Посреди кабинета Таллинэль стоит бывший Владыка Грозовых Волков, оборотень в человеческой ипостаси, и вертит в руках мой нож. Что может быть чудесней?

— Это называется «добро пожаловать»? — Недоуменно спросил Алгор.

— Это называется, «кто ходит в гости по утрам — тот получает пулю». Я никого не ждал. Так что можешь выметаться.

— Rain-al'mirael, сколько раз тебе объяснять, что этими эльфячьими железками можно только в огороде копаться? — Мой гость небрежно метнул нож за спину. «Эльфячья железяка» ушла в стену по самую рукоять. Таль меня прически лишит за издевательство над интерьером ее кабинета в ее отсутствие. — Знаешь, если приличного оружия у тебя нет, могу порекомендовать несколько отличных Подгорных Мастеров… — Я зарычал.

— Al'gorr'arh-tair, шел бы ты со своими советами по Перекрестку! Только стены портить горазд. Вина?

— Давай. А где Таль? — Я подал ему наполненный бокал. Как в старые добрые времена. А я, старый дурак, надеялся, что ЭТУ тему он не затронет. Вот и я докатился до маразма, как какой-то человек…

— Таль сейчас нет, — холодно ответил я.

— А когда будет? — Наивно хлопнул ресницами Алгор. Кажется, не у одного меня припадки слабоумия.

— Как только, так и сразу.

— Что, ее еще нет? Блин, эльф, не морочь мне голову! У нее что, чувства Перекрестка нет?

— А откуда ему взяться, позволь спросить! Это у оборотней чувство Перекрестка у каждого третьего, но никак не у эльфов!

— И как она выберется с Атина?

— Как-как! Как будто ты никогда не слышал об Испытании! — Алгор помрачнел и стал похож на грозовую тучу.

— В том-то и дело, что слышал. Владыку или его Наследника в день совершеннолетия выбрасывают в другой Мир, предварительно лишив памяти и магии. Если выживет и вернется, с честью выдержав испытания — да здравствует новый Владыка!

— Точно. А теперь представь ситуацию у нас в клане. Сам знаешь, что у Вечных еще ни один Владыка не умер своей смертью. Таллинэль — последняя а'т'Эрри, прямых наследников у нее нет. При этом сейчас проходит Испытание Совершеннолетия, я не могу ее вернуть. В клане назревает… что-то, я еще не разобрался. Она необходима здесь…

— И как долго она там? — Забеспокоился Алгор.

— Лет тридцать. Вернее, завтра будет тридцать один.

— Вот так новость! — Грозовой Волк стал белее мела. — Понимаешь, лет двадцать назад я встретил ее на Грани. Правда, был уверен, что у тебя все под контролем, я и придумать не мог, что… — На этот раз я сравнялся цветом со стеной. Таль — на Грани? Почему?

— Рэйн, успокойся, она жива. За Грань наша ученица не торопилась. — По лицу Алгора было видно, что он недоговаривает.

— Добивай, — я махнул рукой и залпом выпил вино.

— Тогда она потеряла возлюбленного и дочь.

— Боги Перекрестка! — Дочь? У Таль? Умерла… Боги!

— Она скоро вернется. Прислушайся к своему Миру. Он устал без Владыки, скучает по ней. Ему грустно одному. Он зовет ее с каждым днем все громче. Rain, неужели ты не прислушивался?

Боги, я хотел умереть. Или поменяться с ней местами. Я сильнее, я мог бы и не такое выдержать… За что, кто ответит, за что ей достался тот Мир? Он не сломает мою девочку, нет. Он только сделает ее сильнее. Став сильнее, Таль станет другой. Не зря у нее в родственниках имеются Лунные, хоть она об этом и не знает, но наследственность может сказаться… Моя Таль может стать кем-то, кого я не знаю. И не уверен, что захочу знать…

Моя королева, сколько можно ждать тебя у окна?

Я проснулась от собственного крика. Похоже, вчера я выпила недостаточно. Трех бутылок вина без закуски оказалось недостаточно, чтобы хоть сегодня спать без кошмаров. Если раньше мне снилась война и Атин, то теперь мне каждую ночь снился Данте. Вернее, его смерть. Его голос. Наша нерожденная дочь…

(Подумай хорошенько. Ты меня любишь?)

(Я люблю тебя, мам!)

Перед глазами всегда стоит день двадцатилетней давности. Последний день, когда я была счастлива. Потом — авария, Данте, несколько месяцев в больнице. Несколько лет после выписки я заново училась ходить. О танцах даже речи не было.

Самое трудное решение в моей жизни. Решение остаться. Остаться жить, а не умереть, когда этого так хочется. Потому что больше не для кого жить. Но смерть — слишком простое решение, недостойное Владыки Вечных. Решение одним махом всех проблем, но… примерно как глушить рыбу темпоральной бомбой. Конечно, помогает, но… Самое трудное решение — остаться. Просто быть, всего лишь быть. Даже когда душа и тело растерзаны, от них остались лишь жалкие ошметки, когда из глаз мимо воли текут слезы и больше ничего не хочешь и не можешь, когда лежишь — и даже почти не помнишь, где ты — одним комком боли.

Пока я решала, ждут ли меня на Грани, я успела много чего натворить. Я с завидной регулярностью вскрывала себе вены, пыталась взорвать в комнате гранату, разнести себе голову бластером, даже бросала в ванную включенный фен. Но… гранаты не взрывались, в бластере пропадала мощность, в Городе пропадал свет. А на руках у меня до сих пор красуются тонкие длинные шрамы. Тогда меня все-таки успели спасти.

Мое самое трудное решение — остаться, когда есть право уйти. Не прощаясь и не оглядываясь, захлопнуть двери за спиной и никогда не вернуться. Когда одолела усталость от мира, и нет вокруг ничего, кроме вины и боли. Виновата, не сберегла, не защитила, потеряла. У меня было неоспоримое право уйти. Но я выбрала жизнь. Переступила через себя, свое прошлое, свою память и решила жить дальше. Понять, принять, простить себя было совершенно невозможно, не думаю, что когда-то все изменится. Я отпустила свое сердце на волю…

А потом я смогла снова ходить, заново училась танцевать…

(Мама, не смей умирать из-за собственной прихоти!)

(Что не убивает нас, делает нас сильнее.)

За двадцать лет многое изменилось. Я окончательно забросила Галерею. После того, как Эль и Ингвэ ушли из этого Мира, после последствий аварии я просто не могла заставить себя хотя бы войти в Галерею. Там остались картины и скульптуры Данте. Интерьер Галереи разработан легкой рукой Дан-ина. Она пропитана духом Ингвэ-Эриха, хранит эхо шагов Индиго и тени песен Даниэля. А я слишком много хотела просто забыть.

Я хотела, чтобы последние двадцать лет были сном. Я хотела проснуться в своем доме на Аэллионэ и понять, что мне просто приснился кошмар со мной в главной роли. Я бы рассказала все Рэйну, он бы погладил меня по волосам и сказал… А что бы он мне сказал? Что это он переместил меня на Атин и бросил? Заставил меня забыть абсолютно все о моем Мире? Тонко поиздевался, завязав заклинание памяти на свое имя? Скотина.

Уверена, Лит-ар не раз и даже не два проклял тот день, когда «помог» Данте распрощаться с этим Миром. А кто сказал, что эльфы не умеют мстить? Таким знатокам инородцев надо в лицо плевать. Конечно, по натуре — я просто одуванчик, но жизнь и не такому научить может. И я играла! Потому что больше не могла рисовать. От вида холста и красок мне становилось дурно, вспоминала Данте… Танцевать я не могла, потому что при более-менее серьезных нагрузках начинали болеть ноги. К тому же, после аварии мне пришлось забыть о том, что я умела танцевать эльфийские танцы. Пропала прежняя гибкость и пластичность, я чувствовала себя такой… человеком. Хотя, думаю, все еще вернется на свои места. Я не смогу вечность быть инвалидом.

И я играла. Лит-ар мне слишком много задолжал в плане моральных убытков. Когда я встала на ноги… о-ооо, это было потрясающее чувство! Я вспомнила о своей заблокированной карте. Оставалось дело за малым. Попросила своего бывшего кавалера оформить дарственную от имени мужа на мое имя. Согласно этому документу, мне переходила половина всего движимого и недвижимого имущества. На свое имя я постаралась переписать все его любимый игрушки, те фирмы, корпорации и предприятия, с которыми муж толком не наигрался. Это было просто, как… слава богам, не как два пальца об асфальт. Я поймала Лит-ара в момент глубокой задумчивости на неизвестную мне тему и попросила подписать бумаги из банка. Только вот бумага была с секретом. Ее я как-то умыкнула из кабинета мужа. Что-то вроде самокопирующейся, только на нижний лист попадает не копия, а оригинал подписи. В общем, я стала до неприличия богатой, хотя этот момент интересовал меня в последнюю очередь. А потом продала «движимое и недвижимое» давнему конкуренту Лит-ара — Коралли. Мои махинации муж заметил слишком поздно, уже после того, как я передала полученные деньги в благотворительный фонд, основанный Данте. Что тогда бы-ы-ыло! Но месть стоила трех дней в восстановительной медицинской капсуле.