Юля накинула пальто.
— Эй… постой… — Кир как-то рассеянно схватил ее за руку, но тут же разжал пальцы.
— Что тебе? — грубо спросила девушка, — я хочу убраться, пока сюда еще и Геля не явилась.
— Ничего, — упавшим голосом пробормотал Кир, хотя на самом деле про себя он радовался, что она уходит. И пусть уходит… пусть больше никогда не возвращается. Об этой ночи лучше забыть, слишком отвратительно, ужасно и грустно это было.
Он закрыл дверь и обернулся к Владимиру с Таней, которые уже успели снять верхнюю одежду и теперь смотрели друг на друга какими-то двусмысленными взглядами. Первым отвел глаза Владимир, отчего-то засмущавшись, тогда он заметил полупустую бутылку водки на кухне.
— Опять? — спросил он устало.
— Я же не в одиночестве пью, — отмахнулся Кир.
— Какая разница? Ты закончишь как отец… — напомнил Владимир, хотел сказать что-то еще, но Кир его оборвал на удивление бодрым голосом:
— Да скорее бы уже!
— Недоумок, — через стиснутые зубы прошептал его старый друг, — нельзя шутить с такими вещами!
— А я и не шучу, — беззаботно передернул плечами Кир и вернулся в прихожую. Он быстро одел пальто и обувь, и остановился на мгновение.
— Куда ты? — нервно поинтересовался Владимир.
— С моста прыгать, — буркнул Кир, но, заметив, как насторожился и позеленел друг, поспешил его успокоить, — за сигаретами.
Когда за ним закрылась дверь, Владимир устало опустился на стул и уронил голову на руки. Тем временем Таня отыскала чайник, наполнила его водой и поставила на плиту. Она задумчиво следила за синим газовым пламенем, танцевавшим на плите и оно отражалось в ее глазах множеством голубых отблесков.
— Я не так себе его представляла, — поделилась она, чтобы нарушить тишину, — он не производит впечатления ловеласа.
— Кир? — как-то потерянно откликнулся Владимир, — просто больше он не старается его производить… лучше бы старался, и то лучше, чем спиваться, — он бросил грустный взгляд на бутылку на столе.
— Отец был алкоголик? — легко догадалась Таня, вспомнив своего отца, который уже очень давно исчез из их с Антониной жизни. Выбор между ними и алкоголем был сделан в пользу последнего.
— Да, — кивнул Владимир, — у него был цирроз печени… но он умер не от этого, — в ответ на вопросительный взгляд Тани он пояснил, — он забил свою жену. А в тюрьме покончил с собой, наглотавшись пуговиц со своей пижамы.
— Я думаю, мы с Киром, найдем общий язык, — почему-то сказала Таня, но она скорее шутила, чем говорила серьезно, просто Владимир не понял ее юмора, многие люди его не понимали, а Таня удивлялась тому, что он у нее вообще есть. Он почему-то погрустнел и почувствовал что-то, смутно напоминающее ревность.
В город медленно вступала зима, окутывая его невыносимым пронизывающим холодом и своим белым дремотным саваном.
Кир сам и не заметил, как дошел до той самой автобусной остановки, где упустил Наташу. Он задумчиво остановился и закурил. Он как в детстве пытался поймать снежинки в ладони, но они таяли и оставляли мокрые следы на коже.
Ему показалось, что если бы сейчас лежал снег, все было бы куда проще. Снег располагает к быстрой и чистой смерти — достаточно выбежать из дома глубокой ночью и упасть в него лицом, раскинув руки.
Так ему казалось в детстве, и он не знал, почему думает об этом сейчас. Ему вспомнилось, как однажды зимой он сбежал из дома, когда отец очень сильно напился, и угрожал убить его, как это обычно бывало, за какую-нибудь повинность, которая всегда находилась, сколько бы он не старался не давать повода. Тогда он сидел в подъезде и смотрел на снег, который падал точно также как сейчас, превращаясь в дождь по дороге.
Когда подошел автобус, Кира вдруг посетила мысль о том, что неплохо бы было съездить на кладбище, чтобы проведать мать, может быть отца… и, конечно же, Наташу. На самом деле с этого и стоило начинать.
С потерей матери он смирился уже давно, да и слишком много страшного было связано с ее кончиной, что хотелось бы забыть раз и навсегда. Отца он ненавидел и старался забыть, поэтому после похорон ни разу не был на его могиле.
Они все были похоронены на одном кладбище — самом большом в этом городе, тесном, грустном и холодном. Ему куда больше нравились маленькие старые кладбища, с безымянными надгробиями, находившиеся в церковных владениях, в сравнении с ними городское напоминало огромное общежитие для умерших, где шла ожесточенная борьба за каждый метр.
В автобусе было мало людей — только старушка с букетом искусственных цветов, женщина с ребенком, который все время плакал и о чем-то просил ее, и молодая девушка чуть постарше Тани, она слушала плеер и не обращала никакого внимания на окружающую действительность. Кир сначала попытался найти в ее чертах что-то общее с Люсей, потом с Наташей, но у него ничего не получилось, и он отругал себя за это.
В привычке видеть всюду призраков своего прошлого не было ничего хорошего.
Впрочем, чтобы не жить прошлым, нужно иметь что-нибудь еще, допустим будущее, или настоящее, не состоящее из попыток забыть и забыться.
На конечной немногочисленные пассажиры высыпали на асфальт, покрытый светящимися снежинками, которые уже не таяли так быстро, потому что стало еще холоднее. Кир сошел следом и закурил. Почти все люди кроме старушки с цветами пошли в противоположную кладбищу сторону, он же пошел за ней.
Теперь он боялся, что не сможет найти могилу Наташи.
Какое-то время он еще поискал, где бы взять цветы, поддавшись недолгому порыву, купил две белые розы и уверенно направился к кладбищенским воротам.
Пока он шел среди могил, ему вспомнились Наташины тонкие руки, такие же, как у Люси, большие серые глаза, доверчивые как у щенка, нуждающегося в ласке.
Впрочем, это было действительно так — эти девочки, что Люся, что Наташа, и третья, Татьяна, которую привел Владимир, просто никогда не видели от людей любви, тепла, понимания, заботы, поэтому отчаянно нуждались в них, и Наташа хотела получить их хотя бы так.
Она не любила его, она просто нуждалась в той иллюзии любви, которую он подарил ей.
Но почему Люся отвергала все его светлые порывы? Почему отвечала такой агрессией, как маленький зверек, забившийся в угол и боящийся, что кто-нибудь причинит ему боль.
Что же он нашел в ней? Совершенно обычная девочка, точно такая же как сотни, тысячи таких же. Выбирай любую и она с радостью повесится тебе на шею, как это сделала Наташа! Так почему же надо идти по пути наибольшего сопротивления? Да потому что это она, она! Она не похожа не на кого. Ее глаза цвета штормящего моря стоят всех страданий земли, ее отчаянная и страстная душа, готовая воевать за то, что ей дорого. И этому стоит поучиться у нее. Нельзя так просто опускать руки… Нельзя терять надежду!
Глупо, — осадил Кир сам себя, — надежды нет и не было.
Он понял, что уже слишком долго блуждает узкими кладбищенскими аллеями, потому что совершенно не помнит, где похоронена Наташа. Он пришел сюда в прошлый раз в таком состоянии, что не запомнил ни дороги, ни опознавательных знаков или примет.
Он сел на лавочку, оставил цветы рядом, снова закурил. Пожалуй, это была очень глупая идея. Самая глупая из всех его глупых идей!
Напротив него была могила четы Сидоровых, и с овальных фотографий на него смотрели миловидные старичок и старушка, умершие с разницей в несколько лет.
Неужели люди могут прожить вместе так долго? — думал он, давясь горьким дымом, который уже не приносил удовольствия, скорее был просто необходимостью чем-то занять замерзшие руки.
Сидоровы молчали, не торопясь отвечать на его мысли, их улыбки не стали ничуть менее светлыми, в них были спокойствие и умиротворенность. Возможно, этим людям, правда, было хорошо вместе, если они, конечно, не возненавидели друг друга.
Покойники не были особо разговорчивыми и не стремились рассказывать о своей прожитой жизни. Но живые люди чертовски надоели Киру, все они стремились или учить жить, или обвинять его во всех грехах мира, или сочувствовать с таким цинизмом, что им самим становилось тошно. Последней каплей стала Юля с ее наркотиками и необъяснимым желанием лезть в чужую душу, теребить чужие раны из глупого детского интереса.
