Вот и снег уже начал таять. Скоро Верена и Эвелин приедут во Фридхайм. Время идет. Я зря боялся. Геральдина просто прелесть. Какое счастье, что появился Йенс. Это, так сказать, только начало всей истории.

В начале февраля, когда светит солнце, становится очень тепло. В лесу много птиц, появились подснежники и крокусы. Каждый раз, когда я иду в «Квелленгоф», мне попадаются в лесу белочки. И каждый раз у меня портится настроение, потому что я, видя белочек, вспоминаю о матери. Она, между прочим, все в той же клинике. Присылает мне деньги, не спрашивая, зачем они мне нужны. Йенс продолжает писать Геральдине стихи. Я встречаюсь с Вереной в маленьком кафе. Три раза в их доме на Мигель-аллее остаюсь на всю ночь, так как Манфред Лорд в отъезде, и мы можем любить друг друга. Я так уверенно чувствую себя, что совсем не боюсь приезда Верены во Фридхайм. Геральдина только раз разговаривала со мной.

— Ты не сердишься на меня?

— За что?

— Из-за Ларсена. Я такой спектакль с тобой разыграла. Но, знаешь ли, теперь кое-что произошло…

— Что?

— С ним получается, как и с тобой…

— С тех пор как получилось со мной, будет, вероятно, получаться со всеми. С ним, пожалуй что, даже лучше.

— Этого я не говорила!

— Но это же так!

— Нет. Да! Я не хочу лгать.

— Да, действительно.

Она вдруг целует меня, слегка коснувшись губами моей щеки.

— Ты был первым, — шепчет она. — Спасибо… Я очень благодарна тебе… Как я могла тогда наговорить столько гадостей?

Клянусь, вы бы тоже тогда поверили этим словам!

Ну а теперь переходим ко второй истории.

Главным действующим лицом на этом этапе моего повествования является Рашид Джемал Эд-Дин Руни Бендер Шапур Исфахани, маленький принц с длинными, блестящими, как шелк, ресницами и печальными черными глазами. Принц остался совсем один. С того момента как Али нашел в Джузеппе своего единоверца, он стал одинок. И теперь тоскует по своей матери и родине.

К тому же уже в течение нескольких недель Рашид пребывает в страшном волнении. В Иране назревает правительственный кризис. Вновь закрылись университеты. В переполненных тюрьмах страны тысячи заключенных.

И однажды утром Рашид исчезает. Его ищут повсюду, но нигде не могут найти. Директор оповещает об этом местный пост жандармерии во Фридхайме. Вскоре объявляется розыск Рашида по всей Германии. Его фото публикуется в газетах и появляется на экранах телевизоров. Возникают опасения, что он мог стать жертвой преступления.

В течение пяти дней Рашид считается пропавшим.

Затем двадцать пятого февраля, в субботу, перед зданием школы останавливается автомобиль франкфуртской полиции, и двое полицейских помогают маленькому принцу выйти из машины. Выглядит Рашид ужасно. Лицо неумытое и смертельно бледное. Видно, что эти дни он скитался, одежда грязная и измятая, двигается он как пьяный. Пять минут спустя меня вызывает директор. В кабинете доктора Флориана сидит Рашид. На лбу у него виден красный шрам. Как только я вхожу, он начинает плакать. Он сидит совершенно прямо, слезы бегут по его щекам, он всхлипывает и давится слезами. Мне становится не по себе. Доктор Флориан дает знак. «Пусть поплачет». Когда Рашид немного успокаивается, директор произносит.

— Оливер, я распорядился пригласить тебя по просьбе Рашида. Он питает к тебе большое доверие. Ты помог ему с молитвенным ковриком, когда он прибыл к нам, ну и вообще. Я полагаю, ему сейчас нужен человек, которому он доверяет.

Я сажусь рядом с Малышом и кладу ему руку на плечи.

— Ну, давай рассказывай, что случилось. Мы так переживали за тебя! Куда ты собирался?

— В Тегеран, конечно, — говорит маленький принц.

— К маме.

— Без всего? Я имею в виду — без копейки денег в кармане?

— Я накопил больше пятидесяти марок. Ведь господин Гертерих дает нам каждую пятницу две марки. И, кроме того, я взял с собой молитвенный коврик.

— Но, Рашид, мальчик мой, молитвенного коврика и пятидесяти марок недостаточно, чтобы добраться до Тегерана.

— Конечно, я понимал, что этих денег мало, — продолжает Рашид. — Но у меня дядя в Каире, он очень богатый. Я подумал, если я доберусь до Каира, все будет хорошо.

— До Каира ты бы тоже не добрался.

— Но ведь я был в Каире.

— Хорошо, ты был в Каире. Но как ты туда добрался?

— Через Мюнхен, Цюрих и Рим.

— Я не понимаю ни слова.

Маленький принц начал даже немного улыбаться.

— Ты же мне на Рождество подарил эту книгу про мальчика, который выдавал себя за слепого, он же смог совершить кругосветное путешествие на самолете.

Да, действительно, я дарил…

— Рашид!

— Да. До Франкфурта у меня хватило денег. Туда я доехал на поезде, там я купил хлеба и пару банок консервов, затем ночью забрался в грузовой отсек самолета и спрятался. Это был рейс Мюнхен — Цюрих — Рим — Каир.

— И тебя никто не обнаружил?

— Во Франкфурте — нет. Там все шло гладко, мне пришлось только пролезть через два проволочных заграждения. Люки грузового отсека были открыты для проветривания, понимаешь? Самолет стоял в ангаре. Там я спал в первую ночь. Ночевать пришлось среди бутылок виски.

— А дальше?

— На следующее утро взлетели. В отсек загрузили еще лишь пару ящиков. Я был очень осторожен. Старался, чтобы рабочие меня не заметили. Было ужасно холодно. У меня начался насморк, и я страшно боялся чихнуть.

— Рашид чихает. — Потом все кончилось, но я ни разу не чихнул. Ни разу.

Как только Рашид начал рассказывать, директор включил магнитофон. Магнитофон стоит за его письменным столом, микрофон за вазой с цветами на том же столе. Я вижу магнитофон и его вращающиеся диски. Рашид не видит.

— Через Мюнхен и Цюрих мы прибыли в Рим. Ночь, когда мы летели в Каир, была самой скверной ночью в моей жизни. Самолет бросало в разные стороны. Я крепко держался за веревку, непрерывно читал молитвы и все время думал о маме.

— Рашид! Это же сумасшествие! Зачем тебе все это было нужно?

— Я же говорю тебе. У меня дядя в Каире. Он богатый. Я думал, он даст мне денег, и я смогу полететь дальше в Тегеран и вовремя буду там.

— Вовремя?

— Да, когда начнется освобождение моей родины. Когда меня болтало в самолете, я все время думал, как обрадуется мама, увидев меня. Понимаешь?

— Конечно.

— Разве это сумасшествие?

— Нет. Извини. А что случилось в Каире?

— На аэродроме все было нормально. Из самолета я вылез, как мышонок. Перелез через проволочное заграждение и потом изо всех сил старался побыстрее добраться до квартиры моего дяди.

— А там?

— Его там не было. Он замешан во всех этих политических делах, понимаешь? Так что там я попал в западню. Эта несчастная Махда. Если я еще хоть раз увижу…

Беззвучно крутятся диски магнитофона. Директор курит трубку. Над нами поют малыши на уроке пения: «Кто растил тебя, прекрасный лес, так высоко, там, наверху…»

— Махда?

— Это его экономка. Она сказала, чтобы я вошел в дом.

— Но ты же говорил, твоего дяди не было дома.

— Этого я еще не знал. Двое египетских полицейских сидели в доме. Они были очень вежливы со мной. Немецкая полиция отправила им телеграмму, полагая, что я обращусь к дяде. Так что они меня забрали.

Он закрывает лицо руками, надеясь скрыть от нас, что плачет. Однако это ему не удается, так как слезы текут из-под пальцев и капают на колени.

Директор сообщает мне:

— Рашид прилетел рейсом «Люфтганзы». Во Франкфурте его уже ждала немецкая полиция. — Он вынимает трубку изо рта. — Рашид попросил меня кое о чем. Я думаю, его просьбу следует выполнить.

— Что за просьба?

— Он тебя любит, Оливер, больше, чем кого-либо другого из ребят. Он спрашивает, не смог бы он некоторое время поспать в твоей комнате. С тобой, Ноа и Вольфгангом. Мы можем поставить к вам четвертую кровать. Я не возражаю. Вольфганг и Ноа тоже не против.