Подобное ожидание было тягостным. Безработной звезде некуда деть себя, нечем заняться, у нее нет друзей. Джефферсон был абсолютно не готов к внезапному одиночеству.

Когда он снимался в картине, каждая его минута планировалась и использовалась режиссером, продюсером, агентом, студийным пресс-секретарем. Сотня других людей была заинтересована во всем, что делал Джеф Джефферсон, принимала участие в его работе.

Все это исчезало, когда он становился безработным. Или, выражаясь более деликатно, находился «между картинами». Никому не было до него дела. Некоторые актеры заполняли паузы в работе с помощью хобби. Джеф видел в этом обман, фальшь. Они старались изобразить занятость, увлеченность каким-то делом, хотя для любой звезды важна только очередная роль, время прибытия на автостоянку, в гримерную. Только это радует звезду. И ничто другое.

Конечно, всегда есть теннис и гольф — два излюбленных пристанища безработных актеров, имеющих средства. Джеф отлично владел обоими видами спорта. После того, как он отшлифовал свой «драйв» и научился ловко «укорачивать» удар, клубный тренер сказал Джефу, что он мог бы стать «профи».

Джеф бросил гольф, потому что игра стала наркотиком, она снимала боль и тревогу о карьере. Он нуждался в боли и горечи. Он говорил себе, что ему следует проводить больше времени дома, думать, искать идеи для картин, которые Доктор смог бы продать какой-то студии и выторговать для Джефа главную роль.

Однажды он даже купил пишущую машинку, питая тайную надежду стать писателем. Другие актеры уходили в режиссуру. Почему не заняться сочинительством? Но любой сюжет, который актер приносил Доктору, напоминал маленькому человеку какую-нибудь старую картину Джефа. Поэтому он оставил это занятие, как прежде — гольф.

Порой он испытывал почти физическую муку от своего бездействия.

Самолет снизился; вид пустыни и проносящихся гор с обескураживающей стремительностью вернули Джефа к реальности. Да, признался себе актер, он ответил на поцелуй Дорис, чтобы оставить себе путь к отступлению. Иметь запасной вариант.

Когда лимузин подвез его к дому, он не позволил шоферу поднести чемодан к двери. Автомобиль величественно и плавно совершил круг. Дверь открылась после звонка Джефа. Он увидел Марту — крупную красивую негритянку, убиравшуюся в доме и готовившую еду за исключением тех случаев, когда Джеф устраивал приемы и нанимал помощников. В основном домашнее хозяйство Джефа держалось на Марте, садовниках и смотрителе бассейна.

Джеф поставил свой чемодан, подошел по мраморному полу к столику с телефоном, стоявшему в библиотеке возле холла. Просмотрел сообщения. Все они были адресованы Джоан, уже уехавшей на студию. Очевидно, она не взглянула на записки вчера вечером, слишком устав от съемок или того, что последовало за ними.

Джеф с наигранной небрежностью спросил Марту:

— Миссис Джефферсон ела дома вчера вечером?

— Должно быть, нет. Она позвонила и сказала, что я могу уйти рано, — ответила Марта, поднимая чемодан Джефа.

— Не надо, Марта, я сам это сделаю!

Он не любил смотреть, как она или любая другая женщина таскает его чемодан или сумку с принадлежностями для гольфа. Возможно, потому, что помнил худое, усталое лицо матери, убиравшей дом, взбивавшей масло или тащившей мешок с мукой из чулана, когда Джеф был маленьким и не мог ей помочь. Он имел строгие представления о том, что следует и что не следует делать женщинам.

К тому же переноска и разборка чемодана поможет ему скрыть свое разочарование от отсутствия сообщений.

Марта проследовала за ним, чтобы забрать грязное белье. О да, вспомнила она, ему звонили дважды. Один раз — секретарша, не оставившая сообщений. Второй звонок застал ее на кухне, поэтому она оставила сообщение в блокноте со счетами за бакалею.

Джеф убрал свой костюм для родео и сделал вид, будто ему не очень-то хочется спускаться вниз. Но он направился прямо в кухню. Под списком продуктов обнаружил каракули Марты. «Просил позвонить мистер Эйб Хеллер. Важно». Последнее слово было подчеркнуто.

Из ТКА никто не звонил. Это означало отсутствие предложений, необходимости что-то обсудить, даже неопределенных обещаний, которые ТКА изобретало для важных клиентов, чтобы держать их на крючке, особенно перед истечением срока контракта, как у Джефа.

Конечно, вчера вечером Доктор попросил Джефа позвонить ему по возвращении в город. Это могло ничего не означать, но ему нечего терять. Решив, что Эйб Хеллер подождет, Джеф сначала набрал номер ТКА. Он попросил Доктора. Его соединили с Элизой, которая, похоже, всегда испытывала радость, слыша голос Джефа.

— Элиза, дорогая, вчера вечером я говорил с Доктором. Он был у себя дома. Он попросил меня позвонить ему сегодня, — сказал актер, надеясь, что такая преамбула заставит Элизу немедленно соединить его с Коуном.

Вместо этого Элиза произнесла взволнованным голосом:

— Дорогой, мне очень жаль, но Доктору пришлось улететь рано утром. В Нью-Йорке какие-то неприятности с новым телесериалом; Ирвин встречается с вице-президентом ССД и О.

— Хорошо, когда он вернется… — сказал Джеф, делая вид, что произошло незначительное недоразумение.

Но мысленно он произнес: «Этот негодяй знал вчера вечером, что утром он полетит в Нью-Йорк. Эта его фраза «Позвони мне» — просто игра!»

В действительности Джеф проявил несправедливость по отношению к Доктору. Маленького человека действительно вызвали в Нью-Йорк уладить неожиданно возникшие проблемы. Но Джеф не поверил этому. Как и Элизе, сказавшей: «Я попрошу его тотчас позвонить вам, когда он вернется».

Он знал, что Элиза говорила это каждому звонившему человеку, которого Доктор избегал. Джеф положил трубку и начал набирать другой номер. Звонок Эйбу Хеллеру поможет заполнить утро.

Эйб был исполнительным секретарем Гильдии киноактеров. Он выполнял в течение последних двенадцати лет всю текущую работу за Джефа и предыдущих президентов.

Эйб обзванивал людей, готовил заседания исполнительного комитета и ежегодного собрания членов гильдии. Он также писал речи для Джефа. Единственной слабостью Эйба было то, что раз в неделю он впадал в панику. При этом он оставлял Джефу сообщение со словом «важно», которое Марта подчеркивала.

— О! Как я рад, что ты позвонил! — произнес Эйб, услышав голос Джефа.

— Проблемы? Что на этот раз?

— Я не могу рассказать по телефону.

Подобный ответ был необычным для Эйба, который всегда охотно и с радостью описывал все неприятности, причем в самых мрачных тонах.

— Почему, Эйб?

— Я немедленно приеду к тебе. Нет, ты можешь встретиться со мной в кафе для автомобилистов на пересечении улицы Ла Сиенега и Уилширского бульвара? Оно называется «Долорес». После этого мы сразу же отправимся на совещание.

Затем Эйб добавил условие, обязательное по голливудскому этикету, особенно в разговоре с безработной звездой:

— Конечно, если ты не занят.

Эта фраза всегда раздражала Джефа. Но сейчас, похоже, речь шла о каких-то неожиданных неприятностях, поэтому он скрыл свое раздражение и солгал:

— Я отменю деловой ленч и приеду.

— Через полчаса? — сказал Эйб.

— Через полчаса, — согласился Джеф.

Приехав в «Долорес», он обнаружил, что Эйб уже выпил чашку кофе, съел булочку и собрался повторить заказ. Джеф всегда замечал нервозность Эйба. В такие минуты Хеллер глотал большие куски пищи, пил с жадностью, по-кошачьи слизывал липкий сироп со своих коротких пальцев.

— У нас беда! — простонал Эйб. — Словно мало нам неприятностей из-за телевидения, падения прибыли, безработицы. Теперь еще правительство…

— Какие у нас могут быть трения с правительством? — спросил Джеф. — Мы не являемся компанией. Мы — гильдия. Союз работающих людей. Да, мы зарабатываем больше других. Но существо дела от этого не меняется. Ты сам всегда говорил мне это.

— Это другие проблемы.