Несчастных зомби не только калечат и расчленяют. Их используют как манекены для краш-тестов, части тел сдают на органы, а что не пригодилось — оставляют гнить в различных условиях в рамках исследований для целей судебной медицины. Вдобавок ко всему — будто вышесказанного недостаточно — мы не можем голосовать, нам не выдают водительские права, кредиты, и государственных постов нам не видать как своих ушей. В магазины, рестораны, кинотеатры и другие общественные места, где мы можем потревожить живых, нас не пускают. Не берут на работу и не ставят на учет по безработице, продуктовые талоны не выдают. Приюты для бездомных — и те закрывают перед нами двери.

Я никак не могу этого понять: ведь мы остаемся теми же, кем были до смерти. Нуждаемся в безопасности, дружбе, любви. Смеемся и плачем, испытываем эмоциональные переживания. Нам нравится слушать «Топ 40» и смотреть по телику реалити-шоу. Конечно, на нас лежит клеймо позора — есть мнение, что мы питаемся человеческой плотью (спасибо Джорджу Ромеро). Однако неголливудская нежить обычно людей не ест.

Время от времени ходят слухи о каком-нибудь дегенерате-зомби или парочке его собратьев, схомячивших бродяжку, соседа или почтальона. Почта — учреждение федеральное; и глазом не успеешь моргнуть, как дело приравняют к государственному преступлению. Впрочем, разницы никакой. Сожри ты любого из живых, даже если он вовсе и не сотрудник государственного ведомства, — и твоя башка мигом окажется на столе у преподавателя курсов повышения квалификации пластических хирургов.

Из дома с табличкой «Продается», стоящего на другой стороне улице, выходит за почтой сосед. Он хватает с земли несколько камней, составляющих часть безупречного ландшафтного дизайна его участка, и швыряет в меня. Два летят мне в грудь, один — в голову, и при каждом попадании сосед издает победоносный вопль.

Почему людей так колбасит, когда воскресают мертвые? Да, наше присутствие отнюдь не повышает стоимость их недвижимого имущества, и большинству живых мы кажемся омерзительными, но могли бы уже и привыкнуть.

Зомби существуют многие десятилетия. Со времен Великой депрессии они обитают чуть ли в каждом поселении, и их трудно отличить от местных бездомных. Многие переезжают на побережье и в крупные города: там проще затеряться.

Больше всего зомби на душу населения в Нью-Йорке, а из всех штатов самой высокой численностью оживших мертвецов славится Калифорния. Вообще, что касается нежити, наиболее терпимыми и прогрессивными считаются штаты Западного побережья. На юге зомби почти не встречаются — жара способствует распаду тканей. К тому же в регионе, настроенном против разного рода меньшинств и аутсайдеров, мы скорее всего будем как бельмо на глазу.

Хоть до 1930-х годов в официальных документах о существовании зомби в Соединенных Штатах не упоминается, есть свидетельства очевидцев воскрешения еще со времен гражданской войны. Однако активно реагировать на увеличение популяции зомби общество начало лет двадцать назад. По всей стране появляются филиалы «Анонимной нежити», создаются неизвестные доселе местные общины зомби, и мы все больше добиваемся признания среди людей — если отказ в предоставлении основных прав человека можно назвать «признанием».

Мимо проходит женщина с пуделем — совершают вечерний моцион. Машин на улице мало, а собачка, судя по всему, воспитанная — идет рядом с хозяйкой без поводка. Заметив меня, подбегает обнюхать. Рабочей рукой я только и могу, что отпихнуть ее. Хозяйка тут как тут, и собака заливается лаем.

Я-то рассчитывал на несколько иное внимание.

— Камилла, фу! — кричит женщина. — Плохая девочка, плохая…

Когда до нее доходит, что я — зомби, она пятится, не в силах скрыть отвращения. Пытаюсь объяснить, что не причиню ей вреда, но издаю лишь хрипы и угрожающее сипение, из-за которого люди обычно от меня шарахаются.

Женщина с визгом улепетывает. Мгновение спустя Камилла прекращает лай, карабкается на меня и писает мне на колени, а затем припускает вслед за своей хозяйкой.

Вот тебе и выступил с протестом.

На пятничном собрании мы все угнетены и подавлены из-за нападения на Уолтера и его гибели. Даже первый по-настоящему осенний дождь не улучшает общего настроя. К тому же сегодня не явился Карл.

Он и раньше пропускал собрания. Как и каждый из нас. Только сегодня Хэллоуин, поэтому нам слегка не по себе. Мы и так выглядим отвратительными тварями, которыми дети пугают друг друга в самый зловещий день в году, а тут еще все эти истории о том, как в Хэллоуин люди теряют рассудок и гоняются за одинокими зомби, чтобы расчленить их или вставить петарды во все отверстия…

И все-таки это не основание, чтобы не соблюсти традиции. Надень костюм, притворись тем, кем ты на самом деле не являешься, — и терапевтический эффект тебе обеспечен, а заодно можно и самооценку повысить. Вдобавок чем не отличный камуфляж? Кому придет в голову, что под хэллоуинским костюмом скрывается настоящий зомби?

Хелен оделась доброй феей с крыльями и тиарой в голубых волосах. На доске за ее спиной под словами «СЧАСТЛИВОГО ХЭЛЛОУИНА!» и парочкой летучих мышей надпись: «НАДЕЖДА — НЕ БРАННОЕ СЛОВО».

Хелен управляет групповой медитацией:

— Продолжаем глубоко дышать. С каждым выдохом мы освобождаемся от страхов и проблем.

На стуле рядом со мной спит Джерри. Красные треники, красная футболка с длинными рукавами, красная менингитка да рожки на резинке — вот и весь его костюм. Лицо он размалевал красным цветом; трудно сказать, где кончается краска и начинаются последствия дорожных гонок.

— Выкиньте из головы все мысли. — Понизив голос до мягкого, сводящего с ума шепота, Хелен обходит комнату. — Перед глазами нет ничего, лишь черный экран… или чистый холст.

Во время медитации мы закрываем глаза — это якобы помогает сосредоточиться. Однако я то и дело жульничаю: посматриваю, чем заняты остальные. Я, конечно, ценю старания Хелен, но меня отвлекают барабанящий по крыше культурного центра дождь и храп Джерри.

Рита сидит напротив. На ней черный закрытый купальник и кроличьи ушки, на губах остатки помады тона «красный атлас», белый ошейник и кожаные манжеты прикрывают швы — ни дать ни взять официантка клуба «Плейбой».

Медитация окончена, и Хелен звонит в колокольчик. Я толкаю локтем Джерри.

— Никто не желает поделиться своими чувствами по поводу происшествия с Уолтером? — предлагает Хелен.

— Гады, — откликается Джерри. — Надо собраться да надрать какую-нибудь университетскую задницу.

— Вот именно, — решительно кивает Наоми. Она в костюме пирата — бандана на голове, черно-белая полосатая рубаха, на пустой глазнице повязка.

— Вы серьезно? — спрашивает Том.

У Тома лавровый венок, на лице белый грим, одет он в тогу — когда сидит или стоит без движения, от римской статуи не отличить.

— Конечно, нет, — спешит ответить Хелен. — Как только вас вычислят, немедленно позвонят шерифу, ну а дальше известное дело — прямиком в приют для животных.

— Или к доктору Франкенштейну, — завершает Рита.

Вполне к месту — ведь я нарядился чудовищем Франкенштейна. Костюм мама прикупила в благотворительном магазине и даже помогла мне с гримом. Выгляжу я довольно убедительно, и это меня не сказать что радует, — в книге чудовище поджигает разъяренная толпа.

Полчаса кряду мы пытаемся ободрить друг друга, рассуждая о том, что можно сделать и как помочь другим справиться с потерей товарища. Впрочем, нам не впервой. В нашу группу на занятия ходил молодой парень по имени Спенсер, который как-то раз, будучи еще живым, напился и решил повеселиться: попробовать себя в роли пиротехника с зажигалкой в одной руке и баллоном жидкости от комаров — в другой. Лицо у него сгорело почти полностью. Вот уже пару месяцев он не показывается на собраниях, и никто не знает, что с ним. Разумеется, все подозревают худшее.

В принципе зомби умереть не могут, но, вопреки расхожим городским мифам, мы не бессмертны.