мы должны стать чужими.

– Нет? – прошептала Оливия, обнимая его за шею.

Он опустил голову, и из его груди вырвался тихий стон.

– Нет.

Позднее Оливия вспоминала тот вечер на ковре перед камином в страстных объятиях ревнивого, властного герцога как поворотный момент, навсегда отделивший ее прежнюю жизнь от жизни настоящей.

В тот вечер она поняла, насколько прекрасной может быть жизнь.

А утром поняла, что она также хрупка и бесценна.

Они с Куином забрались в ее занавешенную шторами постель, спали урывками, пробуждались, смеялись и шептались и любили друг друга.

Герцог ушел, когда на горизонте показалось солнце, предварительно объяснив ей, почему первые лучи, проникавшие в окно, были нежно-розового цвета, а не ослепительно-белые. Оливии не пришлось притворяться изумленной, она действительно была изумлена.

Правда, уснула она, думая о свете в глазах Куина, а не о том, который падал в окно.

Пробудилась она потому, что кто-то тряс ее за плечо.

– Оливия, проснись! Проснись!

Еле сдерживаемый ужас в голосе Джорджианы нарушил ее легкий сон, и Оливия раскрыла глаза.

– Что случилось?

Джорджиана хотела ей что-то сказать, но ее остановил внешний вид Оливии.

– Почему на тебе нет рубашки? Нет, я не хочу знать. – Джорджиана задвинула шторы, звякнув кольцами. – Ты должна одеться, сейчас придет Нора, и ей не стоит видеть тебя такой.

– В чем дело? – Оливия откинула одеяло, села на кровати и огляделась в поисках халата. Было очень странно просыпаться обнаженной, особенно под укоризненным взглядом сестры. – Что-то случилось с родителями?

– С Рупертом. – Джорджиана нашла на полу пеньюар и бросила его сестре. – Ради Бога, надень!

– Руперт? – Оливия подскочила. – Что с ним?

Джорджиана прикусила губу.

– Он серьезно ранен, Ливи. Неизвестно, выживет ли. Я чувствую себя так… Бедный Руперт! Бедный, бедный Руперт! – На ее глазах блестели слезы. – И это не все: посыльный из его отряда сообщил, что услышав новости, герцог упал.

– Он мертв?

– Нет, но он без чувств. Еще не пришел в себя. Посыльный прибыл из Дувра в полночь, когда мы уже легли спать. Как только Кантервик лишился чувств, дворецкий пытался найти Сконса, но…

– Он был со мной.

– Я так и подумала. Поэтому Клиз разбудил герцогиню, и она вызвала врача. Но Кантервик не двигался и не говорил, и кажется, врач настроен не очень оптимистично. У герцога полумертвый вид, но он все еще дышит.

Оливия стояла посреди комнаты, сжимая пеньюар у горла и размышляя.

– Руперт в Лондоне? Я немедленно еду к нему. Должно быть, он очень напуган, и если отец не может быть с ним, это должна сделать я.

Джорджиана покачала головой.

– Он еще во Франции. Думаю, именно это так сильно поразило его отца.

– Во Франции?

– Не знаю всех подробностей, но посыльный сказал, солдаты повезли Руперта к побережью в надежде переправить его в Кале, где можно будет пересечь Ла-Манш на первом же корабле. Но, Оливия, его ранения слишком серьезны. Поэтому один из его солдат прибыл в Англию без Руперта с вестями для Кантервика, и ему было велено ехать из Дувра сюда.

Оливия опустилась на постель, пораженная.

– Он так серьезно ранен, что не может пересечь Ла-Манш?

– Боюсь, да. – Джорджиана присела рядом и обняла сестру.

– Наверное, ему очень страшно. Он без сознания?

– Не думаю. Очевидно, он спрашивал про отца.

– Полагаю, он спрашивал и про Люси.

– И про тебя. Он тебя очень любит.

– Его отец поехал бы к нему, если бы с ним не случился приступ. – Сердце Оливии отчаянно билось в груди.

– Ты права. Но это очень опасно, ведь идет война. Руперт добрался лишь до Нормандии. Его могут схватить в любую минуту.

Оливия поднялась.

– Я должна поехать к нему. Немедленно. – Она позвонила. – Наверное, понадобится корабль, способный преодолеть залив.

– Лучше путешествовать в экипаже, если ты только не в том состоянии, что и Руперт. Но ведь ты же не поедешь во Францию, Оливия! – вскрикнула Джорджиана. – Это глупо!

В дверях показалась Нора.

– Ванну, – приказала Оливия.

Служанка самодовольно улыбнулась.

– Я так и подумала. – Она распахнула дверь. В комнату вошли трое слуг с ведрами воды.

– А потом дорожный костюм, – добавила Оливия.

– Даже не думай об этом! Ты в курсе, какие сейчас отношения между Англией и Францией? Что, если тебя захватят в плен французы?

Оливия задумалась и пожала плечами.

– Мы воюем. Уже давно. Мне надо ехать к Руперту. Уверена, любой французский солдат меня поймет.

Джорджиана застонала.

– Ты что, не читала газет?

– Ты удивишься, если я скажу «нет»? – Слуги ушли, и ванна была готова. Оливия скинула пеньюар. – Если тебя оскорбляет мой внешний вид, Джорджи, тебе лучше уйти.

– У меня все то же самое. – Джорджиана опустилась на табурет рядом с ванной.

– Но только у меня больше, – пробормотала Оливия, пробуя мыском горячую воду.

– Ты не можешь совершить это безрассудное путешествие через Ла-Манш. Ты и понятия не имеешь о подстерегающей тебя опасности.

– Ничего, переживу. Нора, не могла бы ты помыть мне волосы как можно быстрее?

– Да, мисс. – Служанка ловко управлялась с волосами Оливии, словно у нее в руках была куча белья.

– Поскольку тебе известны все опасности и ты читаешь газеты, Джорджи, расскажи мне все, что необходимо знать.

Джорджиана хотела было возразить, но Оливия предостерегающе подняла руку.

– Ты знаешь меня дольше, чем кто-либо другой. Думаешь, я брошу Руперта умирать в какой-то хижине на побережье Франции? Одного? Возможно, я никогда не хотела выходить за него замуж, но мне он нравится. Странно, но я даже испытываю к нему уважение.

Они замолчали, и слышался лишь плеск воды.

– Он уже не твой жених, – заметила Джорджиана.

Оливия покачала головой.

– Перестань.

– Тогда я поеду с тобой.

– Нет. Насколько опасно высаживаться на французский берег? – Оливия намылила руку.

– В газетах пишут, что французские солдаты постоянно патрулируют его в поисках врагов и контрабандистов. Тебя могут схватить.

– Зачем им это делать?

Сестра пристально посмотрела на Оливию.

– Неужели мне надо объяснять, что солдаты могут сделать с женщиной?

– Быть изнасилованной французом? – небрежно произнесла Оливия. – Кое-кто даже заплатил бы за это.

Джорджиана вскрикнула.

– Как ты можешь с такой легкостью отзываться об ужасных вещах?

– Я не хотела преуменьшать весь ужас, Джорджи. Но если я чему-то и научилась, пока была помолвлена с Рупертом, так это тому, что мысли о плохом вряд ли тебе помогут. Поэтому предпочитаю представлять всех французских солдат, которых я могу встретить, соблазнительными и галантными. – Последнее слово она произнесла на французский манер. – Возможно, с закручивающимися на концах усами.