— Не игнорируй то, что я сказал насчет Нью-Йорка. Бродвея. С хорошей пьесой, сильным режиссером, долгим турне перед премьерой ты можешь добиться успеха. Возможно, отправиться летом на гастроли длительностью в восемь-десять недель.

Джеф не ответил. Его мысли текли в менее обнадеживающем русле. Как ему удастся найти нового агента — хорошего агента, способного представлять звезду? Настолько хорошего, чтобы разрыв с ТКА не показался падением. Хорошего независимого агента. С высоким личным статусом, способным повысить акции Джефа. Таких было несколько. Берт Алленберг. Чарли Фельдман. Курт Фрингс — один из новых. Но возьмут ли они клиента, от которого ТКА сочла нужным избавиться?

Конечно, существовал выход, позволявший сохранить лицо. Джеф мог дать понять людям, что ввиду приближающегося разрыва с Джоан им обоим неразумно иметь общего агента.

Но что бы ни думала общественность, он сам будет знать правду. Знать, что он выдохся и не стоит усилий, затрачиваемых на его продажу. Что возможности, открытые для других актеров, едущих на восток, не существуют для него. Он был чужим на востоке, не имел там профессиональных корней, необходимых навыков. Судьба отвела ему место здесь. Где он был никому не нужен.

— Ничего нельзя сделать? — спросил наконец Джеф. — Если не для меня, то хотя бы для спасения индустрии.

— Ничего! — выпалил Доктор. — Мы уже обсуждаем это не один месяц.

Затем он добавил небрежно, как бы невзначай:

— Единственный способ спасти этот город, эту индустрию — это нарушить закон.

— Закон? — спросил Джеф. — При чем тут закон?

— Это долгая история, малыш. Слишком долгая. Пойдем отсюда, — он отодвинул от себя почти нетронутую тарелку с едой.

Доктор добавил с видом близкого и заботливого друга:

— Что касается того, что я не буду представлять тебя, то мы сделаем любое заявление, которое тебя устроит. Если ты захочешь сделать его сам, я одобрю любой твой текст. Мы не должны расставаться врагами только потому, что бизнес находится сейчас в сложном положении. Подумай пару дней, поговори с любым другим агентом, если хочешь. О'кей, малыш?

— О'кей, — сказал Джеф. — Спасибо.

Затем он внезапно спросил:

— А Джоан? Она знает?

— Я не мог так поступить с тобой, Джеф, — заявил Доктор. — Скажи ей сам. Когда захочешь. И как захочешь. И поверь мне, малыш, — я бы не сделал этого, если бы не считал, что это будет тебе на пользу.

Маленький человек похлопал Джефа по плечу, как это обычно делал отец актера.

Джеф ехал домой медленно, потому что ему меньше всего хотелось оказаться там. Он подумал, не заглянуть ли в офис Гильдии, но впервые это показалось еще худшей альтернативой. Захочет ли Гильдия иметь в качестве своего президента безработного актера? В голове Джефа мелькнула мысль, которая уже посещала его в Амарильо: можно ли окончательно отказаться от актерской карьеры и полностью посвятить себя работе в Гильдии? Нет, это исключено. Президентом Гильдии всегда был снимающийся актер, кинозвезда.

Перед возвращением домой он вспомнил кое-что сказанное Доктором. Закон. Нарушение закона. Как могут быть незаконными попытки целой индустрии спасти себя от уничтожения? Какой закон мог запретить это?

Доктор прав. На карту поставлена судьба всей киноиндустрии. Телевидение угрожало образу жизни многих людей. Каким бы ни был закон, Гильдия, возможно, способна что-то сделать. Они много лет отправляли телеграммы в Сакраменто и Вашингтон. Выражали свое отношение к тем или иным юридическим нормам. Эти послания оказывали некоторое воздействие.

Если проблема упирается в закон, возможно, Гильдия действительно способна что-то сделать. Ради индустрии Гильдия должна хотя бы попытаться остановить уничтожение Голливуда телевидением.

Он запарковался возле дома, прошел к бассейну, снял трубку с телефона и набрал номер ТКА. Элиза сказала, что Доктор занят, но попросила не класть трубку и подождать. Она будет знать содержание разговора, потому что телефоны Доктора и всех сотрудников ТКА прослушивались секретаршей Коуна. При возникновении споров или судебных дел секретарша могла дать показания в пользу ТКА. Также это не позволяло агентам ТКА обрабатывать клиентов от своего имени с целью их перехвата и создания собственной фирмы.

Через несколько волнительных минут привязанный к молчащей линии Джеф услышал голос Доктора.

— Привет, малыш! У тебя появились мысли относительно твоей ситуации?

— Нет, просто… что ты имел в виду, говоря о законе? Если закон мешает нам защитить индустрию, почему Гильдия не может лоббировать его отмену или изменение?

— А, это? — произнес Доктор без энтузиазма в голосе. — Это не такой закон, который может быть изменен конгрессом или администрацией штата.

— Ты хочешь сказать, что с этим ничего нельзя поделать?

— Теоретически — да. Практически — нет.

— Что это значит?

— Окончательный вывод таков: ничего нельзя сделать.

— Даже если все Гильдии объединятся? Однажды мы уже добились кое-чего от конгресса.

— Говорю тебе, все не так просто.

— Просто? — сказал Джеф. — Нам пришлось четыре раза посылать делегацию в Вашингтон!

— Ну, — произнес Доктор без энтузиазма, словно из этого ничего не может получиться, — если ты хочешь обсудить это, давай сядем и поговорим. Но это очень сложный вопрос.

— Я хочу поговорить об этом! — твердо сказал Джеф, желая защитить себя и своих коллег.

— Хорошо. Сегодня вторник. Как насчет четверга? Ты можешь встретиться со мной в четверг за ленчем?

Джефу хотелось закричать, что он свободен каждый день, но вместо этого он сказал, как деловой человек:

— Четверг? Думаю, этот день мне подходит.

— Я заеду за тобой. И мы все-таки съездим в Ла-Джоллу. До встречи в четверг, малыш.

Доктор положил трубку.

Наконец настал четверг. Джеф приготовился к поездке, прежде чем лимузин Доктора остановился перед домом. Но актер лежал в шезлонге, чтобы Марта поискала его. Помедлив мгновение, он встал.

Доктор молчал до тех пор, пока не поднял стеклянную перегородку, отделяющую пассажиров от шофера.

— Если эта беседа ни к чему не приведет, будет лучше, если о ней никто не узнает.

Это замечание усилило таинственность того, что должно было последовать; Джефу еще сильнее захотелось узнать, что замыслил Доктор.

— Я думаю об этом днем и ночью уже несколько месяцев. Чем Нью-Йорк лучше нас? Кто принадлежит экрану? Театральные актеры или киноактеры? Ответ очевиден. Тогда почему Нью-Йорк захватил телевидение? Потому что мы не стали бороться. Киностудии боятся телевидения, потому что оно уведет публику из кинотеатров. А результат? Нью-Йорк продолжает готовить телепрограммы, похожие одна на другую. Актеры, игравшие на прошлой неделе в «Крафте», через полмесяца оказываются занятыми в «Филко». Исполнительница главной роли в «Вестингхаусе» в следующем месяце будет играть в другой постановке. А тем временем наши актеры голодают! Студии простаивают! Увольняют техников, электриков, гримеров, плотников, монтажеров, музыкантов. А что если всех этих людей, все производственные мощности можно было использовать? Не в Нью-Йорке, а здесь!

— Хорошо, хорошо, — сказал Джеф, желая поскорей услышать продолжение. — Какой закон запрещает нам сделать это?

— Закон об агентской работе, — ответил Доктор.

— Закон об агентской работе? Что это за закон?

— Его еще называют общим законом.

— В чем он заключается? — спросил Джеф.

— Существует то, что называется «столкновение интересов». Допустим, я представляю тебя и одновременно, скажем, «Фокс» или «Уорнер». Я заключаю для тебя контракт с «Фоксом». Чьи интересы я должен защищать? Твои? Или «Фокса»? Вот суть проблемы. Агент не может представлять обе стороны.

Доктор завершил свое объяснение, добавив:

— И в большинстве случаев этот закон оказывается весьма хорошим.

Джеф задумался, потом спросил:

— Как это связано с тем, о чем мы говорили?