— Ну, милая, не надо. — Садясь на угол ее стола, Лоуренс взял ее руки в свои. — Ну не волнуйся так. Невыносимо видеть тебя в таком состоянии.

— Я должна сделать фильм, Лоуренс.

Она произнесла это тихо, шепотом, дрожащим от слез голосом. Прекрасные серые глаза еще сильнее блестели от влаги, подбородок дрожал, как у ребенка, который жаждал получить понравившуюся игрушку.

Лоуренс осел, как песочный замок, накрытый волной прилива.

— Ну, дорогая, не плачь, все утрясется.

Он встал, зашел сзади и принялся массировать напрягшиеся плечи Мэделин.

Мэделин вздохнула и откинула голову, упершись ему в живот. Ей нравилось чувствовать сильные опытные руки Лоуренса, они ласкали ее, нежили, доказывали, как она желанна. Сейчас ей это было совершенно необходимо.

— Ты правда любишь меня, Лоуренс? Да?

— Всем сердцем и душой, — поклялся он. — Ты — моя жизнь. Я всегда буду твоим. Всегда.

Мэдди, конечно, ему не верила, но слушала с удовольствием. Рано или поздно он устанет от нее и уйдет. Все они уходили.

В детстве мать постоянно оставляла ее. Мэделин обожала свою красивую мать. Между съемками Клэр Чедвик-Кэтчем приезжала на ранчо. Она врывалась в их жизнь, закутанная в норку, светловолосая, благоухающая дорогими духами, весело смеющаяся, с поцелуями, объятиями, подарками, как волшебница. Несколько недель или месяцев она радовалась дому, семье, но внезапно ее охватывало беспокойство, и она снова исчезала. Как бы Мэдди ни умоляла ее остаться, как бы ни скандалила, она уезжала. И отец очень часто уезжал с ней. А потом мать исчезла навсегда.

Что-то похожее происходило и с мужьями Мэдди. Внезапно их охватывало беспокойство, обожание угасало, и Мэдди делала единственно возможное для защиты собственной гордости — оставляла их прежде, чем уходили они. В конце концов и Лоуренс ее покинет, думала она.

Любовь, в которую она прежде верила безоглядно, — любовь поклонников к звезде. Но в последнее время все чаще спазмы сдавливали горло Мэдди, когда ей приходила в голову мысль о том, что и их любовь преходяща. Вот этого ей уже не вынести.

Она закрыла глаза и вздохнула, а Лоуренс разминал ей шею. Умелые нежные пальцы забирались под волосы, массировали уши, а потом спустились к грудям. Мягкие и тяжелые, налитые, они еще сильнее набухали от его прикосновений.

— Ты же хочешь, чтобы я была счастлива, да?

Под его опытными пальцами соски напряглись.

— Конечно, хочу.

Мэдди застонала и потерлась затылком о его живот. Она улыбнулась, почувствовав, что он готов.

— Значит, ты достанешь деньги. Найдешь способ. Так ведь, дорогой?

— Мэдди…

Она выгнула спину, он взял в ладонь одну грудь. Мэдди положила руки поверх его рук и стала медленно вращать ими.

— Но ведь найдешь же, Лоуренс?

Лоуренс почувствовал, как его сердце сжалось от ее отчаянной мольбы. Он посмотрел на жену печально и нежно, ее соски прижимались к его ладоням, как набухшие почки. Он любовался ее длинной выгнутой шеей, Мэдди по-кошачьи терлась о него, похотливо изгибаясь, отчего он тоже почувствовал желание. И жалость. Да, она снова пускает в ход красоту и чувственное тело, стремясь добиться своего, но мог ли он на нее сердиться? Бедняжка Мэдди. Ей необходимы любовь и внимание, она так жаждет этого. Как же он может отказать ей в чем-то?

— Я постараюсь, дорогая, — вздохнул он.

Улыбаясь, Мэдди расстегнула молнию на своем жакете, встала, повернулась к нему, прижалась бедрами.

— Возьми меня, Лоуренс, прямо сейчас!

— О Господи! — стоя посреди салона самолета «Эв косметикс», Дженнифер открыла рот, как ребенок на карнавале. — Вы только поглядите! Это не самолет, это летающий дом!

Она повернулась и посмотрела на Сару, благоговение на лице исчезло, его сменила озорная улыбка.

— А что? Я могла бы и к такому привыкнуть. Черт побери, босс! Кайфуем!

— Кайфуем? — рассмеялась Сара и посмотрела на Брайена. — Это звучит совершенно по-техасски.

— Ах вот оно что. Теперь ясно. А то она все утро как-то странно изъясняется. Кстати, поправь меня, если я ошибаюсь, — не эта ли девица всего неделю назад ворчала, что приходится переезжать к этим грубым ковбоям?

— Ага.

— Эй вы, неужели не понимаете — человек может передумать. Более того, я уж прикидываю — не заарканить ли мне какого-нибудь ковбоя и не поставить ли на нем свое клеймо?

— О Боже мой, она говорит, как Джон Уэйн.

— Джон какой? — нахмурилась Дженнифер.

Брайен застонал и развел руками:

— Я сдаюсь. О чем можно толковать с этим ребенком…

Джен высунула язык и пошла обследовать салон.

Двухлетняя Синди, сидевшая у нее на бедре, подпрыгивала, дергала мать за косичку и ныла:

— Вниз, вниз, вниз.

Наконец ей надоело, что никто не обращает на нее внимания, пухлыми ладошками ухватилась за щеки матери, повернула ее лицо к себе, прижалась носом к ее носу и глазами уставилась в ее глаза.

—  Вниз, мама.

— И не думай, детка. Ты будешь сидеть у меня.

— Да ладно, Джен, дай ребенку отдохнуть. Это же самолет, а не музей.

— Ты шутишь? Она тут что-нибудь перевернет, и мне придется расплачиваться до пенсии. Ни за что! Ой, смотрите, спальня. Боже мой! Представляете — спальня!

Она вприпрыжку поскакала вперед, а Синди обрадовалась — наконец-то началась игра — и завизжала.

Сара смотрела вслед неугомонной секретарше, исчезнувшей в хвосте самолета.

— Я думаю, Джен довольна переездом. Да, Брайен?

— Еще бы. Да это лучшие дни ее жизни.

— Надеюсь, ты прав. — Она села в кресло, обтянутое плюшем, пристегнула ремни. — А я чувствую себя ужасно, мне пришлось вырвать вас обоих с корнем с привычного места.

— Да ты что? Нас ждет прекрасная работа, большая зарплата. — Брайен хлопнулся рядом с ней и взял ее за руку. Карие глаза смотрели на Сару, на меланхоличном лице светилась веселая нежность. Потом по нему пробежала тревожная тень — Брайен прочел неуверенность в глазах Сары. — Слушай, погоди-ка. Дело не в Джен, да? Ты нервничаешь, как кошка в клетке. Что происходит?

— Да просто… Все случилось так быстро… Это, конечно, шанс, который выпадает раз в жизни. И хотя я очень честолюбивая, но никогда не мечтала о чем-то таком крупном. Понимаешь, огромная ответственность, мне надо столькому научиться. Иногда я думаю…

— О чем?

— Ну, гожусь ли я на это дело.

Произнесенные вслух слова взбудоражили ее. Она больше не могла спокойно сидеть, снова расстегнула ремни и вскочила. Сара расхаживала по салону, сцепив пальцы.

— Да, это вызов, и я рада… — Она остановилась, закрыла глаза, сложила руки на животе. — Но мне страшно.

— Страшно? Чего ты боишься?

— А вдруг не получится? Не хватит ума, опыта, характера. Брайен, ты понятия не имеешь, каков масштаб у «Эв косметикс». Потрясающий.

— Ну и что? — Он схватил ее за руку, потянул, останавливая. Потом посмотрел снизу вверх и сжал пальцы Сары. — Ты сильный игрок. Ты можешь все. Всегда могла. Стоит тебе вдуматься и приспособиться, ты заткнешь за пояс всех этих шишек в корпорации. Сама знаешь. Слушай, давай-ка, дорогая, улыбнись. Очень скоро ты станешь таким магнатом, что ого-го!

Брайен еще раз сжал ее руку и подмигнул. Этот разговор помог бы Саре, если бы она не заметила в его глазах промелькнувшую панику. Брайен нуждался в ее силе, в способности решить любую ситуацию и проблему. Он не выносил неуверенности Сары в себе самой.

Она глубоко вдохнула и справилась с нервами. Пожав плечами, беззаботно улыбнулась ему.

— Ты прав. Я думаю, мое волнение — не более чем волнение актера перед выходом на сцену. Не обращай внимания.

Усевшись в кресло, Сара пристегнула ремни и уставилась в окно. Да, она сильная, умная и способная. И не хочет быть никакой другой. Но иногда она задумывалась: а каково себя чувствовать, когда рядом с тобой кто-то сильный, на кого можно положиться? Кто будет рядом всегда и готов протянуть руку помощи, подставить широкое плечо, на которое можно опереться, если возникнет необходимость?