— Да. Я думаю, поэтому. Извини.

Он выпрямился и повернулся к ней лицом.

— А как мне заработать твое доверие, Сара? Я не могу уйти и не уйду из «Эв косметикс». Я слишком долго и слишком упорно работал, чтобы добиться нынешнего положения.

— Нет, конечно, нет, я никогда бы не попросила тебя об этом.

— Ты хочешь получить от меня какие-то обязательства?

— Нет. Мы ведь толком не знаем друг друга.

— Правда. Не знаем. Ну и каков ответ?

Сара жалобно посмотрела на него:

— Я… Я не знаю.

Нервы Китти были на пределе. Прикусив ноготь большого пальца, она сидела в десятом ряду, сгорбившись, пытаясь сделаться незаметной, и не отрывала взгляда от двух актеров на сцене.

Остальные действующие лица находились по краям сцены, кое-кто из занятых в спектакле сидел в зале и в проходе.

Режиссер «Темной стороны луны», Том Эйвори, устроившись на корточках перед сценой, напряженно всматривался в игру Майлза и Аланы Харт.

Казалось, пока Том доволен ходом репетиций. Хотелось бы Китти разделить его уверенность. Может, тогда у нее не было бы этого ужасного ощущения, будто внутри лежит булыжник и давит, давит.

— Нет-нет-нет! Алана, дорогая! — Том захлопал в ладоши, встал и шагнул к сцене. — Побольше чувства. Сейчас ты теряешь любовь всей своей жизни. Всей! Понимаешь? Твое сердце разрывается на части. Оно кровоточит. Покажи эту боль, дай мне увидеть ее. Я хочу, чтобы ты тронула сердца зрителей. Повтори выход. Начни с последней строки.

— Сейчас.

Майлз приготовился, его лицо стало бесконечно печальным. Он протянул руку, коснулся пальцами щеки Аланы.

— Будь счастлива, Вив.

Еще несколько секунд Майлз не отводил от девушки взгляда, потом повернулся и ушел за кулисы.

— Теперь, Алана, шагни за ним, протяни руку, — режиссер показал, как надо сделать, — а когда он исчезнет из виду, урони руку, опусти плечи и постарайся все чувства изобразить на лице. Отчаяние, сердечную боль, ну и все, что надо. Если сумеешь выдавить несколько слезинок, будет просто прекрасно. Поняла?

Алана кивнула:

— Думаю, да.

— Хорошо. Повторим еще раз.

Китти принялась грызть ноготь большого пальца другой руки. Когда Майлз ушел за кулисы, она стиснула палец зубами и, тяжело дыша, впилась взглядом в Алану.

— Вот так! Замечательно, детка, ну просто прекрасно. Вы оба молодцы. — Том снова хлопнул в ладоши. — Ладно, ребята. Перерыв десять минут. После него прогоним второй акт.

Кое-кто из актеров застонал, но Майлз, улыбаясь, спрыгнул со сцены и направился к Китти.

— Привет, милая. Все идет замечательно. Как считаешь?

— Да, ты в этой роли очень хорош, Майлз.

— Спасибо, дорогая. — Сияя, он склонился и поцеловал Китти в губы. — Я действительно вошел в эту роль. Как вы, янки, говорите? Еще не вечер, да? Пьеса обязательно станет хитом. Чувствую кожей.

— Надеюсь. Потому что в противном случае меня ждут большие проблемы.

— Ну ладно, ладно, не будь пессимисткой. Мы не можем проиграть. Ты написала потрясающую пьесу, я вполне гожусь на главную роль, остальные тоже на месте. Так что выше нос! — Майлз нахмурился. — Ты ведь знаешь, как я ненавижу, когда ты ходишь с вытянутым лицом? Оно мне мешает сосредоточиться.

Почувствовав раскаяние, Китти коснулась его руки.

— Прости, Майлз. Ты, конечно, прав, нельзя бояться и мандражировать, как все авторы.

Мгновенно лицо Майлза прояснилось, он великодушно улыбнулся, прощая Китти.

— Да, конечно, не стоит. Эх ты, глупый гусенок. — Он сел рядом с ней, но тут же вскочил. Слишком возбужденный, не мог спокойно сидеть. — Я бы не прочь выпить чаю. Хочешь?

— Я бы кофе.

— Ух, — Майлз насмешливо изобразил дрожь. — Не знаю, как ты выносишь это отвратительное пойло, которое называешь кофе. Но если хочешь, принесу. Сию секунду, милая.

Китти печально смотрела ему вслед, а он уходил между рядами, небрежно засунув пальцы в задний карман джинсов. Майлз пребывал в эйфории. Обычное дело, когда все шло так, как хотел.

Китти вздохнула. Ей бы тоже очень хотелось разделить его настроение, но Майлзу легче, на нем не висит такая ответственность… И не душит чувство вины.

Она прикусила нижнюю губу, окинула взглядом театр, погруженный в темноту. Китти все еще не могла поверить: неужели она сделала это — профинансировала спектакль, взяв деньги под наследство, которое ей достанется от Эвелин?

Едва о состоянии здоровья мачехи стало известно публике, Китти без труда нашла кредитора. Ничего незаконного в этом не было. И потом — разве у нее был выбор? Не могла же она допустить высылки Майлза из страны? Конечно, не могла.

Закрыв глаза, Китти прижала кулак к животу, к тому месту, откуда поднималась тошнота. Но Боже мой, как же гнусно и отвратительно она себя чувствовала! Получается, что она извлекла пользу из смертельной болезни Эвелин. Не менее сильным было и беспокойство. Заем краткосрочный, через несколько месяцев после премьеры она должна расплатиться. Если Эвелин еще будет жива, Китти сможет вернуть долг только в случае успеха спектакля. Причем немедленного успеха.

— Эй, Китти, — окликнул ее из задних рядов Берни Льюис. — К телефону.

— Иду.

Китти обрадовалась подвернувшейся возможности убежать от тяжелых мыслей, поднялась из кресла и поспешила вверх по проходу.

Войдя в уютный офис менеджера сцены, ослепительно улыбнулась:

— Спасибо, Берни. Я недолго.

— Ничего страшного. Говори сколько надо, я все равно собирался устроить небольшой перерыв. — Он прошел мимо нее и исчез за дверью, едва девушка взялась за трубку.

— Алло?

— Китти? Это Эвелин. Как ты, дорогая?

Китти стиснула трубку.

— Прекрасно. Какой сюрприз. Я… не ожидала твоего звонка. Все в порядке?

— Могло быть и лучше. Поэтому я и звоню тебе. Есть кое-какие новости. Вот-вот должны подъехать Сара и Рурк, но я хотела рассказать тебе первой. Вчера была очередная проверка, и доктор Андервуд только что сообщил о результатах анализов. — Она сделала паузу, сердце Китти заколотилось вдвое скорее. — У меня ремиссия. В общем-то… ремиссия длится почти весь последний месяц, но мне хотелось в этом увериться, прежде чем говорить. Сейчас более или менее спокойный период. Разве не здорово?

Китти опустилась в крутящееся кресло Берни. Упершись локтями в стол, подперев голову одной рукой, девушка закрыла глаза.

— Да. — Прерывисто дыша, она добавила: — Да, это здорово.

Расположившись в шезлонге, Эвелин что-то писала в дневнике, когда Сара и Рурк вошли в длинную комнату на ранчо. Она взглянула на них, улыбнулась. Сара поразилась, насколько лучше выглядит сегодня Эвелин. Конечно, несколько месяцев болезни и курс химиотерапии здорово сказались на ней, она слишком худая, но глаза искрились, а кожа порозовела.

— Входите, я ждала вас с минуты на минуту. — Эвелин закрыла дневник и отложила в сторону. — У меня хорошие новости.

— Отлично, я бы хотел этим воспользоваться. — Рурк наклонился и поцеловал ее в лоб. — Как ты себя чувствуешь, красавица?

— Прекрасно. Ну просто прекрасно.

Энергичный голос Эвелин удивил Сару. Она села в кресло напротив нее, бессознательно протянула руки и взяла хрупкие пальцы Эвелин.

— Нашли донора, да? О, слава Богу.

Что-то мелькнуло в глазах Эвелин, когда она встретилась со страстным взглядом Сары. Она опустила глаза и посмотрела на соединенные руки. Сара почувствовала, как руки Эвелин дрожат. Потом еле заметно они напряглись.

Эвелин подняла глаза, они были влажными.

— Нет. Пока нет. Но спасибо за надежду.

Сара смущенно отвела взгляд и попыталась отпустить руки Эвелин, но руки матери сжались.

— И все-таки есть хорошая новость. Сегодня утром доктор Андервуд сообщил, что у меня ремиссия. Совершенно точно. Этого мы добивались несколько недель подряд.

— О, Эвелин, прекрасно! — Сара так обрадовалась, что забыла о смущении, которое испытывала всего несколько секунд назад, оно прошло, исчезло вместе с враждебностью. Она подалась вперед, импульсивно обняла Эвелин. — Я так счастлива за вас!