Да, еще у нас появилась милая семейная традиция: на каждый день рождения Лит-ара я присылаю к нему наемных убийц. Пока его не достали. Но было всего-то десять попыток. А у меня впереди вечность. Это немного развращает.

(Пока он до конца не сыграет свою роль, ты не сможешь его убить.)

(Жаль, что ты тогда не сдохла, тварь!)

Аст-ару не так давно исполнилось ровно тридцать. Сын учился на Марсе, проходил практику на Ате, нашел работу на Тау Кита. Аст-ар — физик, но себя называет «погодным магом», работает над проектом создания искусственной атмосферы для непригодных для жизни планет. Дома он практически не появляется, не называет Лит-ара отцом и не желает о нем слышать. Мы с сыном часами разговариваем по фону. Только ради редких разговоров с ним мне приходится на несколько часов становиться прежней Таль — делать прическу и макияж, надевать платье и шутить…

Стоит ли уточнять, что Лит-ар меня так и не отпустил? Зато теперь с нами живет Лаллея, что добавляет особой пикантности нашей ненависти. Сначала она была моей… наверное, сиделкой. Потому что мои постоянные попытки суицида не давали спать спокойно совести Лит-ара. А Лаллея была единственной, чье общество я терпела. Потом я снова смогла ходить, что громко сказано, и леди Лал занялась моей реабилитацией. Так и осталась с нами.

Когда почти прошла беспросветная депрессия, я сыграла с мужем. И не жаловалась на три дня в капсуле, я не умею иначе. Гордость Владыки не позволяет. К тому же, лет пять назад я решила заняться собой. До полного восстановления мне еще как пешком до Марса, но… танцы, бассейн, тренировки с мечом. Да, меня учили убивать. Как ни странно, учил меня тот, чье имя стало проклятьем. Лучший воин оборотней, Владыка самого страшного и уважаемого клана — Алгор Грозовой Волк. И никого другого мне не надо.

И потянулись бесконечные тренировки. Со стороны могло показаться, что я просто издеваюсь над собой. Конечно, это было жалкое зрелище. Я не могла выдержать и десятой части нормальной нагрузки, но… все равно упрямо гнала себя по полосе препятствий, повторяла десятки раз одни и те же связки, пока не падала от боли в ногах и спине. И я больше не могла танцевать эльфийские танцы. Большего позора для Владыки еще не придумали. И остались мои любимые кошмары, из-за которых я никак не могла выспаться. Они начинали мне сниться за пару недель до очередной годовщины смерти Данте. Я обзаводилась алкогольными напитками и очаровательными синяками под глазами от недосыпания. Жуткое зрелище.

Я встала с кровати, ощутила под ступнями холодные плиты пола. Я снова заснула в зале… Вчера вырубилась раньше, чем сообразила дойти до спальни. Вокруг была… было… много всякого, несомненно, следы вчерашней попойки. В комнате могла находиться только я, не задыхаясь. Не помню, сколько пачек сигарет я вчера выкурила, но за ночь дым так и не выветрился. На столе стояла пепельница, полная окурков. Пустые бутылки притаились возле ножки журнального столика, перевернутый на светлый коврик бокал красного вина, и повсюду разбросаны открытки. И те, что мне подарил Данте, записки от Эриха, даже пара открыток из другого Мира, отчеты Ингвэ о знакомстве с семейством будущего мужа… Тексты песен Даниэля, написанные его рукой. Память — наихудшее из зол. Вчера я листала открытки, вспоминала своих… друзей? Кем они были для меня, я так и не смогла понять. Даниэль, Ингвэ-Эрих, Дан-ин, Данте… Мы проводили столько времени вместе, но никого из них я толком не узнала.

Потом я смотрела кристаллы с днем рождения Аст-ара. Тогда ему исполнялось два года. Муж пригласил наших друзей, и несколько своих деловых партнеров с семьями к нам на праздник. Огромный торт, счастливый донельзя сын, клоуны, гора игрушек и салюты. Тогда мы с Лит-аром были счастливы. А сейчас…

В комнату тихо вошла Лаллея, вдохнула «лечебного воздуха» и закашляла, попыталась разогнать дымовую завесу парой взмахов изящной ручки. Естественно, ничего не получилось. Ученица открыла дверь на терассу, благо, на улице что-то типа лета, по крайней мере, сезон дождей закончился. Я сидела на диване, спрятав лицо в ладонях. Думать не хотелось. Не хотелось, чтобы Лал была здесь. Я не хотела ничего объяснять.

— Таль, все настолько плохо? — Она присела рядом со мной, положила маленькие ладошки мне на плечи. Недоуменно посмотрела на последствия моей гулянки.

— Да. Нет. Не знаю. Не спрашивай, Лал.

— Снова кошмары?

— Ученица, иди по Перекрестку со своими вопросами. Я не желаю отвечать.

— Ну что ж. Жду тебя через полчаса в обеденном зале. Таллинэль, ты не поверишь, но даже тебе иногда необходимо питаться, как это делают все нормальные люди!

— Я приберусь здесь и спущусь.

— Хорошо. Не забудь, через полчаса.

— Лаллея, довольно разговаривать со мной как с умалишенной! — Заорала я. Лал извинилась и ушла по своим делам. Думаю, переодеваться к обеду.

Что я могу сказать? Я не сошла с ума, хоть и хотелось. Я веду себя не совсем адекватно только несколько недель в году, когда приближается годовщина смерти Данте. А вчера я напилась потому, что снова журналистов интересуют наши отношения. Мои чувства никто щадить не собирался и собираться не собирается. И никого не волнует, что мне до сих пор больно. Что двадцать лет для Вечных — это ничтожно мало, чтобы просто забыть…

Я медленно собирала мусор по комнате. Медленно потому, что болела голова. Похмелье у всех бывает, главное, знать, что именно пить, чтобы опьянеть. Не так давно я нашла «волшебное средство»… так что теперь мне иногда достаются ночи без кошмаров и жуткое похмелье утром.

Я поднялась к себе в спальню, умылась и переоделась. Надела короткое серое платье с воротником-стоечкой и длинными рукавами. Никакого макияжа, расчесала волосы и заплела их в косу. Я больше не могу смотреть в зеркало. И дело не только в уродливых шрамах, оставшихся на груди и животе. Дело в том, что я не могу смотреть себе в глаза. Потому не смогла, не защитила, не уберегла. Это я во всем виновата. Из-за меня их больше нет. Данте и Алнэль из-за моей глупости ушли за Грань. Больше некого винить. Моя вина, мне с ней жить. Только почему настолько больно?..

На обед уже спустился Лит-ар, Лаллея задерживалась. А полчаса уже прошло…

— Я тебя внимательно слушаю, — я уставилась на мужа долгим немигающим взглядом. После трех секунд подобного многие просто пугались, что не удивительно. Огромные фиолетовые глаза, подведенные синими тенями синяков от бессонных ночей. Кто опознает в этом чучеле леди Таллин, хозяйку Галереи, лучших приемов на Атине и много чего еще.

— Мне звонили с видения. В очередной раз спрашивали о тебе и том художнике…

— Данте. — Я произнесла это имя резко, отрывисто. Словно кнутом хлестнула по ушам мужа. — И что же ты им сказал?

— Как обычно. Послал в бездну и подал иск в суд за моральный ущерб.

— Нда, ты скоро разоришь бедные видионные компании.

— Это мои проблемы? Нечего ко мне соваться с подобными вопросами.

— Логично. Лит-ар, я пару недель поживу у себя, ты не против?

— Против.

— Дорогой, ты не понял. Я ставлю тебя перед фактом. Следующие пару недель я буду жить у себя дома. Вопросы?

— Какого черта?! Ты снова желаешь нарваться? — Прошипел муж.

— А ты не думаешь, что с тех пор много воды утекло? Не боишься по лицу получить?

— Что ты мне можешь сделать, калека? — А вот этого ему не стоило говорить. Резкий бросок — и Лит-ар получил пощечину, у меня аж рука онемела. На его янтарной физиономии проступили ярко-красные пятна, отпечаток моей ладошки. Чудесно.

По лестнице спускалась Лаллея. Не думаю, что она услышала нашу перебранку, все-таки ее слух далек от эльфийского. Но последствия она наблюдала невооруженным глазом. Горящая щека мужа и мое перекошенное лицо. Я не могу слышать, когда меня называют калекой! Я сделала все, что было в моих силах, чтобы стать прежней, но этого мало. Слишком мало…

— Простите, леди Лаллея, вынуждена откланяться. Мне пора собирать вещи, — я изобразила легкий поклон, развернулась и пошла на второй этаж. До моих ушей донесся сдавленный шепот.