— Я… я должна извиниться перед тобой. Прости, что я подозревала тебя. Я должна была лучше понимать…

— Да, должна была. Но теперь это не важно. Так он был прав?

— Кто? — спросила Сара, хотя поняла, о чем он.

— Доктор. Ты любишь меня?

— Рурк… Это не…

— Так ты любишь меня, Сара?

Она подняла на него глаза, встретила напряженный взгляд и прикусила нижнюю губу.

— Да, это правда.

Что-то блеснуло в синих глазах Рурка, он шагнул к ней, Сара быстро вытянула руки, останавливая его, и торопливо сказала:

— Но это ничего не меняет.

— Как ты можешь такое говорить? Сара… Дорогая… Я ведь тоже люблю тебя. Неужели ты ничего не видишь?

— Правда? — Губы ее дернулись в слабой попытке улыбнуться. — Я бы хотела верить, но как я могу? Что бы ты ни говорил, я всегда буду мучиться сомнениями — действительно ли тебе нужна, или я просто удобное средство для решения твоих проблем. Для человека, столь честолюбивого, как ты, брак — слишком малая цена за президентство в такой компании, как «Эв косметикс».

— Да к черту, Сара…

— Сара! — Китти крикнула из-за двери и принялась настойчиво стучать. Потом дверь открылась, и она просунула голову. — Сара. Эвелин. Доктор говорит, что уже. Поторопись.

Китти еще не договорила, но Сара была уже на ногах, ее слегка качнуло, и она схватилась за кровать, чтобы устоять. Рурк запротестовал.

— Куда ты? Ложись в постель. Тебе нужен отдых.

— Нет, я должна быть с ней. Не мешай.

Она прошла мимо него в холл. Рурк не отставал от Сары. Все уже собрались возле Эвелин, даже Пол и Чэд. Китти и медсестра стояли у кровати, держа Эвелин за руки. Когда Сара вошла, Эрик немного оттолкнул Мэделин, чтобы дать Саре место.

Она не ожидала, что испытает такую боль. Но посмотрев на женщину, давшую ей жизнь, Сара почувствовала, как ее грудь сдавили железным кулаком. Прежде очень красивое, лицо Эвелин усохло, глаза глубоко провалились в глазницы, кожа побелела, стала восковой.

Сара неуверенно взяла Эвелин за руку. Она была холодная, безжизненная, болезненно худая. Эвелин с трудом подняла веки. Глаза ее, подернутые туманом, неясные, смотрели, но Сара понимала: Эвелин ничего не видит.

— С-сара.

— Я здесь.

— Я… Мне… жаль.

Эти слова, тихие, как выдох, Сара едва расслышала. Она замерла, ожидая продолжения, но глаза Эвелин закрылись. Она сделала еще два судорожных вдоха. И умерла.

Три дня спустя на кладбище семьи Кэтчемов, что в полумиле от ранчо, Эвелин похоронили рядом с Джо. Сотни людей собрались у ее могилы — партнеры по бизнесу, кинозвезды, политики. Сотрудники «Эв косметикс» приехали все, от чиновников до рабочих. Прибыл даже сам губернатор. И конечно, пресса.

Саре снова пришлось выдержать пристальное внимание, услышать шепотом передаваемые домыслы и предположения о том, кто ее отец, бесконечные напоминания, как невероятно она похожа на мать. Несколько журналов поместили рядом их фотографии вместе с пространными статьями.

У могилы Сара выслушивала соболезнования, но при этом чувствовала себя какой-то самозванкой. Ее лицо было печальным скорее не от горя, а от гнева.

После службы, когда все посторонние ушли и остались только члены семьи, в главной гостиной дома было зачитано завещание. Как и предсказывала Элис, большая часть всего отходила Саре. Но Эвелин оставила по двести тысяч долларов каждому из своих приемных детей и по пятьдесят тысяч Эрику и Полу. Она пожелала, чтобы домом на ранчо владели все пятеро младших Кэтчемов. Ко всеобщему удивлению, Рурк унаследовал все ее дневники.

Сара приготовилась к бурной реакции семейства и не осталась разочарованной. За исключением Китти и Эрика, все пришли в неистовство.

— Да это же абсурд! Мы не можем так оставить! — с угрозой говорил Пол, а Чэд, Мэделин и Уилл соглашались с ним. — Мы опротестуем завещание.

— На каком основании? — поинтересовался Рурк.

— На том, что Сара использовала влияние на умирающую старую женщину, выжившую из ума.

— Это Эвелин выжила из ума? — рассмеялся Рурк. — О, вам трудно придется. Очень трудно.

— Мистер Фэллон прав, — вмешался Чарльз Киркленд, адвокат Эвелин. — Эвелин до самого конца была в здравом уме, и уж тем более тогда, когда делала завещание, прошлой весной. Вы сами увидите, там комар носа не подточит. Уж она-то обо всем побеспокоилась, все продумала.

Но Пола и Чэда его слова не остановили. Когда через несколько дней они встретились со своим адвокатом, он убедил их в абсолютной непогрешимости документа, оспаривать который — пустая трата времени и денег. Им ничего не оставалось, как признать поражение и ждать, что предпримет Сара. Оставит ли компанию в руках семьи или пустит на распродажу.

Сара понимала: единственное, чего они хотят, — продать свои акции. Заседание правления назначили через неделю после похорон. За день до заседания Сара все еще колебалась — какое решение принять. Внезапно к ней пришел Рурк.

Они все еще жили через холл, но Сара, после оглашения завещания ни разу не появившаяся в офисе, не видела Рурка после похорон. Когда она открыла дверь, ее сердце подпрыгнуло.

— Рурк.

— Привет, Сара. Можно войти?

— Конечно. — Она отступила, держа дверь широко открытой, и когда он прошел, сразу отреагировала на его близость. Боже, как она соскучилась по нему.

Сара провела его в гостиную очень взволнованная. Она ожидала, что он сядет рядом с ней на диван, но он предпочел одно из кресел с противоположной стороны кофейного столика. Сейчас только Сара заметила, что у него в руке кейс, и внутри что-то оборвалось. Он пришел по делу. Только по делу. Она села очень прямо и подняла подбородок.

— Зачем ты хотел видеть меня?

— Прежде чем я отвечу, можешь ли ты мне кое-что сказать?

— Да, если сумею.

— Я уверен, тебе известно, что на завтрашнем заседании правления Пол собирается поднять вопрос о передаче компании на распродажу. Я бы хотел знать, как ты станешь голосовать.

— Понятно. — Сара сняла мифическую пушинку с юбки. — Я еще окончательно не решила.

— Но ты склоняешься к тому, чтобы пустить на распродажу. Да?

— А что, если да? — Она вскочила и нервной походкой подошла к дверям террасы. Сложив руки перед собой, Сара повернулась и посмотрела на Рурка. — Приведи мне хоть один убедительный довод, почему я должна следовать пожеланию Эвелин. Она меня отдала чужим людям. Осудила на ужасную жизнь. Не вспоминала обо мне до тех пор, пока я ей не понадобилась. Все, что она в конце концов сказала: «Мне жаль». Неужели этих слов достаточно? Так вот — нет!

Она снова отвернулась к окну, стараясь сдержать слезы. Сердце билось, как будто она пробежала целую милю без остановки.

— Почему бы мне не взять деньги и не сбежать?

— Конечно, твое право. Но прежде чем ты примешь решение, я бы хотел, чтобы ты сделала мне одно одолжение.

— Какое?

Рурк открыл кейс и вынул три тетради. Две в дешевой обложке и одна в дорогой кожаной.

— Это три тетрадки из дневников Эвелин. Я отметил некоторые места. Прочти их. Я тебя прошу.

Сара уставилась на тетрадки, испытывая одновременно и искушение, и неприятие.

— Не знаю, Рурк, это ведь очень личное.

— Да, верно. Эвелин написала еще и письмо, в дополнение к дневникам, которые она просила использовать по моему усмотрению, как сам решу — показывать тебе их или нет. Есть много других тетрадей, может, ты захочешь почитать их потом. Но эти — лучше сейчас.

Он положил их на кофейный столик и встал.

— Единственное, о чем я прошу, прочти их до принятия решения.

Рурк пошел к двери, остановился на пороге, обернулся.

— Я люблю тебя, Сара. Я знаю, ты в этом сомневаешься. Я понимаю, ты и должна думать, что я произношу подобные слова с одной-единственной целью — удержать контроль над «Эв». Но это неправда. Я хочу, чтобы наш брак продолжался, мне невыносима мысль о жизни без тебя. Надеюсь, когда прочтешь дневники, ты посмотришь на все происходящее иначе. — Он повернулся и вышел.