— Ты предлагаешь мне стать генеральным директором концерна? — пытаясь скрыть удивление, спросил Кожухов.
— Именно, — кивнул Шаховской. — Только не я, а один хорошо тебе известный человек, которого я уполномочен представлять.
— Ты говоришь о Лобанове? — мгновенно догадался Матвей Иванович.
— О нем, — кивнул Шаховской. — Я должен объяснять, для чего ему это нужно? Или догадаешься сам?
Лицо Матвея Ивановича стало задумчивым.
— Пожалуй, нет… — медленно проговорил он. — В свете предстоящих событий все ясно и без объяснений. — Он прищурил глаза: — Выборы, правильно я понял?
Шаховской ничего не сказал, только кивнул. Кожухов сдвинул брови и слегка прикусил нижнюю губу. Следующую минуту они просидели в полном молчании.
Обливаясь потом от волнения и жары, Матвей Иванович сунул руку в карман за платком, и его потные, подрагивающие пальцы наткнулись на твердые пластмассовые кнопки диктофона. Привычку повсюду таскать с собой диктофон Матвей Иванович приобрел лет десять назад, когда стал ведущим рубрики «слухи и их разоблачение» в газете «Российские известия». С тех пор эта привычка не раз выручала его из самых затруднительных ситуаций, а зачастую и просто спасала репутацию.
Машинальным движением, почти не отдавая себе в этом отчета, Кожухов нажал на кнопку записи. Диктофон заработал, кассета закрутилась, беззвучно, надежно, неумолимо.
Кожухов нащупал в кармане шелковый платок, вынул его и аккуратно промокнул блестящий от пота лоб.
— Надеюсь, ты не настолько наивен, чтобы таскать с собой в кармане диктофон? — насмешливо спросил его Шаховской.
Матвей Иванович убрал платок от лица и посмотрел прямо в черные, пылающие адским огнем глазки банкира.
— Хочешь — обыщи, — просто сказал он.
— Ну-ну… — Шаховской улыбнулся: — Я ведь просто пошутил. Не стоит обижаться. Итак, о чем мы с тобой говорили?.. Ах, да. — И Шаховской изложил ему свою идею относительно объединения газеты и телеканала в концерн с целью нанесения массированного удара по Президенту Панину.
Внимательно выслушав Шаховского, Матвей Иванович тихо поинтересовался:
— Насколько это серьезно?
— Очень серьезно, — ответил Шаховской. — Алексей хочет идти ва-банк. И поверь мне, у него для этого есть все основания. Страна недовольна Президентом, за последние четыре месяца его рейтинг упал процентов на двадцать, и это по самым скромным данным. После того как мы обнародуем некоторые документы, касающиеся славного прошлого нашего Президента, никто не поставит на него и ломаного гроша.
Матвей Иванович сунул руку в карман и достал сигареты. Вытряхнул одну сигарету из пачки и взял ее губами. Покосился на Шаховского:
— У тебя здесь курить-то можно?
— Валяй. Только не дыми в мою сторону — не люблю.
Кожухов прикурил от изящной золотой зажигалки и выпустил струю сизого дыма в приоткрытое окно. Сделав две-три затяжки, он выбросил сигарету на тротуар. Повернулся к Шаховскому и сказал медленно, растягивая слова:
— Опасная игра, Лева. Очень опасная. Что я лично буду с этого иметь?
— Алексей не забывает друзей, Матвей Иваныч, — в тон ему ответил Шаховской. — Кому, как не тебе, об этом знать.
— Ну да, ну да… — задумчиво кивнул Кожухов. — А как к этому отнесется Кусков? По-моему, у него сейчас большие проблемы.
Шаховской небрежно махнул ладонью:
— С ним этот вопрос уже обсуждался. Он согласен. Теперь все зависит от тебя.
Матвей Иванович почувствовал небольшой укол ревности. Значит, с Кусковым они уже говорили, но почему сначала с Кусковым, а не с ним?
— Что ж, — сказал Матвей Иванович, — не скрою, мне не нравится политика, которую проводит Панин. Но тягаться с ним — это безумие. Народ доверяет ему, а нас — по малейшему знаку Панина — он разорвет на части.
— Пока, — с усмешкой сказал Шаховской — Пока доверяет. Но когда люди узнают, что Президент жулик, ему не удержаться на второй срок. Впрочем, я не уполномочен обсуждать с тобой нюансы. Ты поговоришь об этом с Алексеем при личной встрече.
— С Алексеем? — поднял брови Кожухов. — Когда?
— А прямо сейчас. Прямо к нему и двинем, если ты, конечно, не против.
— Сейчас? — Во взгляде Кожухова мелькнула растерянность. — Но у меня на сегодня были запланированы кое-какие… — Матвей Иванович наткнулся на строгий взгляд Шаховского, осекся и кивнул: — Ты прав. Пожалуй, ради встречи с Алексеем я смогу отменить все дела.
— Вот это правильное решение, — одобрил Шаховской. — Тогда вперед?
— Угу. Только схожу за портфелем.
По дороге в кабинет и обратно Матвей Иванович обдумывал услышанное. Алексей Лобанов, ныне премьер-министр, а в далеком прошлом бригадир строительного отряда и лидер «Университетского проспекта», и в самом деле никогда не забывал друзей. Он умел платить услугой за услугу. Не в последнюю очередь благодаря этому редкому качеству он и добился таких головокружительных высот. Если Лобанов станет Президентом, а Матвей Иванович поможет ему в этом — политическое будущее Матвея Ивановича обеспечено. Но если нет… (Кожухов вздохнул.) Тогда на официальной карьере можно ставить крест. Хотя (тут Матвей Иванович вновь приободрился) всегда есть возможность уйти в оппозицию и на горбу какой-нибудь либеральной партии въехать прямо в Думу! Чем не выход?
— Ну, слава Богу, — встретил его Шаховской. — Чего там долго?
— Так получилось, — ответил Кожухов, усаживаясь в машину. — Поехали.
10
И снова встреча состоялась на даче у Шаховского.
Лобанов был приветлив и доброжелателен. Он не только крепко пожал ладонь Матвея Ивановича, но и обнял его. Затем чуть отстранился и в своей обычной манере окинул Кожухова оценивающим взглядом:
— Ну, здравствуй, здравствуй! Сколько не виделись-то? Года два?
— Четыре, — сказал Матвей Иванович.
— Четыре? — Лобанов покачал головой. — Надо же, как время-то бежит. А ты все такой же. Даже брюшко себе не отрастил.
— Условия не те. Бегаешь, как волк, то одно, то другое…
— Хорошо, что как волк, а не как заяц, — заметил премьер. — Присаживайся за стол и чувствуй себя как дома.
Старые друзья расселись за журнальным столиком. Лобанов сел в зеленое кресло с бархатной обивкой и резными позолоченными подлокотниками, Шаховской и Кожухов на такой же зеленый диванчик.
— Ну вот, — вновь заговорил премьер, — теперь можно и поговорить. Как твои дела, Матвей Иванович?
Кожухов едва заметно пожал плечами:
— Не жалуюсь.
— Матвей скромничает, — с вежливой улыбкой встрял в разговор Шаховской. — Он у нас нынче медиамагнат. Четвертая власть. — По толстым губам банкира пробежала усмешка, и он тихо добавил: — Будь она неладна.
— Мое оружие — слово, Лев Иосифович, — ответил Шаховскому Кожухов. — А нынче слово немного стоит.
— Вот тут ты не прав, — сказал Лобанов. — Я слышал, что словом можно ударить больнее, чем кулаком. — Он повернулся к Шаховскому: — Лев Иосифович, разлей нам по рюмочке за встречу.
Шаховской кивнул, взял со стола бутылку «Хеннеси», аккуратно открыл ее и наполнил пузатые бокалы золотистым коньяком.
Бывшие друзья выпили, закусили, поговорили о том о сем, снова выпили, и, наконец, разговор свернул к сентиментальным воспоминаниям.
— Ты вспоминаешь «Университетский проспект»? — проникновенным баском спросил Лобанов.
— Иногда вспоминаю, — задумчиво ответил Кожухов. — Славные были денечки.
— Да, время было веселое. А сколько надежд у нас было, сколько устремлений, помнишь?
— Конечно. Не знаю, как остальные, но ты, Алексей Петрович, кажется, достиг всего, чего хотел, не так ли?
— Не так, — сказал Лобанов. Он замолчал и пристально посмотрел на Кожухова. Взгляд его серых глаз был серьезным и сосредоточенным, как у шахматиста, который сделал ход и ждал реакции противника. — Лева рассказал тебе о нашей идее?
— Насчет объединения газеты и телеканала в концерн?
— Да.