— А почему вы спрашиваете? Да нет. Кажется, нет.

— О чем вы, шериф? — нахмурился Рурк.

— Ну… не хотелось бы вас пугать, но дело в том, что пожар в доме для гостей произошел не из-за испорченной проводки. Это был поджог.

Сара побледнела.

— Вы хотите сказать… О Боже!

— Вы уверены в этом, шериф?

Буфорд с сочувствием посмотрел на Эвелин.

— Да, мадам. Никаких сомнений.

— А какое это отношение имеет к Саре? — строго спросил Рурк.

— Мы с детективом Колхауном думаем, что кто-то специально поджег дом, чтобы расправиться с ней.

Эвелин вскрикнула и откинулась на гору подушек. Ее сдержанность мгновенно испарилась.

— О Боже милостивый!

— Но это абсурд. На чем вы основываете свои подозрения?

— Знаете, я сильно сомневаюсь, что миссис Кэтчем сама захотела спалить собственный дом для гостей, рискуя убить четверых, в том числе и свою дочь. Это уж наверняка. Не похоже, чтобы кто-то устроил пожар, желая отправить на тот свет мисс Поттс или мистера Нили. Значит, остается только дочь миссис Кэтчем.

— Довольно неубедительно. Вам не кажется? — с вызовом заявил Рурк. — И кто же поджигатель? У вас есть версия?

— Совершенно ясно одно — кто-то хочет убрать миссис Фэллон с дороги. Я разнюхал про диверсии на хьюстонской фабрике и на ваших стройках и связался с властями во Флориде и Калифорнии. — Шериф помолчал, оглядел всех серьезным взглядом. — Похоже, пожар на курорте в Палм-спрингз начался точно так же, как в доме для гостей, — с ветоши, пропитанной особым горючим составом, жестоко, но весьма эффективно.

Сара вскрикнула и закрыла рот ладонью. Рурк с упреком посмотрел на шерифа и положил руку на плечо жены.

— Буфорд все это выложил моему шефу, тот посчитал улики достаточно серьезными, а проведенные исследования их подтвердили, — вставил детектив Колхаун. — Поскольку происшествие случилось и в Хьюстоне, в расследование включился и наш департамент полиции. Старина Буф убедил моего шефа объединить усилия для пользы дела, а я снова оказался в одной упряжке с Буфом.

Эвелин закрыла руками лицо. Холодная дрожь охватила Сару. Боже мой. Кто-то хочет ее смерти.

Рурк сжал ее плечо.

— Не переживай, дорогая. — Он посмотрел на мужчин. — Я требую, чтобы вы немедленно бросили все силы на расследование этого дела.

— Не беспокойтесь, мистер Фэллон. Мы занимаемся им. Кстати, я хотел бы и вам задать несколько вопросов. Как я понимаю, в ту ночь вы тоже находились здесь.

— Верно.

— С какой целью?

— Мы с Сарой приехали обсудить дела с Эвелин.

— Понятно. — Буфорд отступил назад, громко топая каблуками ковбойских сапог. Он подергал большим и указательным пальцем губу.

Рурк окостенел.

— Я под подозрением, шериф?

— Мистер Фэллон, до тех пор пока я не найду, кто стоит за этим, все находятся под подозрением.

— Сукин сын!

Поверх газеты Лоуренс посмотрел на жену, ворвавшуюся в кабинет и с такой силой хлопнувшую дверью, что картины на стене закачались. Она была в ярости, из глаз сыпались искры.

— В чем дело, дорогая? Что случилось?

Быстро поднявшись, Лоуренс направился к ней, раскрывая руки для объятий, но она оттолкнула его, прежде чем он успел ее обнять.

— Ты соврал мне! Ублюдок! Ты обещал достать деньги, чтобы я возобновила права на «Ночную песню»! Ты сказал «не беспокойся». И что? Мне сегодня позвонил Харолд. Он сообщил — мои права действительны всего шесть недель, а дальше все! — Мэделин ударила Лоуренса три раза, прежде чем он успел схватить ее за руку. Ругаясь, она вырвалась и кинулась к окну. Потом резко повернулась. — Я не могу потерять эти права. Ты слышишь меня? Не могу! Моррис и Стен как шакалы, они только и ждут, чтобы вырвать их у меня и взять другую актрису на ведущую роль! Есть еще три студии! Черт бы побрал тебя! Ты виноват! Ты обещал!

— Я старался, Мэдди. Я делал все, что мог. Поверь. Я говорил с Сарой, я даже ходил к Эвелин, но они не отступают ни на йоту. Я пытался отыскать лазейку в уставе корпорации, но не нашел. И все равно не беспокойся, дорогая. Еще есть время, и я что-нибудь придумаю. Сейчас я как раз думаю над планом…

— К черту твой план! Мне нужны деньги сейчас, немедленно! Продай мои драгоценности, машину, дом. Все. Но только достань мне эти проклятые деньги.

— Мэдди, Мэдди. Ну не может быть, чтобы ты говорила серьезно. Это же будет финансовое самоубийство. Ты заработала миллионы за прошедшие годы, но все потратила. Единственную реальную ценность представляют собой несколько украшений, акции «Эв косметикс» и этот дом.

— А мне плевать! Мне нужна эта роль.

Лоуренс почувствовал пульсирующую боль в висках и стал массировать их пальцами. Да, Мэдди могла быть упрямой, неразумной, вести себя, как капризный ребенок. Особенно когда чего-то боялась.

Источник ее страха Лоуренс знал. Бедная Мэдди до смерти боялась стареть, смотреть, как уходят молодость, красота, а с ними — поклонники. Ему было больно оттого, что его жена, кажется, не понимала: кроме потрясающей красоты, она обладает чем-то большим.

Обычно Лоуренс исполнял все ее просьбы, удовлетворял малейшие прихоти. Он обожал Мэдди и не хотел потерять. Однако ее желание получить ведущую роль в «Ночной песне» превращалось в опасную навязчивую идею. В наваждение.

— Мэдди, дорогая, — сказал он как можно ласковее. — Ну может быть… может быть, действительно тебе больше не стоит играть романтические главные роли, а перейти к более зрелым ролям?

Глаза Мэделин сделались совершенно круглыми. Она уставилась на Лоуренса, будто он предложил ей самой перерезать себе горло.

— О чем это ты?

— Ну, может, согласиться с Моррисом и Стеном, сыграть Викторию?

— Мать? Ты хочешь, чтобы я играла мать?

— Дорогая, это очень глубокая роль, сама понимаешь. Ты же прекрасная актриса. За нее ты получила бы «Оскара».

Лоуренс мог не тратить слов попусту. Мэделин пришла в неистовство.

— Ты уже считаешь меня старой? Да? Говори!

— Нет, нет, моя дорогая. Конечно, не…

— Я тебе надоела. Не думай, будто я не заметила, как ты поглядываешь на других женщин. И что? Ты нашел кого-то? Помоложе?

— Мэдди, нет! Да ты что? Я же люблю тебя.

— И ты на самом деле ждешь, что я этому поверю после твоего почти откровенного признания, что я старая ведьма? И гожусь только на роли матерей и вдовствующих маркиз? Старых сушеных дур! Ладно, если так считаешь — убирайся отсюда.

— Мэдди, дорогая, ты же на самом деле не хочешь этого!

— Черта с два — не хочу! Да будь я проклята, если стану терпеть тебя у себя под носом. — Она постучала себя по груди длинным красным ногтем. — Никто ниоткуда не может выкинуть Мэделин Кэтчем. Никто! Слышишь меня? Я могу выкинуть кого угодно отсюда. Так что проваливай!

Лоуренс смотрел на нее, точно громом пораженный. Он понимал: сейчас в Мэделин вопиют ее гордость и патологический страх старения, именно это заставляло расстаться с предыдущими мужьями. Она боялась, что чувства к ней увядают по мере увядания ее красоты, и предпочитала уходить первой.

Сейчас то же самое она пыталась проделать с ним. Душа Лоуренса болела за нее, а страх и боль стиснули сердце.

— Мэдди, дорогая, но ты же не хочешь… Ну разреши мне…

— Я сказала — убирайся! Вон отсюда!

— Ну Мэдди…

— Вон! — Она схватила вазу и швырнула в него. Лоуренс нагнулся, ваза, ударившись о стену, разбилась у него за спиной. — Убирайся из моего дома! Ты мне не нужен. — Схватив статуэтку, она пустила ее следом за вазой. — Я сама достану деньги! Уходи. Уходи, черт бы тебя побрал! — Она схватила тяжелое хрустальное блюдо и бросила его. Мэдди швыряла все, что попадало под руку.

Лоуренс отступил к двери, уворачиваясь от обстрела. Никогда раньше он не видел жену в таком состоянии. Бесполезно было взывать к разуму. Единственное, что можно сделать, — дать ей время успокоиться.

— Хорошо, хорошо. Я ухожу, — сказал он, поднимая руки, защищаясь от очередного снаряда. — Но нам надо поговорить, М…