— Видать, что-то важное, — заметил приятелю пожилой мужчина, стоявший в паре метров от ограждения. — Помню, у меня свекра обокрали, так менты два часа добирались. Приехали, посмотрели и уехали. А тут гляди какое столпотворение!
— Да, — подтвердил его собеседник. — Видать, кого-то важного шлепнули.
Мимо них прошли двое мужчин в темных костюмах, с сурово поджатыми губами. Они, почти не замедляя шага, показали милиционеру, охранявшему ограждение, темно-коричневые корочки удостоверений и проследовали дальше. Милиционер лишь растерянно посторонился.
— Фээсбэ, — хриплым шепотом произнес пожилой мужчина своему приятелю.
— Точно, — кивнул тот. — Ну, теперь заварится каша. Надо будет сегодня вечером новости посмотреть. Черт его знает, кого там пришили. Может, мы уже час как без президента живем, а?
— Типун тебе на язык! — нахмурился пожилой.
Его собеседник рассмеялся.
— Шучу, шучу! — сказал он сквозь смех. — Но посмотреть все равно стоит. Случись что с тобой или со мной — никто и не вздрогнет. А тут целый парад устроили.
— Мы с тобой простые люди, а тут, по всему видать, дело государственное, — резонно рассудил пожилой.
И был прав.
2
«Как быстро летит время. И с каждым днем все быстрее и быстрее. Когда-то год тянулся, как вечность; казалось, конца ему не будет. А как он был насыщен событиями! А тут… Утром встал, побрился, оделся, пришел на работу, просмотрел дело, расспросил свидетелей, получил вздрючку от начальства — и двух месяцев как не бывало. Жизнь состоит из череды дел, лиц, скандалов, выяснения отношений, встреч с подонками, реже — с хорошими людьми, волнений за кого-то, опасений за себя. И глазом моргнуть не успеваешь, как все это, еще вчера такое новое и свежее, превращается в древнее прошлое. Черт, как быстро проходит жизнь…»
Следователь Генеральной прокуратуры Александр Борисович Турецкий был сегодня не в духе. Два дня назад он проводил жену и дочь. Жену — в подмосковный дом отдыха, дочь — в пионерский («Или как он там теперь называется?») лагерь под Анапу. Поначалу перспектива прожить две недели без жены и вдохнуть полной грудью давно позабытый холостяцкий запах свободы обрадовала Турецкого. Но уже на вторые сутки пустая квартира, холодный ужин и еще более холодная постель стали действовать на Александра Борисовича удручающе.
«Да что со мной такое? — с негодованием думал Турецкий. — В командировках никогда такого не чувствовал, а теперь… накатило!»
Вчерашний день прошел как обычно, но вечером на Турецкого ни с того ни с сего навалилась хандра. Он ехал в мерно покачивающемся вагоне метро с недочитанной газеткой в руке и вдруг обратил внимание на то, что вся молодежь — а на этой ветке всегда полно молодежи — читает книжки. Яркие, глянцевые. Старики — те в основном прочесывали глазами газетные строчки. Реже — журнальные. Турецкий перевел взгляд на свою газетку и грустно усмехнулся. Он попытался припомнить, когда в последний раз читал книгу… Месяц назад? Или два?
«Деградирую», — уныло подумал Турецкий.
Проходя мимо лотка с книгами, Турецкий остановился и окинул взглядом все это сверкающее и переливающееся добро.
— Вам что-нибудь подсказать? — участливо обратилась к нему продавщица, блондинка с огромными серыми глазами, молоденькая, совсем еще девочка.
Турецкий улыбнулся блондинке:
— Подскажите, если не трудно.
— А вас что интересует? — затараторила девушка, блеснув белоснежными зубами. — Детективы? Фантастика? Фэнтези?
— Фэнтези? — Турецкий пожал плечами. — Не знаю, золотце. Мне бы что-нибудь интересное. Чтобы в метро читать.
— Хм. — Девушка задумалась. — Вот, — сказала она и показала пальчиком на толстую синюю книгу с золотым тиснением. «Рассказы о прошлом» — гласило название книги. — Как раз для вашего возраста, — улыбнулась продавщица.
«Для моего возраста», — мысленно повторил Турецкий. Фраза эта была неприятной. Она здорово его разозлила. С каких это пор «рассказы о прошлом» стали иметь прямое отношение к его возрасту?
— Спасибо, — с холодной усмешкой поблагодарил Турецкий. — А можно посмотреть что-нибудь, что соответствует вашемувозрасту?
— Пожалуйста. — Девушка вынула из стопки небольшую книжку и протянула ее Турецкому: — Вот. Это латиноамериканский автор. Творец новой мифологии.
— Творец мифологии? Это как раз по мне.
— Вы любите мифологию? — улыбнулась девушка.
— Не особо. Но по долгу службы мне приходится иметь дело с теми, кто ее «творит». Сколько стоит это удовольствие?
— Сто двадцать рублей.
— Не слабо.
Турецкий достал бумажник, вынул сотку и два червонца и протянул их девушке.
— Читайте на здоровье! — пожелала она, пряча деньги в кармашек синего форменного фартука.
Тут к лотку подошли два молодых парня с какими-то дикими начесами на головах и с серьгами в ноздрях, и девушка переключилась на них, потеряв к Турецкому всяческий интерес.
«Ноздрю, что ли, проколоть?» — меланхолично подумал Турецкий.
Вечером, перед сном, Турецкий взялся за чтение. Однако дальше предисловия он не пошел. Писатель, бородатый латиноамериканский мужик лет пятидесяти, поучал его, Александра Борисовича Турецкого, как ему найти цель в жизни, как правильно, не сбившись, пройти свой путь, какое тайное послание искать в книге и как ее правильно читать. Делал он это с таким пафосом, словно примерял нимб на свою плешивую башку. Но нимб писателю явно был не по размеру.
Вначале Турецкому стало смешно, потом скучно, а под конец — и вовсе грустно. «И такую чушь читает нынешняя молодежь, — подумал он, тщательно прицелился и запустил книжкой в урну, стоявшую у письменного стола. — Нет. Все-таки у зрелого возраста есть свои преимущества».
Ему вдруг вспомнилась девушка-продавщица, такая тоненькая и изящная, с такими огромными серыми глазами. Красивая девчонка. «Дуралей, она ведь годится тебе в дочери», — саркастически сказал себе Турецкий. Он стал припоминать женщин, которые у него были. Молодые, зрелые, блондинки, брюнетки… Иных он почти уже и не помнил. Другие вызывали у него усмешку. А ведь когда-то, в юности, он готов был отдать полжизни за то, чтобы красивая девчонка легла с ним в постель. Вот и отдал…
Впрочем, их было немало, этих женщин, и Турецкий вполне мог чувствовать себя удовлетворенным. Как бы неумело ни строил он свою жизнь (а Александр Борисович вовсе не был уверен в том, что жизнь его была построена неумело), в ней, в этой жизни, было много хорошего, и даже прекрасного. Любовь, дружба, уважение коллег, удовлетворение от хорошо сделанной работы — все это было. Было…
Уснул Александр Борисович успокоенным, но на утро старая хандра вновь в полный голос заговорила о себе.
Секретарь Меркулова Клавдия Сергеевна кокетливо улыбнулась Турецкому и поправила выбившийся из прически локон.
— Ах, Александр Борисович! — зазвенел ее голос. — Легки на помине. Проходите в кабинет, Константин Дмитриевич вас ждет.
— Спасибо, Клавочка, — ответил Турецкий и зашагал к кабинету, но вдруг на полпути остановился, обернулся и внимательно посмотрел на Клаву. — Клавдия Сергеевна, — нахмурившись, произнес он, — что с вами?
— А что со мной? — встревожилась Клава.
— Ваше лицо, — так же хмуро сказал Турецкий. — Вы видели его сегодня?
Клава испуганно вскинула руки к побледневшему от страха лицу:
— А что с моим лицом?
Турецкий подошел к столу секретарши, нагнулся к Клаве, улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и сообщил ей доверительным шепотом:
— Оно прекрасно!
После чего со смехом прошествовал в кабинет начальника, оставив бедную Клавочку в странном состоянии — гремучей смеси из удовольствия, смущения и негодования.
— Ну, и как тебе без жены? — с ехидцей в голосе встретил его Меркулов. — Живется-можется?
— Живется, — угрюмо ответил Александр Борисович. — Но не можется.
— Чем занимаешься вечерами?
