— Все получается, — заверил маленький человек. — Ты только говори мне!

Доктор излучал убежденность в успехе, и поэтому Джеф согласился попробовать снова.

Доктор встал рядом с камерой номер один, чтобы Джеф, глядя на него, смотрел также в объектив.

Джеф вышел, улыбнулся Доктору, произнес свою речь, обращаясь к нему. Это был не тот дубль, о котором мечтал Доктор, но когда актер замолчал, технический директор нажал кнопку и сказал:

— Мы созреваем!

Они повторили все еще дважды. С каждым разом Джеф говорил лучше. Теперь оставалось только смонтировать в единое целое куски отдельных дублей, включая последнюю сцену, когда Джеф прощался с аудиторией, сообщив ей о великолепной программе, которую КМ покажет на следующей неделе.

Когда Доктор, Джеф, Фредди, Спенс и Карл Брюстер вышли на улицу, их ждал там лимузин. Шел третий час ночи, ехать в «21» было поздно. Брюстер зашагал по тротуару впереди остальных. Доктор жестом велел Спенсу и Фредди попытаться успокоить его.

— Джеф, — сказал Коун. — «Рубен» еще открыт. Как насчет яиц всмятку и кофе?

— Я возвращаюсь в отель. Меня ждет холодный ужин.

Джеф двинулся в путь, Доктор последовал за ним. Лимузин также тронулся с места.

— Ты был сегодня великолепен, — сказал Доктор. — Ты сделал все, о чем я просил! Если я что-то могу сделать…

— Да! — резко перебил его Джеф. — Как только ты вернешься, поговори с Джоан. Мне нужен тихий, быстрый развод.

— Я сказал тебе. Как только мы продадим программу. И это будет умным ходом. Принимая во внимание ждущие тебя гонорары, быстрый развод — мудрое решение.

— Причина не в этом, — сказал Джеф. — Я хочу жениться. Немедленно! Так что поговори с ней до заключения сделки.

— Хорошо, хорошо! — обещал Доктор.

Он жестом остановил лимузин. Джеф сел в машину, но Доктор остался на тротуаре и сказал:

— Я должен уладить конфликт с этим негодяем Брюстером. Встретимся на Побережье через день или два?

— Не знаю. Я должен остановиться в Чикаго, — сказал Джеф.

Доктор кивнул и зашагал вперед. Он догнал Брюстера, Фредди и Спенса, когда они ждали зеленый свет у Второй авеню. Доктор сразу начал атаку, опередив разозленного Брюстера.

— Господи, Карл! Вы сознаете, что вы едва не сделали? С нами всеми, но прежде всего — с самим собой!

— Послушайте, — взорвался Брюстер, — вы украли программу моего клиента, чтобы сделать пилот для другого спонсора…

— Украли? Что за язык? Защитили! Защитили — вот подходящее слово, Карл! Защитили вас! Защитили нашу фирму «ТВ Консалтант Лтд.»!

— Каким образом вы собираетесь защитить меня, украв у моего клиента программу, которая обошлась ему в восемьдесят тысяч долларов?

— Во-первых, — сказал Доктор, — мы не сообщили вам об этом. Вы следите за трансляцией для «Алюмко», делаете свое дело, все идет нормально, вы возвращаетесь домой. Вы не должны были узнать о том, что произойдет позже! Мы хотели, чтобы вы были чисты. Мы — негодяи. Мы — воры. А вы — нет.

Зажегся зеленый свет. Брюстер шагнул на мостовую, чтобы перейти улицу, но Доктор схватил его за руку.

— Вы можете поклясться Верховному суду Соединенных Штатов: «Я, Карл Брюстер, управляющий ССД и О., ничего не знал об этом». Что касается «ТВ Консалтант», это другое дело.

Доктор повернул Брюстера и посмотрел ему в глаза.

— Карл, программа «Алюмко» проживет недолго. Когда они начнут требовать участия все более крупных звезд, это будет симптомом приближения конца. Отмена программы станет неизбежной, как приход зимы после осени. И когда программа умрет, это станет финалом для «ТВ Консалтант». Если только…

Доктор преднамеренно не закончил фразу. Снова вспыхнул зеленый свет. Коун перевел Карла через Вторую авеню.

Когда они оказались на противоположной стороне улицы, Доктор продолжил, словно паузы и не было:

— Если не будет замены. Другой программы, которая сохранит жизнь «ТВ Консалтант». И для ССД не помешает компенсировать потерю комиссионных, связанную с отменой программы «Алюмко». Поэтому, — Доктор снова помолчал, — как вы отнесетесь к тому, что вам предложат часть счета «Консолидейтид Моторс»?

— КМ? — спросил Брюстер, робея перед такой перспективой.

— Я знаю, что вы давно хотите получить счет крупной автомобильной компании. Что, если он сам придет к вам?

— Вы хотите сказать…

— Карл, мы склоняемся к тому, чтобы продать программу Джефа Джефферсона компании КМ через ССД.

Спенс и Фредди попытались скрыть свое изумление.

— Знаете, Карл, вы меня удивляете. Другие рекламные агентства называют нас ворами и грабителями, потому что они не знают нас. Но вы знаете. Вам известно, что мы никогда вас не обманывали, Карл. Мы давно сотрудничаем с вами. Вы едва не устроили скандал из-за большого одолжения, которое мы пытаемся сделать вам.

— Теперь я это понимаю, — извиняющимся тоном сказал Брюстер.

Но при этом он подумал: «Подлый еврей, только попробуй еще раз выкинуть такое!»

Вслух Брюстер произнес:

— Когда вы собираетесь начать переговоры с КМ?

— Как только мы смонтируем выступление Джефа.

— Хорошо, — сказал Карл. — Хорошо!

Когда Джеф выбрался из лимузина перед «Плазой» с потрепанным сценарием под мышкой и поднятым воротником, он походил скорее на беженца, чем на кинозвезду. В лифте служащий сказал ему:

— Добрый вечер, мистер Джефферсон. Я слышал, сегодня был отличный телеспектакль.

— Спасибо, — отозвался Джеф.

Ему казалось, что спектакль закончился очень давно. Слишком многое произошло с того времени. Должно быть, она спит, подумал он. Бедная Шарлен, она заказала великолепный холодный ужин, шампанское в ведерке со льдом, и ждала, ждала, пока лед не растаял, а маленькие сэндвичи не засохли так, что их края загнулись. Он разбудит ее, потеревшись своим лицом о ее нежную щеку. Ей это нравилось.

Он бесшумно отпер дверь. Свет горел только в гостиной. Тележка из бюро обслуживания и шампанское в ведерке находились в комнате, но Шарлен не было. Очевидно, она легла в спальне. Он открыл дверь. Постель была пуста, на подушке лежала записка.

Он понял все, прежде чем раскрыл ее.

«Джеф, дорогой, я приняла решение давно, но не могла оставить тебя до спектакля. Если бы у меня были какие-то сомнения, мне бы следовало сделать это, когда ты сказал, что завтра вечером поведешь меня на обед к Клер. Тогда я поняла, что все зашло слишком далеко. То, что мы имеем, или имели, было замечательным. Но надо думать о всей жизни. Я не Джефферсон, я — Рашбаум. Или Берг. Я — такая, какой меня воспитали. Дочь моего отца. Поэтому я стану миссис Мервин Берг и проведу медовый месяц, который оплатит мой отец, в Израиле. Мы посетим там построенный им приют для детей. И будем принимать заслуженную отцом благодарность. Потом я вернусь назад и займу место в обществе в качестве миссис Мервин Берг. Люди будут восхищаться мной, любить меня, завидовать мне. И они не будут знать, что всякий раз, когда Мервин Берг занимается любовью со своей женой, она в это время занимается любовью с Джефом Джефферсоном.

Был только один момент, когда я могла осмелиться. После той вечеринки, когда я напилась, если бы ты оказался дома…

Не испытывай ко мне ненависти. Просто скажи, что я — трусиха. Это правда. Я не могла признаться тебе в этом. Я действительно дождалась спектакля. Ты был великолепен.

Я всегда буду следить за твоей карьерой, но, пожалуйста, не звони мне. Никогда. С любовью, Шарлен».

Она дописала в постскриптуме:

«Любовный роман расцвел и закончился, со всей его страстью, радостью и мукой, а я так и не придумала тебе ласкательного имени…»

Он опустился на край кровати. В первый момент испытал желание позвонить в авиакомпанию и спросить, когда ближайший рейс в Чикаго. Но если его объятия не убедили ее, то и погоня ни к чему не приведет.

Внезапно вся затея, борьба в Гильдии, постановка — все это, показалось ему, было только для Шарлен. Теперь все потеряло смысл. Он не смел думать о том, что пошел на компромисс, отчасти предал себя.