— Где ты работаешь?

— Я составитель букетов.

Тридцать один год, работает в магазине своего отца. Прекрасный голос, мягкий и глубокий. Глаза как у волка. Я чувствую, как они следят за мной.

Он откидывает с лица волосы и улыбается. Невольно отмечаю про себя, что лоб мог бы быть и повыше.

— У нас тоже были проблемы из-за сырости на стенах. Она проникала из щелей над окнами; когда мы наконец это поняли и замазали все трещины, в доме стало сухо. Да вы сами, когда будете проходить мимо, зайдите к нам и взгляните.

Он переводит взгляд на меня. Индифферентно. Капканщик! Я ничего не могу прочесть в этом взгляде. Пока он ходит за сигаретами, Янни высказывается:

— Он выглядит как сутенер.

Его ягодицы — просто мечта: маленькие и твердые, как яблоко.

— Ты так считаешь?..

Интересно, однако, как они выглядят, когда на них нет тренировочных брюк? Подождем…

— Что ты всегда находишь в таких типах?

Мой ревнивый муж заметно раздражен. Хотя мы уже договорились о разводе, он до последнего не хотел отказываться от своих прав и в самом конце нашей совместной жизни, как ни странно, ревновал меня даже больше, чем в начале ее. Янни и раньше всегда оберегал меня от неподходящих людей.

— Я твой натасканный Цербер, — говорил он.

А я хочу дать, наконец, выход своей натуре, мне нужно флиртовать, кокетничать, я не хочу больше дни и ночи проводить с одним и тем же мужчиной.

— Не забывай, через четыре дня у нас гастроли. Еще раз повтори все песни и тексты! — говорит Янни.

Мы прощаемся.

Спустя три дня. Холодный ветер и слякоть. Незадолго до отправления в Нюрнберг.

— Эй, Янни! Ты только взгляни — это самая бездарная песня из всех, какие мне до сих пор встречались!

Я топаю по снегу к нашему автобусу и размахиваю листком с текстом.

— Ну и чушь они тут напечатали! Почему для женщин пишут такие бессмысленные песни?

— Наверное, то сделал мужчина, который думает, что женщины все так себе и представляют?!

— К тому же, они часто так не только представляют, но и поступают, что гораздо хуже. Только необязательно это худшее выставлять на всеобщее обозрение, да еще в зарифмованном виде!..

— Все заняли свои места, отъезжаем!

Мы собирались на гастроли со своим рок-шоу — шесть музыкантов, певица, я, техник и водитель. Всего двенадцать человек.

— Я хочу сесть сзади, а то меня затошнит.

— Закройте окно, сквозит!

— Нет, не закрывайте, здесь же задохнуться можно!

— Где Бибуль?

— Как меня раздражают его шуточки! В следующий раз сними с него сотню марок штрафа, может, поможет!

— Действительно, вечно мы как дураки должны ждать, пока господин негр соизволит прийти!

Наш цветной басист принципиально опаздывал. Спустя три четверти часа он наконец появился.

— Слушай, Бибуль, ну сколько можно?! Ты пришел на сорок пять минут позже!

— Эй, ребята, что вы вечно ко мне придираетесь? Несколько минут ничего не изменят.

Нашу настойчивость по части пунктуальности он считал ненормальной, абсолютно излишней и типично немецкой. Для него не играло никакой роли, отправимся ли мы куда-нибудь в шесть или в семь часов, начнется представление в восемь или в половине девятого. Из-за этого шла постоянная борьба. Но зато играл он так классно, что в конечном счете мы ему все прощали. Странным образом, единственное, что сказал Бибуль при первой своей встрече с Симоном, было:

— Лена, этот мужик слишком прост — он недостаточно сумасшедший для тебя.

— Надеюсь, теперь все в сборе?

Водитель тяжело вздохнул и захлопнул дверь. Тогдашний руководитель поездки ехидно называл нас «карманными блохами».

— Все «блохи» в кармане?

— Янни, я здесь, сзади!

— Да, я уж вижу.

В пять часов мы прибыли в Нюрнберг. Поскольку выехали мы заранее, то у нас еще оставалось время на репетицию.

— К самым дверям, пожалуйста! — попросил Янни водителя.

— Привет, Густ, тебе все ясно?

— Да, с техникой, в общем и целом, порядок. Я мог бы начать подготовку прямо сейчас — хотелось бы закончить все поскорее, чтобы успеть перекусить чего-нибудь.

— Все «блохи» на сцену! Проверка звука! — руководитель собирал всех музыкантов, как овчарка сгоняет овец в стадо.

Янни уселся за ударную установку и начал играть. Душераздирающий грохот заставил вибрировать наши диафрагмы.

— Янни, ради Бога, на концерте не надо так темпераментно!..

— Все могло бы быть гораздо лучше, если бы твои нежные консерваторские уши могли выдержать настоящий рок!

Фабиан и Янни вели непрекращающуюся борьбу за силу звука. Мне звук тоже иногда казался слишком громким, но лишь постольку, поскольку я не могла его перекричать.

— Лена, все нормально? Тогда начнем. Пожалуйста, постарайтесь запомнить, что соло на гитаре начинается после второго рефрена, а он сам идет два раза! В прошлый раз это не всем было понятно. Я не хочу, чтобы вы и сегодня играли как попало.

Мы лихо сыграли весь номер. Первая была заглавной песней, очень ироничной, о поклонении мужчин. Если говорить о содержании нашего шоу, то речь здесь шла о том, что мужчина должен почитать женщину, что он во многом от нее зависит и что давно пора ему самому это признать. Все с хорошей примесью юмора и сатиры. Рок-шоу высмеивает мужские заблуждения, женскую пассивность и неспособность обоих полов избежать традиционных недоразумений.

Янни нравилось видеть меня сильной как на сцене, так и в реальной жизни, где он часто подвергал меня словесным оскорблениям. Видимо, он хотел, чтобы я стала покорной, как его мать. И такой же сильной. Женщин, которые громко и самоуверенно защищали свою точку зрения, он не переносил. Он просто не привык к ним, и их тон, их поведение раздражали его и побуждали «вправить им мозги». Он вообще плохо переносил, когда кто-нибудь был громче и энергичней его самого. Несомненно, он понимал, что я и сама нуждаюсь в этих его провокациях, для того чтобы расти, совершенствоваться в защите. Янни был для меня чем-то вроде партнера по спаррингу, который тренировал мою реакцию, духовную силу и выносливость.

Для нежностей в нашей горячей артистической семье места как-то не нашлось.

— Лена, ты стоишь перед микрофоном, как корова! Ради Бога, на концерте думай о том, как ты двигаешься! Вилять задом, расхаживать, подпрыгивать, притопывать, прогуливаться — все, что хочешь, главное, ты должна двигаться, а не стоять, как чучело! В принципе, можно и стоять, но стоять твердо, уверенно! Без этих согнутых в коленях ног и бессмысленных движений руками. Ты выглядишь как шестнадцатилетка из курортного отеля!

Какая наглость! Вот бесстыжая рожа!

Это напомнило мне моего отца.

— Ты стоишь на сцене, как обделанный чулок, — говорил он.

Это было не особенно любезно, зато очень действенно. Цирковая лошадь не может быть мимозой. Главное не вежливость, а цель, а она достигается силой прыжка, харизмой, духовной дисциплиной и энергией, и все это зачастую можно вызвать только провокацией. Методы Янни трудно назвать гуманными, но они были на редкость эффективны. По крайней мере со мной. Были люди, которые обиженно отворачивались от него, я же реагировала, как мужчина, при всех названный трусом, — приходила в бешенство и вступала в борьбу.

Я легко поддавалась на провокации, и это было мне только на пользу, так как все жизненные силы приходили в движение. Женско-эзотерическая флегма не имела никаких шансов против жесткой агрессии Янни. Как-то раз, много позднее, он сказал мне:

— Ни с одной женщиной я не чувствовал себя так уверенно, как с тобой. Я всегда был метра на два выше твоего уровня. И, чувствуя за тебя ответственность, тем не менее всегда знал, что, если что случится, ты будешь за меня драться как львица.

Он назвал это Синдром Серой Собаки.

Как-то раз, еще в самом начале нашего супружества, когда мы прогуливали своего охотничьего шпица-метиса, подскочил огромный чужой старый пес, ростом с немецкого дога, и, злобно рыча, набросился на нашего малыша. Собственно, он еще не набросился — он успел только, остановившись перед своим маленьким противником, угрожающе зарычать, оскалив желтые клыки и вздыбив шерсть на загривке, но было ясно, что на этом дело не кончится. Янни стоял и беспомощно взирал на происходящее. Я сейчас уже не помню точно, что я тогда думала, скорее всего, ничего, как обычно, когда я делаю что-нибудь стоящее. Я метнулась вперед, схватила свою собаку на руки и отскочила, а затем обрушилась на чужого пса.