Сегодня я снова рисовала. Только на картине появлялась не леди-оборотень, совсем не она. Из-под кисти плавно и легко, словно без моего участия, появлялся… кто-то. Я могла поклясться на крови, что никогда в жизни не видела этого мужчину. Высокий, изящный, и какой-то отстраненный. С красотой зимней ночи. Белоснежно-ледяные волосы и такие же глаза, с яркими серебристыми искрами. Застывшие, словно выточенные из куска льда, черты лица. В глазах — таких нечеловеческих, но безумно знакомых — застыла то ли боль, то ли бесконечное отчаяние. Я прорисовывала каждую черточку, каждый изгиб тела. Одевать его мне показалось кощунством, потому что под одеждой не будет видно шрамов. Тонкие, прозрачно-розовые отметины рассекали все его тело на небольшие участки, только лицо осталось более-менее целым. Единственный тонкий шрам тянулся под углом от подбородка к брови, предавая лицу ироничное выражение. Я тщательно прорисовывала каждую мышцу сильного тела. Кажется, что мужчина состоит из чистой силы, в исконном человеческом понимании этого слова. Наверное, он был воином. Только кто мог его так изувечить и оставить в живых?

Я смотрела на свое полотно и не могла отвести взгляд, не могла оторвать кисть. Сознание пребывало где-то между сном и другими мирами. Так странно. Позади мужчины появляется металлический крест. Он отвечал не только за себя, но и за многих других. Упрямый взгляд непокоренного.

Кто он?

Он расправил руки, будто еще немного — и они превратятся в крылья — и он взлетит. Чертовщина какая-то. Он повис на кресте, осунулся и, кажется, даже постарел. Совершенное тело обмякло и не сопротивлялось. Все шрамы стали кровоточить…

Я резко отстранилась от картины и выбежала из мастерской. Спину прожигал взгляд мужчины с полотна.

Чертовщина какая-то! Да что ж это творится?! С самого утра день пошел наперекосяк!

Утро выдалось замечательное во всех отношениях. Бюро Погоды отменило намеченный на сегодня дождь, поэтому разбудили меня первые солнечные лучи, а не шорох капель за стеклом. Дрэйя пребывала в отличном настроении, что не замедлила мне продемонстрировать, устроила в комнате показательный забег, разбив по пути две вазы. Конечно, вазы было жалко, но хорошее настроение моей кошки — важнее.

А вот после этого началось… Со мной однажды поделились гениальной фразой — «если неприятность не может произойти, она все равно случается». Я имела несчастье в этом убедится на личном опыте. Все началось с того, что я чуть не устроила пожар, готовя свою любимую печеную рыбу. Блюдо реанимировать не удалось, кошке такую гадость даже видеть не стоит, а то еще обидится. С горем пополам мне удалось потушить печку. Потом в ванной начала течь одна из труб. Ну, одна из тех, на которые дают гарантии в два века, которые теоретически на это не способны. Пришлось изгаляться, чтобы хоть как-то остановить потоки воды, которая тонкими струйками лилась аж до гостиной. И, на десерт, мужчина с картины.

Я уселась в лужу посреди коридора и разревелась, как последняя истеричка. Мне было плевать на все, всех, и не один раз. Какие, к черту, дела, когда у меня тут творится такое?! В общем и целом, истерика успешно состоялась. Почти успешно, потому что все мои порывы развесить сопли по подоконнику были наглым образом пресечены на корню.

Лит-ар стоял у порога и вовсю трезвонил в двери. Чудесно!

Я прорычала сквозь зубы пару ругательств и пошла открывать.

Его Великолепие стоял у двери, почти невидимый из-за огромного букета цветов. Я отчетливо зарычала. Сама испугалась, да на лице Лит-ара промелькнуло удивленно-непонимающее выражение. Потом он внимательно оглядел меня с ног до головы. Приподнял брови.

— Мелкие неприятности, — туманно пояснила я и оглянулась на зеркало. Мда… Мелкие неприятности выглядят симпатичнее. Гораздо. Глаза и нос у меня приобрели нездоровый розовый оттенок, что на фоне снежно-белой кожи выглядело слишком вызывающе. Волосы я принципиально не заплетала, как оказалось, зря, потому что спуталось все это великолепие, как поколдовал кто. В довершении картины — мятое, местами промокшее платье.

— Ой! — Вырвалось у меня, и я побежала приводить себя в порядок.

В моем доме Лит-ар чувствовал себя как дома. Каламбур, конечно, но так оно и было. Тихие размеренные шаги по комнате — он нашел вазу, поставил в нее цветы. Несколько шагов, деловитое шуршание — Лит-ар приводит в порядок ванну. Приглушенные ругательства. Конечно, мне тоже не понравилось. Я же не полная дура, на ровном месте истерики катать.

— Таль, милая, что с тобой происходит? — задал животрепещущий вопрос этот невероятный тип. Хотела бы я сама знать на него ответ!

— Не знаю. Такое странное чувство, будто я пытаюсь посмотреть сквозь окно, но вижу или ничего, или что-то совершенно непонятное.

— А так всегда бывает. Препоганое ощущение.

— И что ты у меня забыл? — я внимательно смотрела на цветы в высокой вазе, будто оттуда выскочит Демиург и восполнит мой недостаток информации. Странные мысли.

— Тебя. — Какой лаконичный ответ. — Я хотел прогуляться с тобой до фонтана. Сходить в кафе. Посмотреть, наконец-то голограммы.

— Хорошо. Пойдем. Прямо сейчас?

— А ты хочешь подождать от моря погоды?

— Ты бредишь.

Мы бродили по металлопластику уровня, слушали пение прячущихся непонятно где светляков и цикад, тихий, едва слышный шум пролетающих мимо флаев, эхо чужих шагов. Вокруг меня царило лето, в удивительном исполнении этой планеты. Красиво.

Фонтан с нерассказанными сказками. Сегодня там не было музыкантов. Не было людей. Не было птиц. Такое чувство, будто это место сейчас было мертво. Здесь и сейчас.

Лит-ар молчал. Наслаждался тишиной, молчаливым покоем этого места. Тихим шелестом воды в фонтане, мелодичным пением ветра в стекле и хрустале статуй. Кажется, мы были единым порывом, одной страстью на двоих. Так странно.

— Пойдем посидим в кафе? Там сегодня должно быть что-то особенное, — предложил Лит-ар. Интересно, что в его понимании «особенное»? Конечно, я согласилась, как же иначе? Сейчас ведь идет охота на Лит-ара, поэтому нужно дать ему понять, что все его идеи гениальны, а шутки — смешны. Конечно, в большинстве случаев он не так уж плох… просто я своим невнятным бухтением по поводу и без оного пытаюсь скинуть его с занятых позиций. Он мне нравится. Очень. А ни к чему хорошему это еще не приводило. Грустно, но факт.

Как ни странно, но в нашем кафе сегодня пели все те же музыканты. Каким ветром они оказались здесь? Им не место в закрытом помещении. Их место на улице — у фонтана — где светят два солнца и бродит по уровням ветер. Я сидела за столиком и не смотрела на своего мужчину (даже в мыслях я его не представляла иначе), потому что сегодня я принадлежала музыке. Даже Его Великолепие таял рядом с этой страстью. А я иначе не умела. Не сегодня. Не сейчас.

Где-то далеко зажигались первые звезды.

…Она сидит у окна и что-то тихонько напевает. Она любит сочинять налету глупые песенки, они напоминают детство и сказки. Принцессы, драконы, замок на холме. Тихая печаль, плавно переходящая в меланхолию. Одинокий волчий вой врывается в открытое окно, смешивается с ее песней — и остается в ветре Острова, смешивается с Бесконечным Океаном, улетает куда-то к звездам. Она слышит волчью песню и замолкает. Слезы катятся из бездонно-черных глаз, кажется, даже золотые искры в них начинают сиять ярче. Она спрыгивает со стула и мчится на улицу, едва не перецепившись через высокий порог комнаты. Бежит, и повторяет как заклинание самое дорогое слово в жизни: «Алгор!!!»…

…Ей плевать на весь мир вокруг. Она кружится в диком танце, причудливо изгибается и извивается. В золотых волосах запутались отблески лунных лучей, все песни этого мира. Когда она слышит музыку — мир вокруг перестает существовать, остается только она — златовласая леди-оборотень, с бездонно-черными омутами глаз. Ей плевать на другие Миры, эпидемии, войны, катастрофы. Пока у нее есть танец — и Алгор — она забывает обо всем на свете. Ей плевать на то, что крылья достались мне. Я знаю, она бредит небом, она вся в мать. Но и она, и ма лишены крыльев. Крылья у нас с отцом. Только ма с этим давным-давно смирилась, а она… Но пока у нее есть танец — почти полет — ей плевать на небеса, встречный ветер, который нежно развевает волосы, бездну под ногами…