За полтора дня после прибытия Джефа мать пролила больше слез, чем за всю свою тяжелую жизнь. Возможно, она действительно скорбила по мужу. Возможно, чувства, которые она скрывала за стеной из холодной религиозной морали, наконец вырвались наружу. Однако Джеф не верил в это. На кладбище он стоял поодаль от матери, пока священник не оторвал взгляд от молитвенника и не попросил Джефа с помощью жеста подойти ближе.

Сегодня он снова сидел в машине рядом с водителем.

Хотя на сей раз не по собственному желанию. Его изгнание началось, когда студийный парикмахер заканчивал укладывать волосы Джоан. Ее прическа должна была соответствовать платью, сшитому специально для этого вечера. Для студии было важно, чтобы ее самая главная кандидатка появилась на публике в необыкновенном туалете.

Платье, костюмер и стилист прибыли в дом Джефферсонов. Студия даже подготовила речь, которую Джоан предстояло произнести в случае получения премии. Там упоминались лица, которых следовало поблагодарить, а также был отмечен момент, когда будет уместным и трогательным пустить слезу.

Перед тем, как Джоан приготовилась к отъезду, костюмер, жеманный гомик, заявил, что он лично усадит Джоан в машину и расправит складки ее платья. Он так боялся, что оно помнется, что Джефу не осталось иного выбора, как сесть впереди, чтобы не испортить творение из драгоценного ламе.

Когда автомобиль остановился в квартале от кинотеатра, чтобы занять место в колонне машин, движущихся к навесу, Джеф покинул переднее сиденье и открыл заднюю дверь. Толпа ожидала увидеть счастливых супругов сидящими рядом друг с другом. Джоан не сдвинулась с места, словно не только ее волосы были склеены лаком, но и сама она прилипла к сиденью. Джеф прижался к двери, чтобы не касаться драгоценного ламе. Он сидел в неудобной позе все время, пока автомобиль преодолевал расстояние до входа в кинотеатр.

Последние пятьдесят метров полицейский в форме, точно телохранитель президента, бегом сопровождал автомобиль. Джеф уже видел лица зевак, смотревших в окна и пытавшихся узнать пассажиров. Когда им удавалось это сделать, начинались овации. Ни один император не удостаивался больших почестей. Ощущая себя статистом, Джеф тем не менее улыбался и махал рукой. Даже Джоан вяло отвечала на приветствия.

Крики звучали все громче. Зрители, успевшие занять места на временных трибунах, вскочили со своих мест. Тысячи людей, собравшихся перед кинотеатром, обступили лимузин, мешая ему двигаться. Но шоферу удалось в конце концов добраться до ярко освещенного навеса. Толпу удерживали не столько малиновые бархатные канаты, сколько полицейские в темно-синей форме. Дверь автомобиля открыл человек в смокинге, в чьи обязанности входило провести королевскую чету к микрофону, где ей предстояло задержаться и дать интервью.

Первым из машины вышел Джеф. Затем, изобразив на лице теплую улыбку, он повернулся, чтобы помочь жене. Она положила свою руку на его ладонь и впервые с момента посадки в лимузин сдвинулась с места. Джеф всегда отмечал, как красиво она встает с кровати, чтобы пойти в ванную после секса, или выходит из автомобиля навстречу ликующим поклонникам. Она никогда не торопилась. Возможно, это было тем немногим, что ему еще нравилось в Джоан. Она все, вплоть до измен, совершала изящно.

Крики толпы обрушились на них; люди могли прорваться сквозь оцепление, состоявшее из дюжих полицейских. Администратор вовремя взял Джоан за руку и быстро подвел к микрофону, где ведущий, некогда знаменитый актер, с подобающим почтением представил Джефферсонов.

— А сейчас перед вами первая молодая актриса со времен Мэри Пикфорд, заслуживающая титула «Возлюбленная Америки», удивительная красавица, прекрасный человек, а прежде всего — великая актриса, Джоан Уэст!

Снова зазвучали аплодисменты, крики, приветствия. Когда шум стих, ведущий продолжил:

— И ее муж, неизменно популярный Джеф Джефферсон!

Эта фраза прозвучала менее восторженно и была встречена значительно более сдержанными аплодисментами.

Почему, спросил себя Джеф, в Голливуде человека, потерявшего свою популярность, всегда называют «неизменно популярным»?

Ведущий не попытался приблизить Джефа к микрофону; все его внимание было сосредоточено на Джоан.

— Джоан, дорогая, — сказал он, хотя никогда не был знаком с нею лично, — как ты чувствуешь себя в эту волшебную ночь, когда все указывает на то, что ты завоюешь самую желанную награду? Какое у тебя настроение, милая?

— Вот что я скажу тебе, Нейл, — Джоан удалось быстро вспомнить имя экс-звезды. — Попасть в номинацию — это такая честь, о которой я даже не смела мечтать. Это стало сюрпризом, который я запомню на всю жизнь, даже если не получу премии, — выдохнула актриса, напоминавшая сейчас послушницу, дающую обет у алтаря.

«Какая чушь», — мысленно произнес Джеф.

Еще несколько нелепых вопросов, несколько неискренних ответов, и долг принцессы был исполнен. Джеф взял жену под руку и аккуратно, чтобы не помять ламе, повел ко входу в зал. Там началось нечто худшее. Когда Джефферсоны зашагали вдоль прохода, публика встала со своих мест и зааплодировала. Джоан принимала приветствия с нежной улыбкой; Джеф подвел ее к двум крайним креслам, которые обычно оставляли для фаворитов номинации.

Поскольку Джоан и Джеф прибыли в числе последних гостей, им не пришлось долго ждать начала церемонии. Президент Академии киноискусства, писатель, обладатель «Оскара», зачитал текст приветствия. Голливудский праздник «чествования мастеров кино, людей творчества и блестящих звезд» начался.

Джоан предстояло пережить мучительные моменты, предшествовавшие присуждению премий по номинациям «Лучший актер», «Лучшая актриса» и «Лучший фильм». Когда Джеф, представленный как «мужественный борец за свободу искусства, президент Гильдии киноактеров, выдающаяся кинозвезда», направился по проходу вниз, Джоан аплодировала ровно столько, сколько требовали приличия. Она боялась испортить прическу и помять платье. Она уже почувствовала появление под мышками пота. Джоан боялась, что к тому времени, когда ей придется встать и пойти за премией, на платье выступят влажные пятна. Она даже стала принюхиваться к себе — разумеется, тайком, — чтобы определить, не заметен ли запах. Она, как и звезды-мужчины, игравшие с ней, знала, что в минуты волнения от нее пахло, как в спортивной раздевалке после баскетбольного матча. Во время съемок она дюжину раз за день пользовалась дезодорантами. Собираясь лечь в постель с кем-то, включая Джефа, она проявляла особую осторожность. Сейчас она вдыхала исходивший от нее едкий запах.

Она не слушала речь Джефа и надеялась, что присуждение главных премий начнется раньше, чем пятна появятся из-под ее короткого жакета. Чем дольше читал Джеф текст своего выступления, тем сильнее ненавидела его Джоан. Наконец она стала проклинать мужа за то, что он нарочно замедляет темп речи, чтобы она опозорилась.

Когда он вернулся на свое место, Джоан злобно прошептала:

— Ты не мог говорить еще дольше?

При этом она не забыла улыбнуться.

Почему-то он обрадовался тому, что разозлил ее. Джоан украдкой сунула под жакет носовой платок.

Наступил главный момент. Только что вручили «Оскара» за лучшее исполнение мужской роли. Остались две премии — по номинациям «Лучшая актриса» и «Лучший фильм». Лауреат «Оскара» за прошлый год, знаменитый актер, зачитал список кандидатов, среди которых были Бетт Дэвис, Оливия де Хэвилэнд, Мадлен Кэролл и малоизвестная французская актриса. Когда прозвучали фамилии и названия фильмов, представитель «Прайс-Уотерхауз», чье присутствие сообщало происходящему торжественность церковной церемонии, вынес драгоценный конверт. Вскрывая его, спонсор изображал волнение. Наконец он улыбнулся и объявил ликующим голосом:

— Победитель… Джоан Уэст!

Зал взорвался аплодисментами. Джеф встал, подал Джоан руку, помог ей подняться с кресла и, торопливо поцеловав в щеку, отправил вниз по проходу к славе. При этом он мысленно произнес: «Господи! Ну и запах!»