— Но мы подписали соглашение… — напомнил Доктор.

— Я его аннулировал, малыш Ирвин.

— На каком основании? — спросил Коун.

— На том, какое сочли достаточным мои юристы, — заявил Дейл. — Отныне я работаю через моего поверенного и бухгалтера. Еду в турне, если хочу. А сейчас я не хочу ехать в турне! Мне нравится оставаться в Нью-Йорке. Я выступаю на радио и в клубе — зачем мне турне? Или агент? Или психоаналитик? Или мамочка! Если я хочу трахать каждую ночь новую крошку, это мое дело! Это не касается ни Уинчелла, ни вас. Во всяком случае, отныне. Мой адвокат позвонит вам и выкупит вашу долю клубной прибыли.

— Выкупит? Я пойду в суд. Я добьюсь судебного запрета. Не дам тебе работать нигде до истечения срока нашего контракта! — пригрозил Доктор.

— Мой адвокат сказал, что вы не совершите такой глупости, — резко ответил Дейл. — Вам ни к чему репутация человека, дурно обходящегося с талантами. Вы не захотите испортить отношения с рекламным агентством и моим спонсором. Они еще пригодятся вам в будущем. По мнению моего юриста, вы подумаете и поймете, что вам разумнее всего забрать свои вещи и отправиться домой.

— Мы еще посмотрим! — предупредил Доктор и навсегда покинул клуб.

Он отправился на запад, в сторону Центрального парка. В его душе бушевала такая ярость, что он не мог находиться в офисе.

Да, он может добиться судебного запрета! Но Дейл сказал правду. Он, Коун, восстановит против себя агентство и спонсора. Возможно, получение судебного запрета — не самый мудрый ход.

Он мог предать огласке связи Дейла с девочками-подростками. Но как он объяснит свое долгое молчание?

Конечно, он мог позвонить Кошачьему Глазу. Одного звонка будет достаточно. Молодой неблагодарный наглец получит то, что заслужил. Это будет финальной расплатой.

Но Доктор знал, что он никогда так не поступит. Надавить на человека — да. Организовать избиение — это допустимо. Но он не способен заказать убийство даже самого подлого предателя.

Коун дошел до пруда. Гребцы плыли в лодках по зеленой воде. Его гнев немного утих. Он понял, что при подобных столкновениях всегда проявляется некая существенная истина. Только глупец станет игнорировать ее.

Конечно, он совершил ошибку, уделяя столько времени одному клиенту. Он дал себе слово впредь избегать такой вовлеченности. Клиент — это всего лишь клиент. Не сын, не брат. Отношения должны оставаться деловыми. Можно изображать беспокойство, заботу, но необходимо всегда сохранять отстраненность. Не допускать эмоций. Талант должен служить твоим целям, или пошел он к черту! Используй талант, не позволяй ему использовать тебя! Будь хладнокровным, как хирург. Иначе тебе прищемят яйца — что и произошло сейчас.

Какими бы торговцами людьми и эксплуататорами не считали агентов, клиенты типа Ронни Дейла оказывались еще более бесчестными и подлыми.

Доктору следовало выбросить этот горький, досадный эпизод из своей души. Некоторые мужчины поступают так со своими родными сыновьями.

Доктор, решив забыть все это, не мог выбросить из памяти одну фразу Дейла: «Я выступаю на радио и в клубе — зачем мне агент?»

Это следовало обдумать. Дейл сделал важное заявление. Шоу-бизнес менялся. Причина заключалась в развитии радио. Средние концертные залы начали страдать. Клубы также ощущали воздействие радио. Бизнес, связанный с наймом ансамблей, нес потери. Но главным было то, что радио меняло отношение исполнителей. Если певец вроде Ронни Дейла подписывал долгосрочный контракт с радиостудией, у него пропадало желание гастролировать. Жить в Нью-Йорке или Голливуде приятнее, чем ездить по стране. Артисты, занятые в мюзиклах, всю свою профессиональную жизнь проводили в разъездах. Путешествовали по десять месяцев в году. Они постоянно жаловались, но все же путешествовали. Потому что у них не было выбора.

Теперь, понял Доктор, они обнаружили, что могут больше не ездить. Подписав контракт с радиокомпанией, звезда получала возможность постоянно жить с семьей в Уэстчестере или Голливуде, как обычные люди.

Радио делало кое-что еще. Оно угрожало превратить агента в менее необходимую часть бизнеса. Заслужив благодарность спонсора, исполнитель понимал, что он больше не нуждается в агенте. Дейл сам сказал, что ему достаточно поверенного и бухгалтера. Да, радио давало звездам ощущение независимости. Похоже, бунт Ронни Дейла — только начало.

Стоя на берегу пруда и уже не замечая гребцов, Доктор сказал себе, что досадный эпизод с Ронни Дейлом может оказаться поворотной точкой всей его карьеры, если он сумеет извлечь из него выгоду.

Конечно, одна проблема оставалась нерешенной. Если радио задушит клубы, музыкальные театры и даже кино, бизнес ТКА сократится. Для выживания и процветания ТКА компания должна получать свои десять процентов с как можно большего суммарного гонорара. Будущее ТКА и Доктора Ирвина Коуна было связано не только с более жесткими контрактами, сильнее привязывавшими к нему звезд, и проникновением на радио, но и с расширением рынка, приносившим ему десять процентов.

Да, десять процентов. От чего?

Доктор покинул Центральный парк, не зная ответа на этот вопрос. Он решил вернуться в Чикаго и найти его.

Возвращаясь на поезде в Чикаго, Доктор не мог заснуть. Дело было не в горечи, оставшейся от ссоры с Ронни Дейлом. Коун видел перед собой лицо Дональда Болдинга, ставшее багровым в тот момент, когда Доктор заявил его набожному, пуритански настроенному клиенту: «Если он не еврей, я позвоню и предложу вам трахнуть самого себя!»

Доктор не знал, почему этой ночью он видел перед собой лицо Болдинга. Скоро он поймет это.

Доктор Ирвин Коун сидел в оркестровой яме одного из оставшихся больших концертных залов Чикаго. Ансамбль исполнял на сцене мелодию, известную в те дни под названием «Финал Парамаунт».

Но Доктор пришел сюда не для того, чтобы слушать ансамбль. Он хотел найти новые таланты. Желательно певца. Исполнителя, способного стать вторым Ронни Дейлом. Такая находка поможет ему осуществить его план.

Теперь он знал, почему красное растерянное лицо Болдинга преследовало его в ту ночь, когда он ехал на поезде. Так же, как причину испуга Болдинга. Нагрубив клиенту Болдинга, Доктор едва не лишил рекламное агентство заказа стоимостью в два миллиона долларов. Пятнадцать процентов — гонорар агентства — составляли триста тысяч долларов в год. Неплохая прибыль. Агентства получали пятнадцать процентов от затрат клиента на рекламную кампанию.

Американцы англо-саксонского происхождения могли говорить, что им нравится еврейская хитрость и деловая хватка. Они считали евреев способными бизнесменами, которым порой загадочно везет, как Бастионе. Эти американцы нанимали адвокатов и бухгалтеров еврейского происхождения. Но какому еврею пришло бы в голову такое — чем больше денег клиента ты тратишь, тем больше оставляешь себе?

Принцип, заключавшийся в том, что агент получает проценты от всех капиталовложений, всерьез заинтересовал Доктора. Это могло стать ответом на его вопрос — как увеличить комиссионные ТКА при сокращении рынка развлечений. Но одно дело — прийти к такому заключению, и совсем другое — осуществить его.

Нет, проведение в жизнь такой политики будет нелегким. Ему, Доктору Коуну, придется соблюдать главную заповедь. Использовать силу, прикладывать ее к слабым местам.

Красное растерянное лицо Болдинга ясно указывало, в чем заключалась слабость. Пятнадцать процентов, достающиеся агентству. Это было сонной артерией их бизнеса. Приложи силу, поставь агентство в такое положение, что его доходы окажутся под угрозой, и остальное станет простым.

Но для реализации своего плана Доктору было необходимо найти новое шоу, новый талант, нового Ронни Дейла. Исполнителя, способного одним только своим голосом привлечь миллионы радиослушателей, находящихся у себя дома.

Отыскать такой талант было трудно. Вернувшись в Чикаго, Доктор несколько недель усердно посещал большие и маленькие клубы, однако ничего не нашел.