– Все в порядке, Джул, – говорит Люк спокойно, глядя на свои руки. – Не боись.
– У тебя правда аллергия на кучу всяких вещей? – спрашивает Дэвид.
– Да, – отвечает Люк, не поднимая взгляда. – С пеленок.
– Я как-то даже не сообразила, что тебе нельзя пиво, – говорит Шантель. – Черт. Хорошо, что я не забила косяк. – Она смотрит на Джули. – Я правда извиняюсь. О господи. Ему правда могло стать плохо?
Джули пожимает плечами:
– Мы не знаем. Просто алкоголь – одна из вещей, которых он никогда не пробовал, потому что, возможно,у него на них аллергия. Из-за того что все его детские аллергии укладывались в четкую схему – жуткая астма, страшная аллергия на арахис и так далее, – мы просто предположили, что, став взрослым, он будет не толерантен к алкоголю. Такие вещи обычно друг другу сопутствуют, ну, знаешь, как факторы, вызывающие мигрень.
Джули хлопочет вокруг Люка, чувствуя себя медсестрой в больнице. Она кладет ему руку на лоб, проверяя температуру, измеряет пульс. Ей трудно его нащупать, так сильно колотится ее собственное сердце; ее пальцы, которыми она прикасается сначала к Люкову запястью, потом к шее, от волнения потные. Джули просит Люка показать язык и спрашивает, не чувствует ли он где-нибудь зуд. Процедура известна ей с детства. Она чувствует, что все за ней наблюдают. Лучше б они между собой о чем-нибудь поговорили.
– С ним все о'кей? – спрашивает Шантель.
– Выглядит он нормально, – говорит Шарлотта.
– Могу я чем-нибудь помочь? – интересуется Шантель.
– Он в порядке, – говорит Джули, наградив Люка красноречивым взглядом, и садится обратно за компьютер. Что-то мерцает на экране, но она не обращает внимания и кликает «Хотмейл» – лишь бы заняться чем-нибудь. Почты нет. Да и откуда ей взяться? Все ее друзья здесь.
– Люк, кореш, – говорит Дэвид. – А на что это похоже – когда у тебя на все на свете аллергия?
– Не знаю, – отвечает Люк.
– Что? – удивляется Шантель. – Как ты можешь не знать?
– Я не могу знать, на что это похоже, потому что мне не с чем сравнивать. С тем же успехом я мог бы спросить вас, каково это – быть нормальными. Если бы инопланетянин прилетел и спросил, каково быть нормальным человеком, вы бы, вероятно, ответили, что быть им довольно дерьмово и вам порой очень одиноко, и вы желаете разных вещей, которых на самом деле не можете иметь, и хотите больше денег, и больше свободы, и чтобы кто-нибудь вас любил, или, по крайней мере, было с кем время от времени потрахаться. Я бы ответил то же самое, но очевидно, что моя жизнь отличается от вашей. Если хотите знать, каково это – безвылазно торчать в комнате, мне придется сказать, что это – нормально. Я ведь только этим и занимаюсь. Это нормально, но тоже довольно дерьмово. Мне бывает скучно, как и всем остальным. А иногда я радуюсь – типа, если встречаюсь с симпатичной девушкой, или если по телику идет что-нибудь стоящее.
– Вот Шантель не сказала бы, что желает этих разных вещей, – говорит Дэвид. Смотрит на Шантель. – Ты же выиграла в лотерею или типа того?
Шантель нахмуривается.
– Да, есть такое дело.
– Тогда у тебя, считай, уже половина этих вещей есть.
– Не-а, – говорит Шантель. – У меня есть только деньги.
– Ты угадала все шесть чисел? – вдруг спрашивает Джули, оторвавшись от компьютера.
Шантель кивает:
– Ага.
– Что это были за числа? – спрашивает Джули.
– Э-э… 6, 11, 14, 19, 40 и 45.
– День рождения? – догадывается Дэвид.
– Да, 6-е ноября.
– А остальные что? – спрашивает Шарлотта.
Шантель слегка краснеет.
– Ну, 14 – это… возраст, когда я впервые занималась сексом. Ну, типа как сексом.
Дэвид улыбается.
– Что значит «типа как сексом»? – спрашивает Шарлотта.
Шантель улыбается, но игнорирует вопрос.
– И сейчас мне 19.
– А 40 и 45? – спрашивает Люк.
– О, я… Я просто подумала, что они прикольно выглядят, – говорит она.
Джули понимает, почему Шантель выбрала числа за прикольный вид. Возможно, все дело в их цвете. Джули всю жизнь видела числа в цвете; может, все так видят. Число 1 – белое. 2 – желтое, а 3 – голубое. 4 – темно-красное, 5 – оранжевое, 6 – белое, почти как 1, но с голубоватым оттенком. 7 – красное или синее, в зависимости от настроения Джули; 8 – темно-оранжевое, а 9 – черное.
Ей порой любопытно, видят другие люди числа в цвете или нет и как они вообще их себе представляют. В воображении Джули числа выстраиваются в строгом порядке, который она смогла бы нарисовать, если б было нужно, – вдоль диагонали, тянущейся примерно от – 100, сидящего в нижнем левом углу ее мысленного пространства, наверх к 100, которое она различает в верхнем правом углу. Ноль находится в центре. Если Джули нужно положительное или отрицательное число, она добирается к нему по этой линии, двигаясь влево вниз или вправо вверх, как на эскалаторе. За пределами миллиона линия мутнеет; на такой высоте не очень-то яркое освещение. Что касается бесконечности, то она в мысленном пространстве Джули отсутствует вообще – человеческий разум не в силах вообразить бесконечность, как не способен вместить всю Вселенную или постигнуть истинный смысл жизни.
Двузначные числа порой окрашены в неожиданные цвета. Например, число 40 – черное, хотя состоит из 4 (красного) и 0 (прозрачного). 45 – вроде как сливового цвета. Вот в чем загвоздка со смешиванием чисел – оно не похоже на смешивание красок, не всегда получается предсказать, что выйдет. К примеру, число 32 – бирюзовое, а 17 – розовое, как и 15. 28 – коричневое, а 37 – синее. Число «р» – светло-голубое, а «е» [31]– темно-синее. Любимое число Джули – мнимая единица – кремового цвета.
Джули предпочитает нечетные числа четным и с подозрением относится к квадратам целых чисел (а к квадратным корням из них – нет). В конце концов, любое число может быть корнем, любое число может быть квадратом. А квадраты целых чисел тщеславны, как клубные певцы или ди-джеи, – они не такие сексуальные, какими себя считают; не такие сексуальные, отстраненные и красивые, как простые числа, которые умудряются быть отстраненными несмотря на то, что их явно больше, чем квадратов целых чисел. (Конечно, на самом деле и тех и других бесконечно много.)
Люк медленно засыпает, положив голову на колено Шантель. Чем глубже Люк погружается в сон, тем тише все разговаривают. Теперь в комнате полная тишина – ее нарушают лишь гудение компьютера и шелест дыхания. Через несколько минут Шантель осторожно сдвигает ногу, и Люкова голова плюхается на кровать. Дэвид поднимается с пола и зевает.
– Лучше нам двигать отсюда, – говорит он тихо.
– Я тоже пойду, – шепчет Шантель. – Извини, что так вышло с пивом.
– Не волнуйся, – говорит Джули. – Это ты извини, что я психанула.
– Если я могу что-нибудь сделать… – шепчет Шантель.
Джули улыбается.
– Спасибо. Здорово было с тобой встретиться.
– Может, как-нибудь соберемся, попьем кофе?
– Было б здорово, – говорит Шарлотта.
Джули кивает:
– Да. Так и сделаем.
Дэвид смотрит на Шантель.
– Ты вроде сказала, что у тебя есть дурь? – спрашивает он у нее.
– Да, – отвечает она. – Не хочешь заглянуть ко мне, покурить?
– С удовольствием, красавица, – ухмыляется он.
Когда Дэвид и Шантель уходят, Шарлотта и Джули укладывают Люка в постель.
– Умотался парень, – шепчет Шарлотта.
– Знаю, – голос у Джули задушенный.
– Эй, подруга? Что с тобой?
Джули вытирает глаза.
– Не волнуйся за меня.
Шарлотта обнимает ее за плечи.
– Эй. Ну же.
– Ты даже не представляешь, какая я глупая и ни на что не способная, – говорит Джули.
– Почему? О боже. Пойдем, провожу тебя домой.
– В любом случае тебе придется у меня заночевать, – говорит Джули. – Уже очень поздно.
– Да, и ты мне все-все расскажешь.
– Я так за него беспокоюсь, – говорит Джули, глядя на Люка.