«Сара — моя дочь».

Рурк покачал головой. Ничего подобного он не ожидал услышать. Все, что угодно, но не это. Он замер, уставившись на Эвелин, как контуженный, пока она насмешливо не спросила, изящно подняв бровь:

— Ну? Тебе нечего сказать?

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— И сколько лет этой… дочери?

— Сара родилась, когда мне было девятнадцать. Я училась в колледже, и мне пришлось его бросить. У меня не было семьи, мне не к кому было обратиться. Не было денег, чтобы прокормить себя, не говоря уж о ребенке.

— А отец? Он не мог помочь?

Эвелин ровным взглядом посмотрела на Рурка.

— Об этом не могло быть и речи.

— Понимаю.

— Сомневаюсь. Впрочем, не важно. Сейчас самое главное то, что у меня есть дочь. Я хочу, чтобы ты нашел ее и привез сюда.

Он нахмурился, в глубине души зарождалось подозрение.

— Зачем? На что ты надеешься? Ведь она наверняка не знает о твоем существовании.

Эвелин положила руки на подлокотники, поиграла пальцами.

— Если повезет, я найду наследницу, которая меня заменит.

— О Эвелин. Да брось, если ты серьезно. Господи, ты даже не знаешь эту женщину, а она тебя. Вполне возможно, она и не захочет знать. Ты надеешься, что она способна взять на себя такую компанию, как «Эв»? А может, ей вообще все это неинтересно!

— Может быть. Но в любом случае я не узнаю этого до тех пор, пока не встречусь с ней. — Эвелин вздернула подбородок, на лице появилось упрямое выражение. — Но если в ней есть хоть что-то от меня — ну хоть что-нибудь, — она заинтересуется.

Рурк стиснул челюсти и отвернулся от иллюминатора. Каждый раз, когда он прокручивал эту сцену, разочарование охватывало его все сильнее. Черт побери! Надо же — придумать такое! И это Эвелин, разумнейшая женщина!

Вздохнув, он провел рукой по лицу. Рурк понимал: план Эвелин доказывает одно — насколько сильно ее отчаяние. В конце концов, окажись он в такой ситуации, неизвестно, как бы повел себя.

Легким движением Рурк расстегнул воротник рубашки и потер сзади шею. А ведь ему казалось, что Эвелин полностью доверяла ему. Прежде он мог поклясться, что знает о ней все. А тут такое… Главный секрет ее жизни. И что теперь прикажете делать? В одну секунду простое сообщение разрушило все его честолюбивые планы и отправило коту под хвост столько лет упорного труда!

Конечно, можно сказать, что в компании «Эв косметикс» Рурк Фэллон забрался выше, чем вправе был рассчитывать. Возможно. Каждый раз, мысленно возвращаясь на двенадцать лет назад, он видел наглого, энергичного типа, явившегося в офис Эвелин Кэтчем, и поражался — как она могла его нанять!

Когда они встретились, ему было двадцать шесть лет и он работал торговым представителем в компании по упаковке. «Уэсли контейнерз» было маленьким предприятием, потому на гигантов вроде «Эв косметикс» они никогда не зарились. Только мечта о больших комиссионных заставила Рурка позвонить и добиться встречи с Гарри Силсом, директором по маркетингу. К счастью Рурка, когда он запел соловьем, расхваливая свой товар, вошла Эвелин.

Легкая улыбка тронула губы Рурка, когда он вспомнил, как беззастенчиво вставлял чрезмерные комплименты в ее адрес, ослепительно улыбался. Надо отдать должное, не все комплименты были неискренними — в тридцать девять лет Эвелин Кэтчем находилась в расцвете красоты, а успех ее был хорошо известен.

Старания Рурка не произвели впечатления на Эвелин, но тем не менее она не ушла. Отойдя в сторону, позволила Гарри сформулировать все условия и задать необходимые вопросы. Она ни слова не произнесла до тех пор, пока Рурк не назвал цену и сроки поставок.

— Да, это, конечно, прекрасная сделка, мистер Фэллон, — вмешалась она, — на бумаге по крайней мере. Но скажите мне… какую часть заказа вы намерены отдать на откуп?

— С какой стати? Никакую. Уверяю вас…

— Пожалуйста, мистер Фэллон, скажите. Я не дура. У вашей фирмы нет мощностей для выполнения всего заказа в названные вами сроки.

Она удивила его, выпалив чуть ли не скороговоркой все данные и все цифры. Казалось, эта элегантная дама знает каждый принтер и каждый резак их компании, точный выход готовой продукции. Ничего удивительного, что Эвелин отклонила его предложение.

Но, сформулировав отказ, она ошарашила Рурка, внезапно предложив ему работу.

Даже сейчас он поморщился, вспомнив, как чуть-чуть не отказался от шанса, который выпадает раз в жизни.

Отчасти из-за смущения или обиды, отчасти из мужской самоуверенности он отнесся к ее предложению высокомерно и снисходительно.

— Я? Торговать женской косметикой и всякими финтифлюшками? — Он презрительно захихикал. — Не обижайтесь, миссис Кэтчем, но… Не думаю. Мне хорошо на своем месте.

— Разве? — Она улыбнулась. — Я предлагаю вам работу, мистер Фэллон. И знаете — почему? Потому что мы с вами похожи.

Он громко расхохотался, не понимая, что общего у него, наглого прожектера, и этой выхоленной утонченной женщины, Эвелин Кэтчем. Но она невозмутимо продолжала:

— Люди вроде нас с вами не довольны, если им просто хорошо. Мы хотим достичь вершин. Мы хотим успеха. Причем успеха, не вызывающего сомнений. Я, например, еще не добилась желаемого. Но я на пути к этому. Приходите ко мне работать, мистер Фэллон, и я возьму вас с собой.

Она сказала именно то, что надо, и покорила его. Эвелин Кэтчем абсолютно точно разглядела главное в Рурке. Честолюбие.

И тогда, двенадцать лет назад, она дала молодому человеку шанс, перед которым он не мог устоять. Жажду успеха, иссушавшую Рурка всю жизнь, можно было утолить. Ее предложение открывало двери в другой мир, путь к иным возможностям. До того момента честолюбивые устремления Рурка Фэллона соотносились только с его прошлой жизнью — бедностью, невежеством, безнадежностью. Они являлись точкой отсчета.

Рурк родился в четырехкомнатной развалюхе в Восточном Техасе. Краснозем, сосны до неба, холмы, удушающая жара и пышная зелень… Здесь жили простые, непритязательные люди, их уровень жизни был гораздо ниже, чем в других районах страны. Они растили скот, валили лес. Три поколения Фэллонов работали лесорубами.

Работа тяжелая, изнурительная, на износ, а деньги мизерные. Из года в год они махали топором, обливаясь потом в летний зной и дрожа от холода в суровые зимы.

Другой жизни никто из них не знал. О каком честолюбии могла идти речь, о каких надеждах? О каких желаниях, в конце концов?

С детства Рурк слушал рассказы своего деда и братьев отца о проклятом каждодневном труде. О несчастьях, подстерегающих лесорубов, о переломанных костях, покалеченных руках и ногах, о пальцах, отрезанных пилами. Мало кто из мужчин доживал до тридцати лет. Отца Рурка задавило поваленным деревом, когда мальчику исполнилось три.

Подростком, как и полагалось в этих местах, Рурк несколько летних сезонов работал в лесу вместе с дедом и отцовскими братьями. Каждую минуту, проведенную на лесоповале, он возненавидел до глубины души.

От мысли, что такой будет вся его жизнь, ему становилось дурно. Нет, у него должен быть другой путь.

Вечером, в день окончания школы, дед подарил Рурку новые сапоги — в них он должен будет отправиться рубить лес. Поздно ночью, когда все уснули, Рурк собрал свои скудные пожитки в наволочку и вышел из дома. Выбравшись по грязной дороге на шоссе, принялся голосовать. Новые сапоги он оставил возле кровати.

В Хьюстоне он появился с тридцатью долларами в кармане джинсов и бешено бьющимся сердцем. В городе ему нравилось абсолютно все: высокие дома, суетящаяся толпа, особая атмосфера напряженности. Наивному восемнадцатилетнему юноше все хорошо одетые мужчины и женщины с кейсами казались преуспевающими и важными. Рурк Фэллон принял решение: когда-нибудь он станет одним из них.

Он нашел работу в ресторане быстрого обслуживания. Платили мало, но позволяли съесть сколько угодно гамбургеров. Рабочий день был длинный, труд тяжелый, скучный, однообразный, но все равно лучше, чем рубить лес.