Турецкий горько усмехнулся:

— Успел. Только они его, гады, грязью замазали. Ищи теперь ветра в поле.

— Это ты так думаешь, — загадочно произнес Меркулов.

— Что? — вскинул голову Турецкий.

Меркулов выдержал эффектную паузу и произнес:

— Твою вишневую «девятку» нашли при въезде в город. В кювете. Разумеется, пустую.

Турецкий подался вперед.

— Вы ее проверили?

— Да. Машина числится в угоне с сегодняшнего утра. Ребята просто попользовали машинку, а потом за ненадобностью бросили. — Меркулов всмотрелся в лицо Турецкого. — Кассета-то цела? — негромко спросил он.

Турецкий сунул руку в карман, вынул, разжал горсть и брякнул на стол несколько пластиковых кусочков, опутанных обрывками пленки.

— Это все, что осталось, — мрачно сказал он.

— Как? — изумленно спросил Меркулов, разглядывая кучку пластикового праха. — Что же с ней случилось?

— Бандитская пуля, Костя, — устало ответил Турецкий. — Когда нас обстреляли, я как раз держал диктофон в руке. Первая же пуля выбила его у меня из пальцев. — Турецкий усмехнулся и покачал головой. — Мистика, да? Эта кассета словно притягивает беду.

— Держал в руке, — повторил Меркулов. — Но почему в руке?

— Почему-почему… Потому что кончается на «у». Просто держал в руке, потому что так удобно. Откуда я знал, что через несколько секунд мы станем мишенью? Спасибо еще, что не спрятал эту чертову кассету в нагрудный карман. А то бы меня нашпиговали свинцом, как куропатку.

Меркулов задумчиво поскреб пальцами подбородок.

— Н-да… Действительно, мистика. Ладно, Саня, не переживай, отдадим экспертам — склеят. Возможно, все не так страшно, как кажется на первый взгляд.

— А может, еще страшнее, — угрюмо добавил Турецкий.

— Есть предположения, кто это мог быть?

— Полагаю, что это банда, на которую работал Данилов. Они за эту пленку к черту на рога полезут.

— Так ты успел ее прослушать?

— Немного. Потом началась пальба.

— И что на ней?

Турецкий нахмурился:

— Я слышал только Кожухова. Человека, к которому он обращался, звали Алексей. Что-то насчет того, что нужно свалить Панина при помощи слива компромата, и про то, что Панин очень силен.

— Не густо, — вздохнул Меркулов. — Алексей, Алексей… — раздумчиво сказал он и посмотрел на Турецкого: — Лобанов?

— Может быть.

— Ты уже говорил с Шаховским?

— Нет. Никак не могу с ним связаться. Похоже, парень меня просто динамит. Если не свяжется со мной сегодня, придется обратиться к Славке Грязнову.

— Хочешь, чтобы Грязнов вычислил Шаховского по его мобильнику?

— Да… Если ты санкционируешь.

По лицу Меркулова пробежала тень.

— Ладно. Пиши официальное требование и звони своему Грязнову.

— Спасибо, Константин Дмитриевич, — с чувством произнес Турецкий.

— Не за что, — ответствовал Меркулов и со вздохом добавил: — Ты из меня веревки вьешь.

Турецкий уже взялся за ручку двери, когда Меркулов окликнул его:

— Да, Сань, я звонил Генриху… Скажи, Данилов в своем монологе ничего не говорил об «Университетском проспекте»?

Турецкий отпустил ручку двери и уставился на Меркулова:

— О чем?

— Вернись, расскажу.

Турецкий вновь уселся на стул.

— Лет тридцать назад, — начал Меркулов, — студенты МГУ организовали что-то вроде тайного общества и назвали его «Университетский проспект». Как и полагается, они поклялись друг другу в вечной верности. Прошли годы, пацаны выросли и стали большими начальниками. Не все, конечно, но многие. Так вот, Саня, Генрих сказал, что Лобанов был главой этого общества, а Шаховской — его правой рукой.

Турецкий присвистнул:

— Вот это да! Кстати, я сейчас припоминаю, что и Данилов говорил о чем-то подобном. Сейчас, подожди, вспомню получше… — Турецкий нахмурил лоб. — Он сказал: «Вся эта московская шпана… масоны недоделанные». Да, именно так.

— Ну, вот тебе и связь. Кстати, знаешь, кто еще входил в это общество чуть ли не со дня его основания?

— Кто?

— Министр печати Георгий Полянин.

— Завертелась машинка, — вздохнул Турецкий. — Ты узнавал, кто этим делом занимается в ФСБ?

— Дело засекречено, Саня. Но оно, конечно, есть. Завтра утром я встречаюсь с одним важным чином из центрального аппарата ФСБ. Обещаю тебе, что вытряхну из него все, что он знает, чего бы мне это ни стоило.

— Надеюсь, — с ухмылкой сказал Турецкий. — Только не тряси его слишком сильно, а то столько дерьма натрясешь, что вовек не отмоешься.

— Да уж, — кивнул Меркулов, — чего-чего, а этого добра в них действительно много.

В кармане у Турецкого затрезвонил телефон.

— Да… Здравствуйте… Кто?.. Да, хотел… Разумеется. Жду вас у себя-в кабинете. Знаете, как добраться?.. Отлично… Чем раньше, тем лучше.

Турецкий отключил телефон и с усмешкой в глазах глянул на Меркулова:

— Господин Шаховской едет ко мне.

Лев Иосифович Шаховской был невысокого роста, однако строен и очень элегантен. Две большие залысины на лбу, а также внимательные, умные и быстрые глаза придавали ему сходство с ученым. Он сидел напротив Турецкого с легкой усмешкой на пухлых губах и мял в руках сигарету.

— Курите, не стесняйтесь, — разрешил Турецкий.

— Да нет, благодарю. Я недавно бросил. Теперь вот ношу с собой; чтобы снимать напряжение. Помнешь этак сигаретку в пальцах, понюхаешь ее — и вроде как покурил.

— А по-моему, наоборот — лишнее искушение. Нет их под рукой, так и не хочется. А когда постоянно таскаешь…

— Вы так думаете? — Шаховской засмеялся: — Может быть, может быть… Но мне нравится преодолевать искушение. Пока я на это способен — я все еще могу себя уважать.

Он поднес сигарету к длинному носу, понюхал ее, затем Опустил руку и взглянул на Турецкого:

— А что у вас с лицом, Александр Борисович? Вы что, попали в аварию?

— Порезался, когда брился, — холодно ответил Турецкий.

— Нужно быть осторожнее, — назидательно сказал банкир. — Если простые бритвы приносят нам столько неприятностей, что же говорить о более серьезных и опасных вещах. — Шаховской закинул ногу на ногу и сложил руки на остром колене. — Итак, уважаемый Александр Борисович, вы искали встречи со мной. Я приехал. О чем вы хотели со мной побеседовать?

— Лев Иосифович, расскажите мне об «Университетском проспекте».

— О чем, о чем? О «проспекте»? — Шаховской удивленно улыбнулся: — А что о нем рассказывать? Когда-то, лет тридцать назад, мы были глупыми мальчишками, студентами, а мальчишки любят играть в тайны. Однажды мы приехали из стройотряда, где сильно подружились, ну и решили продолжить дружбу в Москве. А поскольку в те времена еще не было всех этих танцевальных клубов, кафешек и прочих мест проведения досуга, то мы решили собираться друг у друга на квартирах. Вот, собственно, и все.

— То есть… вы собирались «на квартирах», чтобы провести досуг?

Шаховской кивнул:

— Разумеется. Зачем же еще?

— И что подразумевалось под этим «досугом»?

— Ну… — Шаховской пожал плечами: — Я уже толком и не помню. Вероятно, портвейн, танцы, беседы о литературе… Чем в то время занималась вся молодежь?

Турецкий усмехнулся:

— Ясно. — Он достал из кармана сигареты и с иронией посмотрел на банкира: — Вы не возражаете, если я предоставлю вам случай побороться с самим собой?

— Курите, курите, — с улыбкой ответил Шаховской. — Я же говорю, меня это нисколько не смутит.

Банкир посмотрел, как Турецкий закуривает, и спросил:

— Александр Борисович, а к чему эти вопросы? Ведь, насколько я знаю, вы занимаетесь убийством Кожухова. Какая тут связь?

Турецкий помахал рукой, разгоняя дым, и ответил:

— Кожухов был членом «Университетского проспекта». Так же, как и вы.

— Но ведь с тех пор столько воды утекло! — развел руками Шаховской. — Имеет ли смысл ворошить столь отдаленное прошлое?

— Поживем — увидим.