Обожженный — он же Александр Семенов — покачал головой, улыбнулся бесформенными губами. Доченька, доченька, где же ты? Ничего, скоро она найдет ее, знакомый запах никуда не денется. И тогда они поговорят и решат, что делать с такой плохой девочкой. Ругаться он не собирается, но кое-что сделать с ней придется непременно. Капелька крови, или легкий, нежный укус. Надо быть глупцом, чтобы отказаться от такого подарка, как это сделала ее мать.

Обожженный сморщился, от чего его лицо — и без того отвратительное — превратилось в неприятную маску Фредди Крюгера. Он не помнил, что случилось с матерью Анны; если честно, то с трудом вспоминал даже ее имя. Оля? Валя? Маня? Черт, какая разница. Она отказалась быть с ними, пошла против его воли и за это поплатилась. Она… Что с ней произошло? Он нахмурился, пытаясь вспомнить, но перед внутренним взором мелькали только невнятные обрывки, скорее осколки воспоминаний, чем нечто цельное. Самым четким был сухой звук треснувшей ветки, но к чему это относилось — он не помнил. Да какая, в общем-то, разница? Главное, что она пошла против него и… Ну, и все. Он ее, наверное, прогнал. Ее не было с дочерью в той военной части, которую они частично разорили, но, вполне возможно, мать и дочь встретились позже. Так было бы даже лучше. Он смог бы попросить у них обеих прощения. Он, конечно, виноват, сказал бы Александр с улыбкой, но кто старое помянет — тому глаз вон, как говорится, а? Прошлое оно ведь прошлое и есть, нечего его тормошить, лучше все простить и начать жить по-новому. Иначе оно будет давить и давить на тебя, пока ты, в конце концов, не сломаешься под этой тяжестью и не упадешь на землю, задыхаясь и харкая кровью.

Отец Ани улыбнулся, восхищенный такими выразительными словами, пришедшими на ум. Надо их обязательно запомнить — именно так он и скажет жене и своей дочери перед тем, как примет их в свою новую семью. Он объяснит, что все не так уж плохо здесь, у них, и покажет, как можно управляться с тем стадом, что тащилось следом. Это было не сложнее, чем дергать за ниточки марионеток: пара часов практики и если у тебя все в порядке с координацией движений, то ты можешь заставить несчастную куклу выделывать пируэты под твою дудочку. Так же и с этими болванами, зараженными. Всего лишь практика и чуточку терпения. Да, именно так он им и скажет!

Он хихикнул, хлопнул в ладоши, и некоторое время размышлял о том, как можно с наибольшей выгодой использовать своих людей.

Все его мысли и наказы о том, как стоит поговорить со своей семьей при встрече, почти сразу же вылетели прочь из головы, позабытые, как и тот факт, что он сделал с собственной женой.

Через пять минут Александр Семенов крепко спал, сидя на пеньке и капая зараженной слюной вперемешку с кровью из десен на свою куртку и подстилку из хвои. На востоке зарождался новый день.

Капитан Вепрев стоял около головного БТРа колонны и курил. В воздухе стоял шум и гам, звучали приказы, кто-то что-то спрашивал резким визгливым голосом. Над всем этим висела пелена выхлопных газов и запах беспокойства. Они готовились выступать в сторону Челябинска по приказу Малышева.

Евгений глубоко затянулся, выдохнул ароматный дым. С сожалением посмотрел на докуренную почти до фильтра сигарету, откинул ее в сторону. Может, еще одну? Он покачал головой, не соглашаясь сам с собой. Нет, вроде и хотелось, но это ни к чему. Просто и у него в крови, помимо воли, кипела странная смесь нервозности, возбуждения и азарта. Он клял себя за это, но чувствовал, что готов кинуться в преследование, не смотря ни на что. Черт дери и его и Малышева.

Вепрев посмотрел на часы: Десять минут шестого, через пять минут колонна двинется туда, где, как говорил Малышев, они поквитаются за нападение на егочасть.

Евгений уже почти не сомневался, что с головой у майора не все в порядке. Какое там: мужик, похоже, окончательно и бесповоротно слетел с катушек. Когда пилоты вертолетов доложили о том, что вроде бы заметили людей, двигающихся на восток, Малышев ни секунды не сомневался: это именно те, кто ему нужен. Он был уверен на сто процентов… и даже более того, каким-то чертом майор сумел убедить всех остальных, что это правда.

Капитан прикрыл глаза и перед ним как живой встал майор Константин Малышев, вешавший толпе лживый бред про случившееся накануне.

— Парни, я не умею говорить красивые слова, но я должен вам кое-что объяснить, — майор стоял на небольшом возвышении, отчего его маленький рост не казался таким уж и маленьким. — Вы все знаете, как я отношусь к тем, кто мешает нам выполнять нашу работу. Даже не смотря на то, что в этой стране не осталось людей, которые могли бы отдавать приказы, нас от службы никто не избавлял. Я понимаю — многим из вас хотелось бы узнать, как их родственники и близкие… Но сейчас у нас есть более важная цель — отомстить тем, из-за кого погибли наши ребята, наши с вами боевые товарищи, — он наклонился немного вперед, на лице появилось выражение искренней скорби, и вместе с тем едва сдерживаемого гнева. — Разве мы должны оставить безнаказанным сделанное ими? Я спрашиваю вас, разве мы можем просто сказать: «а, пусть идут с миром, они не ведали, что творят»? Вы верите в это? Те, кто напал на нас ночью и ворвался на территорию нашейчасти, убивая всех, кто попался под руку, «не ведали, что творят»? Расстреливали безоружных и не знали — зачем? А что сказать тем несчастным, которые сейчас медленно гниют от страшной болезни, притащенной ублюдками сюда, к нам? Кто из нас, в конце концов, может быть уверен, что не один из них и послужил причиной всему тому, что мы сейчас имеем? Может быть, они как раз и виноваты в развале страны — нашей страны, смею заметить!

Вепрев стоял за спиной майора, с невозмутимым лицом слушая весь этот бред. Боже, как они могли верить подобной галиматье? Но они верили — он это видел по их загорающимся на усталых лицах глазам, по нервно сжимающимся кулакам, он слышал ропот, растущий над толпой, ропот, доказывающий: они верят каждому слову майора.

Между тем Малышев продолжал:

— Мы можем отступить. Можем помахать на прощание белым платочком, — Малышев все больше распалялся, он чуть не подпрыгивал на месте от возбуждения. — Но они пришли сами, и пришли не с дарами, верно? Так не должны ли мы сейчас сделать с ними то же, что они хотели сделать с нами? Хотели сделать с вами? Скажите мне!

«Господи, — подумал Вепрев, наблюдая как солдаты, не отрываясь, смотрят на майора в каком-то странном возбуждении, — если он сейчас попросит у них сказать „аминь“, то они скажут, как пить дать».

— Я не слышу, солдаты. Что вы скажете на мое предложение?

— Да! — крикнул кто-то из толпы, поднимая над головой автомат. — Да, давайте порвем им задницы!

Одобрительный ропот показал, что все они вполне согласны с такой формулировкой. Другие тоже поднимали автоматы, выказывая свое одобрение и Вепрев с ужасом ожидал, что сейчас кто-нибудь начнет палить в воздух, как это частенько показывали по телевизору, когда собирались вот такие вот сборища «духов» и «чеченов» на полянке где-нибудь в горах. Это было бы прекрасным окончательным штрихом к полному безумию, царившему здесь. За его спиной едва слышно выругался Скиба, но капитан не обернулся, продолжая всматриваться в ожесточенные лица молодых солдатиков.

— Отлично, парни! — Малышев вскинул обе руки вверх. — У нас уже есть информация о том, куда двинулись эти ублюдки, и когда мы догоним их… тогда и посмотрим, чего они стоят на самом деле!

Ответом ему был одобрительный рев трясущих оружием сосунков. Майор кивнул, улыбаясь фирменной крокодильей улыбкой, легко спрыгнул на землю и пружинистой походкой пошел в сторону штаба.

— Кажется, они готовы к тому, чтобы… м-м… порвать задницы, — тихо заметил Малышев, проходя мимо Вепрева.

Капитан переглянулся со Скибой, пожал плечами и зашагал следом за майором. Уже входя в здание, он подумал: а чьи именно задницы имел ввиду майор? Тех, кого солдатики хотели догнать или же их, солдатиков, собственные?