- Так, красавчик, я ничего не поняла, мы будем еще заниматься любовью или нет? — спросила Румика, сердито хмурясь и притоптывая ножкой. — И что это тут вообще было? Драка, беготня… Мне это не нравится.

- И мне не нравится! — воскликнула Асифи. — Ты меня всю возбудил. А теперь что?

- Прошу меня простить, девушки, но кажется, я сегодня не в настроении, — сказал Лоредан. — Ступайте-ка вы лучше.

- Как это он не в настроении? — возмутилась Румика. — Как это ступайте? Мы что же, зря время потратили?

- На те вот, держите, — Лоредан торопливо сунул Румике и Асифи в руки несколько монет и начал подталкивать девушек к двери.

- Странный, какой-то вечер, — бормотала Румика. — Только оказалась в постели с мужчиной, а он уже выгоняет. Со мной такое впервые. Я надеялась, мы будем во власти Эроса до рассвета!

- В следующий раз. В следующий, непременно, — Лоредан продолжал толкать девиц к выходу.

Выпроводив танцовщиц, Лоредан закрыл дверь, обернулся и ахнул. Нарбо, растянувшись на своей тахте храпел. Лоредан бросился к нему

- Ты что, вставай! Здесь нельзя оставаться! Если Мелорий и Тарикс донесут на нас, здесь скоро будет стража императора!

Нарбо, что-то невнятно пробормотал, вроде того, что со всеми разберется и опять захрапел. Лоредан был в отчаянии. Что же теперь делать? Бежать самому и оставить Нарбо здесь? Да так и надо сделать! Но эта мысль исчезла почти также быстро, как и возникла. Нет, это не выход. Если Нарбо попадется, его будут пытать и все выяснят. Тогда, он уже не сможет вообще вернуться в родной дом в Валенцию. Даже, если его не поймают, все имущество конфискуют, и он останется ни с чем. Даже Сердца тигра у него теперь нет, продав который, он мог бы начать все сначала, разумеется, где-нибудь за пределами Империи. А может, Мелорий и Тарикс, прямо сейчас не побегут к императору, чтобы вернуть камень? Может, вообще не захотят его вернуть или побоятся?

Так, прибывая в смятении, Лоредан метался по комнате почти целый час. В конце концов, он устал и упав на ложе уснул. "Будь что будет, — подумал он. — Если боги решат защитить меня, ничего плохого не случиться. Если же, я разгневал небожителей, тогда, все равно не спастись".

Посреди ночи начался кошмар. Лоредан пробудился, от каких то ужасных звуков, словно, кто-то захлебывался и хрипел. Оказалось, это тошнит Нарбо. Бедняга начал плакать и кричать, что он должно быть отравился.

- Все это глупости, — сердито сказал Лоредан. — Ты просто обожрался без всякой меры, как последний дурак. Намешал и пива и вина. Сейчас, тебя пока тошнит, но подожди, скоро в твоих кишках такое начнется… Из тебя столько дерьма выйдет…

Тут Нарбо вырвало. Лоредан едва успел подставить ведро. Потом, в течении еще нескольких часов Лоредан ругал Нарбо, грозился высечь его и бегал вокруг негра с тазами и другой посудой.

Когда пришло время облегчить кишечник, Нарбо хотел выбежать на улицу, но Лоредан ему запретил.

- Ты что, хочешь привлечь к нам внимание?

Он сунул негру в руки ночной горшок.

- Делай сюда.

Когда ночной горшок был наполнен, а желание облегчить кишечник накатило с новой силой, Нарбо решил устроиться в оконном проеме и облегчаться прямо на улицу.

- Ты с ума сошел! — закричал Лоредан. — А если кто увидит? Только представь свой зад, торчащий из окна. Такое никому не понравится. Например, для моих глаз подобное зрелище было бы крайне оскорбительно. А если ты, например, попадешь в ночного стража? Да потом, скандала не оберешься. Делай все, не выходя отсюда.

Так, в ход пошли все емкости любых форм и размеров, которые нашлись в комнате, включая поднос для фруктов.

Под утро, когда все емкости, что были в шкафу оказались заполнены рвотой и дерьмом, а комната провоняла так, что даже ночной ветер не смог изгнать зловоние, Нарбо почувствовал облегчение. Он тут же уснул. На пару часов, тяжелым тревожным сном забылся и Лоредан.

Ночь во дворце императора на удивление, выдалась тихая и спокойная. Не было слышно обычного шума веселья и разгульных пирушек и даже стражники были трезвы и на своих постах. Новый префект дворцовой стражи Тилас рьяно взялся за наведение порядка. Многие из подчиненных были недовольны тем, что им запретили выпивать и таскать на посты и в казармы шлюх. Кое-кто, даже поговаривал о том, чтобы прикончить Тиласа и вспоминали при этом Публия Фуска, который разрешал очень многое и сам был не прочь повеселиться.

Но теперь о бывшем префекте следовало забыть. Среди простых стражников ходили разные слухи, но чаще всего поговаривали, что Публий Фуск, чем-то вызвал гнев Каракаллы и попал в руки к новому палачу Вару, прозванному за устрашающую внешность "Жестоким".

Каракалла, поначалу хотел присутствовать при пытках бывшего префекта. Но у него вдруг оказалось слишком много других забот, чего только стоила военная кампания против германцев и аламаннов. С берегов Данубия пришли тревожные вести, что варвары на противоположном берегу опять зашевелились и со дня на день ожидается их вторжение. Император и его военный штаб всецело погрузились в разработку военных действий на северных границах Империи. К Данубию решено было перебросить дополнительные легионы из Африки и набрать новые войска в Испании и Британии.

Не следовало забывать и про восточные провинции, где существовала угроза вторжения парфян. С этим противником Каракалла решил разобраться раз и на всегда. Когда германцы и прочие северные дикари будут отброшены от границ, император планировал прямо с берегов Данубия идти к Боспору [135] и оттуда переправиться в Малую Азию. В то время, пока будет осуществляться этот переход в восточных провинциях должна собраться огромная армия для грандиозного похода в Парфию, Персию и Индию. Планировал Каракалла посетить и Египет и навести там, наконец, порядок, ибо эта провинция не очень то охотно признала его законным императором, а многие жители Египта, так и вовсе, до сих пор вспоминают добрым словом Гету, а, услышав его имя, плюются и шипят от ненависти.

В общем, пока император строил грандиозные планы походов и завоеваний, его новый палач готовился осуществить свои собственные планы, в отношении трех пленников, не столь масштабные, но не менее страшные.

К ночи в помещениях, отведенных для пыток и допросов, стало жарко. Огонь факелов ярко освещал владения Вара, состоящие из примыкающих друг к другу трех больших залов, не имеющих окон. Стены здесь были выложены крупным булыжником и в каждом помещении имелась огромная грубо сложенная печь. Сейчас, пламя бушевало в той, что находилась в центральной комнате.

Палач Вар — этот огромный тупой с виду детина сидел у печи в одной набедренной повязке и сандалиях. Он накалял на красных, пышущих жаром углях гибкий железный прут с зазубренными краями.

Посреди помещения стояло несколько массивных деревянных столов, снабженных хитрой и сложной системой кожаных ремней, железных зажимов, тисков и устрашающе острых крючьев выгнутых, словно когти хищных птиц. В общем, здесь было все необходимое для истязания человеческого тела. Здесь не было места для философских утверждений греков о том, что тело человека есть творение божественное, прекрасное и совершенное. Здесь тела резались и рвались, кости ломались, дробились, а то, что еще оставалось от человека, выбрасывалось хищным зверям, которых держали в ямах под полом.

На крючьях, вбитых в стены, целыми связками свисали железные цепи разной длинны и толщины, некоторые были снабжены бронзовыми шарами с шипами. Тут же, были и молоты разного размера для дробления костей, шила гладкие и зазубренные, иглы разной длинны и толщины, железные прутья, ремни для удушения и толстые веревки в волокна которых, были вплетены мелкие острые гвозди для медленного перепиливания мышц и сухожилий. На полках стояли глиняные сосуды с разными маслами, в том числе с земляным, огромная куча дров загромождала стену, напротив центральной двери.