Что-то за окном тихо капало и стучало о железный карниз. Февраль окрасил город в черно-белый цвет траура по уходящей зиме, выжигая снег первым потеплением. Февраль — самое подходящее время для смерти. Так думала Лариса и ей хотелось броситься из окна сразу после того, как она поставит последнюю точку.

— Сядь, — хрипло взмолилась она, — пожалуйста сядь… — снова отступила к окну, спрятала лицо в ладонях, стараясь хоть немного заставить себя успокоиться, чтобы слова стали разборчивее, — послушай… я… я… — как же сложно выплюнуть эту проклятую правду, — я лгала тебе… Я тебя не люблю. Я использовала тебя, твою любовь, чтобы помочь бабушке…

Она заставила себя обернуться. Валентин сидел на стуле молча и неподвижно, уставившись в одну точку на полу и ему на лицо упала прядь темных волос, которую Ларисе так и хотелось поправить, к которой хотелось прикоснуться.

— Скажи что-нибудь, — попросила она.

Мужчина достал пачку сигарет, вытащил оттуда одну и закурил, по комнате поползло облако сизого горького дыма. Он поднимался к потолку, к тускло горевшей люстре и вился там, обещая превратиться в грозовую тучу.

— Ты могла просто попросить, — выдал Валентин.

— Просто так дать такую сумму денег малознакомой девице!? — изумилась Лариса и даже на мгновение перестала плакать и грустно призналась, — я не доверяю людям.

— Мне ты не доверяешь, — поправил мужчина, — тебе проще считать, что ты для меня всего лишь дорого обошедшаяся шлюха, развлечение на время командировки! — зло проговорил он и прикусил сигарету зубами так сильно, что из нее посыпался еще не загоревшийся табак. Глаза его стали холодными и какими-то чужими и отчаянно блестели.

— Это не так, — возразила Лариса. Капель за окном сводила ее с ума. Монотонная, как поступь палача, она долбила ее душу, разбиваясь о железный карниз окна.

Ей хотелось броситься назад, вернуть то светлое и прекрасное, что было между ними, когда он любил ее, а она делала вид, что тоже любит его. Пусть это было обманом, но было куда лучше отчуждения, пришедшего ему на смену, когда он подошел к концу. Так хоть один из них двоих был счастлив.

— Прекрати, — осадил ее Валентин, — будем считать, что ты заплатила за жизнь своей бабушки невинностью и временем, которое мы провели вместе. А мне пора бы и уехать…

— Нет… — пробормотала Лариса. Он как будто не слышал ее слов, потушил сигарету себе о руку, о тыльную сторону ладони, оставив глубокий ожог и быстро ушел в прихожую. Девушке хотелось броситься следом, но она не могла пошевелиться, только беззвучно плакала и слезы душили ее.

На коленях вымаливать прощение. Бежать следом, остановить его. Ведь если он уедет, это навсегда…

Она не хотела причинять ему столько боли, но это неизбежно, неисправимо, неотвратимо. Нужно было подумать об этом раньше, когда она все это затеяла. Но ведь он казался ей другим, она до последнего видела в нем мерзавца из таких, которые, как ее отец, приезжали в такие маленькие города, чтобы развлекаться с наивными молоденькими дурочками, отдыхая от жены.

Да и эти его последние слова жгли ей душу обидой, были унизительными и злыми.

Когда она все-таки совладала с собой и добежала до прихожей, было поздно. Из окна она следила за тем, как он садиться в машину, ту самую машину, которую он перегнал сюда из Москвы, чтобы обосноваться здесь, поближе к ней. Но этого не будет теперь.

Все кончено.

В слезах Лариса кричала в тишину пустой квартиры горькие, пронзительные стихи:

Появление Анастасии Вячеславовны заставило ее замолчать, успокоиться и открыть окно на кухне, чтобы проветрилось, но старая женщина все равно заподозрила неладное.

— Лара… — она взяла внучку за подбородок длинными морщинистыми пальцами и подвела к свету, заставив показать зареванное лицо, — что случилось, Лара? Ты курила?

— Нет, курила не я, — покачала головой девушка и вырвалась из ее рук, отошла в угол коридора, спряталась в тени. Ее трясло.

— А кто? Валентин? — без труда догадалась бабушка. Лицо ее стало очень строгим, она сложила руки на груди. — Лара, что между вами произошло?

— Я… — Лариса запнулась и ушла на кухню, залпом допила свой остывший чай и закашлялась, поперхнувшись, — я сказала ему правду.

— Какую правду? — насторожилась Анастасия Вячеславовна.

— Только ты пойми меня правильно… — издалека начала девушка, присела на стул и уронила голову на руки, такой тяжелой она ей казалась, — мы с ним познакомились незадолго до твоей болезни. Когда ты заболела он мне очень помогал, оплачивал твое лечение, искал врачей… Но он был просто моим другом, хотя я понимала, что он любит меня… Бабушка… не смотри так зло на меня, прошу тебя… у меня не было другого выхода, кроме…

— Как торговать собой?! — воскликнула старая женщина, и лицо ее стало белее мела, — как ты могла?!

— Я должна была спасти тебя. Я боялась, что он не станет давать деньги, поэтому я врала, что тоже его люблю… Но ведь это ложь, бабушка. Я люблю другого человека, давно люблю. Не могу я, не могу жить во лжи! — продолжала с напором Лариса, хотя она чувствовала, что вот-вот снова начнет плакать.

— Где он сейчас? — нервно спросила Анастасия Вячеславовна и стала искать в кухонных шкафах аптечку, ей необходимо сейчас было выпить чего-то успокоительного, так ее выбили из колеи откровения внучки. С одной стороны в душе женщины вздымалась волна негодования и злости на Ларису, с другой стороны она восхищалась героизмом и самопожертвованием девушки, совершенным в ее спасение. Как она могла осуждать ее?

— Не знаю… Уехал, — тихо проговорила Лариса. Анастасия Вячеславовна тяжело вздохнула, накапала себе корвалолла и взяла телефонную трубку.

— Тебе безразлично? — зачем-то спросила она.

— Нет, — покачала головой девушка и ушла в прихожую, стала собираться, ничего не объясняя.

— Ты поступила очень жестоко, — бросила ей в след Анастасия Вячеславовна.

— А у меня был выход, был?! — крикнула Лариса, но потом сама испугалась этого. Бабушка же не в чем не виновата, ее добрая, понимающая бабушка, слишком добрая.

Она стояла уже в ботинках и застегивала пальто.

— Куда ты собралась?

— Не важно, бабушка… не важно, — выдохнула Лариса, подбежала к ней, крепко-крепко обняла, словно прощаясь, и быстро, на ходу натягивая смешную шапку, убежала в ночь.

Анастасия Вячеславовна покачала головой, набрала номер Валентина, но ей ответил бесчувственный женский голос, на английском сказавший, что абонент находится вне зоны действия сети. Старая женщина поставила чайник, глядя на то, как темнеют сумрачные февральские небеса за окном и включила радио, которое красило ее одиночество в те времена, когда Лариса пропадала допоздна на работе. Она задумчиво крутила ручку, переключая станции, но музыка только нервировала ее и раздражала воспаленный мозг. В конце-концов она оставила волну, передававшую последние новости, чтобы хоть немного отвлечься от собственных мыслей, водивших отчаянный хоровод.

— …разбился танкер с нефтью, спасательная операция ведется на берегах… — доносилось до нее отдаленно, как во сне, — …найдены виноватые в крушении самолета… на пересечении Кирова и Чернышева произошла крупная авария, движение на улице ограничено, уважаемые водители, ищите пути объезда…

Чайник засвистел, Анастасия Вячеславовна выключила его, а потом и радио, налила себе чаю и снова позвонила Валентину, не получив ответа. Она с грустью думала о том, что, скорее всего Лариса побежала к тому самому, которого она любит и любит давно, а значит глупо надеяться на то, что она вернется.

— На пересечении Кирова и Чернышева произошла крупная авария, движение на улице ограничено, уважаемые водители, ищите пути объезда… — Кеша крутил ручки старого радиоприемника, пока не отключил его вовсе, раздраженный тем, что по нему передают только плохие новости.